Движение порождает хаос. Путешествие сулит большие хлопоты. Когда тебе за тридцать личная жизнь начинает вибрировать. В голову лезут мысли о гормональных сдвигах и усыхающем коллагене. Спринтеру вредно тренировать выносливость. Это может ухудшить его максимальную скорость на стометровке.
Есть люди 2-х типов. Одни со спринтерскими качествами, другие - наоборот, с выносливостью в ущерб скорости. У меня все еще достаточно сил, чтобы просочиться сквозь сито предварительных забегов. Их не хватает на последнее финальное ускорение. Когда Kenenisa Bekele бежал свои 5000 за 12.37, ему было 22 и он делал круг ровно за одну минуту. Мне уже 39. За это время я нарезала по жизни такое количество кругов, что не снилось даже ямайскому болту , самому быстрому человеку в мире. Бекеле – приятное исключение, хотя и, безусловно, принадлежит ко второму типу. Каждые 800 метров он пробегал за 2 минуты, а это - несбыточная мечта для многих, кто считает, будто у него хорошие спринтерские качества. Мужики - известные рекордсмены на длинные дистанции.
Все дело в мышечных волокнах. Они бывают белыми, красными и промежуточными. Большинство женщин состоит из спринтерских волокон, которые попросту не могут стать стайерскими. Изнурительные тренировки могут лишь немного отклонить промежуточные - в ту или иную сторону. Получается неизбежный театральный романс "Проходит все" (соч. 26, слова Ратгауза). Его надрывный тон вызывает надлом мещанского сознания. Его музыка перерастает расхожий замысел Фета и волнует меня несказанно. Мятежные порывы, эрекционные доминанты, композитор, чувственно перебирающий густые волосы таинственной незнакомки – завораживающее действо.
Наберись же мужества, приказала я себе. Наберись и уложи пластиковый баул, - тот самый, гулкий, розовый, купленный в Египте по какому-то, мать его, случаю. Романсы и филармонии будут еще долго радовать тебя на пенсии. Не лучше ли забить на Рахманинова и устроить своей девочке глубокую качественную дефибриляцию?
Я допила пиво и вспомнила о Наташке Шубиной. Сыновья наши дружили со второго класса, но между нами то и дело возникал ее хмурый приживал Славочка. Уходил, приходил, закатывал сцены, требовал борща, глаженых рубашек, отчетов за каждую копейку. Ревнивый бурундук получил служебное повышение и превратился в без пяти минут леопарда. Его перехватила юная угреватая прошмандовка из Владимирской области. Наташке досталась трехкомнатная с двумя разнополыми детьми, недорогой ремонт и монументальный китайский телевизор.
- Натуля, мы едем в Хельсинки, - мурлыкнула я, блюдя традиции русской протяжной песни.
- Ого, супер. Почему не в Рио?
- Далеко, душно и дорого. Карнавалы хороши на рекламных постерах. Я не поклонница мелких фрикций в ритме босса. Мне нужен густой виолончельный смычок.
- И ты не хочешь поискать его здесь, в Петербурге?
- В этом городе предпочитают конский волос белого цвета. Черный груб по своей структуре. Это способствует большему трению, большей мощи, большей вибрации. Он идеально подходит для моего инструмента.
- Но куда же я дену Павлика? – защебетала эта глупая лошадь с печальным лицом. – Светочка с ним не останется. После того, ну, ты знаешь после какого случая...
Последовало длинное былинное эссе о противостоянии шестнадцатилетней дочурки и сына-тинэйджера.
Есть много звуков в сердца глубине, подумалось мне в момент прослушивания сто тридцать первого варианта этой истории. Младая жизнь шумит, дерзит… проходит.
- Её бой-френд Максим сцапал в коридоре мастурбирующего Павлика…
- Который скважины замочной смятенно мерил глубину? Браво, подруга. Полагаю, Светочка несколько замкнулась в себе, не так ли?
- И вынесла личную жизнь за пределы общей жилплощади!
Вот так и возникают первые творческие расхождения между матерью и дочерью. До чего же ты хрупок, интерактивный мир подрастающего поколения.
- Ладно, я поговорю с мамой. Покинем, милая, шумящий круг столиц, к чему нам усмирять блаженные порывы…
- Вот и заебись, - обрадовалась любительница камасутры и Хессайона. – У меня триста евриков прикоплено. Как поедем? Поездом или автобусом?
2. Старт
Отправлялись традиционно, от гостиницы «Октябрьская». Её креативное название служит прекрасным напутствием для любого россиянина. Еще в полях белеет снег, а воды уж весной шумят…. Природный феномен, замеченный Тютчевым, указывал на безусловную неотвратимость возвращения.
- … всё та же ночь, всё тот же мрак унылый, - прошептала я, умащивая попку на стылом и жестком сидении.
- Лен, с тобой все в порядке? - поинтересовалась моя спутница, благоухая оптимизмом и свежим алкоголем.
Я одарила хабалку неприязненным взглядом и отвернулась к окну.
Ближе к Выборгу потянулись рыжие карельские валуны, вязанки кругляка, киоски погранконтроля. Субтильные мальчики носили рязанские ушанки и поносные ватники. Они дрожали на ветру, испуская хрипы, сопли и классовую ненависть.
Я еще раз оглядела свои идеальные ногти; на мгновенье захотелось почувствовать себя одиноким серийным убийцей.
Мама кричала до глубокой ночи. Резала правду-матку насчет самцов, девичьего гонора и матриархального прозябания. В дверь украдкой заглядывал сын Денис и тихо клянчил деньги на «Аватара».
- Ты все еще интересуешь его как копилка, - заметила мама. - Иные времена не за горами. Об этом следует помнить.
Приятно расчесывать волосы, зная, что каждым твоим движением искренне любуются. Работа приучает к сдержанности. Клиент должен получить максимальную порцию ультрафиолета без риска ожога, независимо от настроений администратора. Человечество старательно упрощает жизнь. Не хватает бабла на теплые страны? Загорай прямо здесь, в городе, когда на улице идет снег и дует штормовой ветер. Представь, что ты в Майами. Давай-ка попробуем наебать матушку-природу, а после все вместе посмотрим на результат, ё?
Размышляя о своем, мы незаметно заехали в Хельсинки. Шубина жмурилась, рассуждала об архитектурных особенностях Сенатской площади и незаметно щупала себя за соски. Потом нас высадили у отеля.
- Насытим уходящие мгновенья?
- Ага…
Подруга вцепилась в мой рукав и замерла посередине коврового подиума.
– Ух, ты, класс. Лен, и все это стоит восемьдесят оро?
- А то! Мы будем жить средь красоты, любви и сумерек постельных, писать порочные холсты мазками красок акварельных…
- Акварельных?
- Ну да. Настоящее сочное масло давным-давно растрачено непонятно с кем и не пойми куда. Загляни в ближайшее зеркало: палитры задубели, краски усохли.
- Лен, не говори гадости.
- Ничего, размочим. Надеюсь, вискарь у тебя?
3. Уж такая доля мне выпала…
Перед поездкой я успела сделать air-art, - суперская вещь. Вначале на тебя распыляют экстракт сахарного тростника. Тело сразу же начинает темнеть, а на следующее утро становится похожим на пеночку латте. Человек обожает солнце. Стремительное развитие сан-студий - главное тому подтверждение.
Я работаю в солярии. Думаю, вы уже догадались об этом. Дирижирую сеансами облучения, создаю загорелый целлюлит, независимо от жирности, влажности или пигментации. Рисую смуглые личики, которые, собственно, и выделяют настоящих самок из мрачной толпы бесполых андроидов.
Работенка не из тех, о которых мечтаешь в детстве. Звонки, клиенты, поставщики, касса, два через два, с девяти до одиннадцати. Из позитива отмечу халявный маникюр, скидки на SPA и нашего директора Геннадия Степановича. Не мужик, а розовая мечта любой разведенки: стройный, пластичный, ухоженный. Одет безукоризненно, ездит на Х5. Вежлив, умен, внимателен, а ведь известно, что мозг – самая сексуальная часть мужчины. Его можно ебать долго и с удовольствием.
Я принялась клеить Геннадия Степановича. Приходила к 8-ми, занималась никому не нужными делами, придиралась к маникюршам и массажисткам. Мы много разговаривали. О продажах, абонементах, коэффициентах и показаниях счетчиков. Наконец ЭТО свершилось. Был конец рабочего дня. Я задержалась, протирая солярий. Неожиданно шеф распорядился не выключать сауну.
- Как обстоят дела с записью на массаж? - спросил он, приблизившись ко мне вплотную. – Могу ли я попросить вас об одолжении, Елена Владимировна?
Наш роман получился коротким и пронзительным. После трехдневной поездки в Комарово Геннадий признался, что любит свою дочь и никогда не уйдет из семьи. Я заплакала и простила этого прямого и честного человека. Женщина никогда не знает, чего, собственно, хочет, но не успокаивается, пока этого не добьется.
- Звонила домой? Как настроение?
- Погоди, мне нужно сделать запись в своем ЖЖ…
Подруга увлеченно лупила по клаве обеими руками.
- Слышь, мать. Я одеваюсь и ухожу в клуб.
- В клуб?
- Джаз-клуб Storyville. Шикарное место. Принадлежит министру финансов Финляндии.
- Лен, вот послушай. «Я сразу заметила изменения в его гардеробе и насторожилась: муж старался не для меня, для кого-то другого, третьего, мерзкого. Кто же ты, коварная разлучница, прошептала я, сжимая маленькие нежные кулачки. Соседка? Подруга? Коллега? Обычно, мужчины изменяют с теми, кого хорошо знают. Думаю, на это способны многие мои знакомые…»
- … смотря по какой схеме они работают.
- А? Что? Что ты этим хочешь сказать?
- Хочу сказать, что тебе, как образованному человеку, чистота русского языка глубоко по хую.
Так происходит в жизни: учишься в музчилище, подаешь надежды. Выходишь замуж, рожаешь, а после собираешь простыни для сауны, - хочется назвать происходящее «нескончаемой русской песней без слов». Примером может послужить романс "Полюбила я на печаль свою" (соч. 8, слова Шевченко). Его причитания, плачи, распевы и вокализы прекрасно иллюстрируют бесконечную драму одинокой женщины на блядках.
В лифте к нам привязался очередной русский парняга.
- Девочки, милые, вы такие клевые, - он силился выглядеть молодым и напористым. Его немного портили бегающие глаза и волосатые ноздри.
Наташка хихикнула. Я быстро встала между ними. Мне не впервой договариваться. Гантели, коврики, напитки, спортивное питание – все это закупает администратор.
- Расслабься, дорогой, - я охлопала ковбоя промеж боковых складок. – Твой поезд давно ушел…
Лицо парня сморщилось. На нем появилось затравленное выражение.
- Но ты, бамбино, все еще можешь его нагнать…
Кабина замерла в невесомости. Раздвинулись двери, звонок возвестил о начале третьего акта. Драматическим центром произведения, как правило, является именно третий, заключительный куплет.
- В том случае, если постараешься. У тебя есть Мазератти?
Горжусь своим нестандартным мышлением. Задавая себе вопрос «почему», я немедленно нахожу ответы, которые ставят под сомнение традиционные тренировочные методы. Сила против выносливости. Гибкость против массы. Все говорили, что победит чемпион мира, американец Tyson Gay. Многие, включая тренера Гленна Миллса, в открытую называли Болта бездельником и выскочкой. После финиша Болт целых полчаса бегал по стадиону, размахивая кислотным флажком, - кривлялся на камеру, - а сраженный Тайсон Гэй даже не попал в финал чемпионата. Ищите тренера, девоньки, ищите правильного тренера.
Мы пересекли холл, поприветствовали смуглолицых коридорных в бордовых штанах. Они оформляли витрину с газетами и задумчиво смотрели на нас.
4. Эпизод 1
Мелодия романса зарождается из простейшего интонационного ядрышка. Варьируя этот незамысловатый мотив, композитор создает широкие образные построения, которые приводят к мелодической вершине, апофеозу, оргазму, кульминации.
Наше дефиле по проспекту Маннергейма, подобное затянувшейся мастурбации, было пронизано снегом и музыкальной чувственностью. Мысли роились, путались, насыщаясь характерными деталями поэтического содержания.
- Мы молодой весны гонцы…
Хотелось петь, кричать, нет - ОРАТЬ во весь голос. Меня беспокоил набухший клитор. Я всегда нервничаю в подобных ситуациях.
- Она нас выслала вперед…
Приблизившись к заветным дверям мы заглянули внутрь. Там было классно и накурено, потом послышались шаги.
- Леди, прошу вас.
Мне нравятся мужчины в смокингах. Классический крой способен превратить в джентльмена даже гориллу.
- Нам, наверное, вниз?
- Да, если вы пришли на концерт.
- Концерт? И кто выступает сегодня?
- Pentti Mutikainen и его группа. Восемь евро за вход.
- Похоже, мы попали на распродажу?
Зал оказался обыкновенным подвалом красного кирпича. Столик дребезжал и шатался. Мы нагрузили его пивом и виски.
- Видишь того, кудрявенького?
Шубина скосила глаза и отхлебнула из высокого стакана. Её нетрезвые фразы непринужденно переливались. Вокруг громыхал финский гогот и нескончаемый рокабилли.
- Этот? Похож на пидара.
- Вовсе нет, загорелый, стильный, нахрапистый…
- Послушай, если он так хорош, иди и действуй.
- Тебе не нравится?
- Не знаю, не пробовала.
Я пробралась к стойке, заказала сотку и Fingerfood Plate за девять евро. Ребята из группы с непроизносимым названием запели Don’t Be Cruel. Стены затряслись, роняя фотографии с изображением саксофонов, кларнетов и труб.
- Why are you crying?
- I`m sad…
Он улыбался, блестел абсолютно лысым черепом и казался милым.
- What`s the matter?
Прежде чем ощутить глубину, обратите внимание на мелкие детали. Я осмотрела его руки, свитер, Rolex, зубы. Они создавали видимость здоровья и преуспевания.
- It`s my husband… he`s gone!
Мой голос задрожал и совершил раскованную модуляцию. Мы посмотрели друг на друга и решили выпить, во избежание атональных отклонений. Ребята не успели продвинутся далее When My Blue Moon, когда наши отношения с Микки логично переросли объемы стандартной порции.
- Т-ты… ты очень к-крас-с-сивая, п-просто с-с-с-у-пер, - бормотал финский колосс, узминая мою задницу. Я хохотала и водила пальчиком по его гладкой лысине. Лысина блестела от возбуждения.
-
О-о-о, детка, поедем ко мне. Не думай ничего дурного. Просто посидим, выпьем, послушаем музыку. Тебе нравится Marko Haavisto?
Я закинула одну ногу на другую и стала покачивать ею взад-вперед.
- Не понимаю, что ты в нем нашла. Полное ничтожество, - заявила появившаяся Шубина.
- Вот как?
Парень был хоть куда, а реакция Шубиной служила прекрасным тому подтверждением.
- Я уезжаю.
- С ним?
- Предпочитаю идти вперед. Хотя бы потому, что все обсуждают меня за спиной.
- Ты очень агрессивна, очень. Кажется, ты меня ненавидишь?
Я продолжала покачивать ногой.
- Оставляешь меня здесь, одну. Это нормально? Так поступают с близкими подругами?
- Встретимся утром, на завтраке.
Левая рука Микки утонула под моей юбкой. Шубина посмотрела на танцующих. Зализанный певец смело выбрался за рамки пентатоники. Наступила драматическая кульминация, переходящая к сжатой коде-репризе.
- Лен, этот кудрявый смахивает на пидара, - сказала Шубина.
5. Утро
Я встала. Микки лежал и смотрел, как я брожу по комнате. Хорошенькая такая, славненькая квартирка. Стены белые, полы синие. За окошком – очищенная от снега стояночка. Такая же миленькая и аккуратненькая. Две комнаты, одна из которых когда-то была детской. На кухне – пластиковые пеналы, кофеварка, коробки с неиссякаемыми хлопьями. На стене – крупная фотография мордастой женщины с финским лицом. Прикончила не меньше десятка отличных мужиков, готова поспорить.
- Жена?
- Ага, бывшая…
Микки виновато застыл в дверях.
- Что, забрала ребенка?
- Имела право, - Микки хмыкнул и полез в холодильник за пивом. – Закон на ее стороне. Будешь? – он протянул запотевшую банку Карлсберга.
- Спасибо, не похмеляюсь.
- Сварю тебе кофе, - он засуетился, распахнул хрупкий шкафчик. – Я немного выпивал. Не хулиганил, не делал ничего особенного. В нашей стране это страшное преступление.
Уселись в кресла, закурили. Микки заботливо пододвинул мне пепельницу.
- Не знаю, чего ей не хватало. Просто взбесилась, вот и все. У нее реально поехала крыша. Вызывала полицию, жаловалась соседям. Потом забрала сына и отвалила.
- Ее проблемы состоят в том, что она считает себя молодухой. Когда-нибудь ей стукнет пятьдесят. Она станет курить, делать химию, клеить на пальцы акриловые ногти и говорить низким голосом. Это не спасет и вскоре она превратится в злобную старуху из супермаркета, которая таранит молодых девушек своей тележкой с крабовыми палочками.
Помолчали. Кофе выглядел божественно и пах ничуть не хуже.
- Слушай, я тут подумал, почему бы нам не продолжить?
- Трахаться?
- О, нет, я хотел предложить совсем не это.…
- Но и это, конечно, тоже, - я рассмеялась. – Ты мне нравишься. Ты очень смешной.
Он и вправду был ничего. Совсем не то, что последний из моих мужиков, написавший о себе «писатель, философ, образование высшее военное». Я решила, что потрахаюсь с ним еще несколько раз. Мне нравилось так думать.
Кровать раздвигалась и пружинила, словно клейкий батут паучка-крестовичка. На ее дорогостоящей поверхности задорно билась прекрасная муха-цокотуха, - увлеченная, соблазненная и счастливая. Жилистый скандинавский поршень действовал легко и спокойно. Его проникновения разрывали на части, заставляли стонать, молить о помощи.
- Экий грибок-боровичок, - умилилась я, облизывая натруженную плоть чародея. – Ни в сказке сказать, ни перышком запротоколировать…
Микки откинулся на спину. Он был готов шпарить все дальше и дальше. Натягивать, ебошить, драть, давать дрозда и шороху, ставить раком и потчевать старомодными фрикциями догги-стайла. Затем настало время тихих стонов. Мы сбавили ход, пробежали немного еще – в среднем темпе. Ему недоставало лишь одного – инстинкта убийцы. Он был слишком милым, а, как известно, такие парни на финише приходят вторыми.
Из моря смотрит островок, его зеленые уклоны, украсил трав густых венок, - фиалки, анемоны…. Горькое осознание потери, стремление к новому и, большому, - таковы были мои утренние настроения, девочки, и для понимания их физиологии не требуется изучение творчества Рахманинова.
- Мне пора.
Я села, потянулась за колготками.
- Уходишь? ОК, вызову тебе такси.
- Спасибо.
Я подошла к зеркалу. Я выглядела как величайшая блядь всех времен и народов.
– Я увижу тебя еще? – спросил Микки.
- Не думаю.
Приехало такси, - серебристая тайота-королла с бородатым дедушкой за рулем. Я велела ехать к ближайшему магазину ALKO.
Что важнее: быстрота или выносливость? Мне все еще предстояло обдумать это как следует.
6. Подруги
Глаза Шубиной прикрывали темные очки. Опухшее лицо растеклось и теперь лоснилось на подушке эдаким желтовато-пористым блином. Кобылка выглядела неприветливо, а смотрелась неописуемо.
- Маешься? - Я представила перед собой одного из поставщиков и заговорила с нею ровно и дружелюбно.
- Иди на хуй…
- Только что оттуда. Вставай, нужно поправить здоровье.
- Не желаю с тобой разговаривать! - Шубина накрылась с головой и застонала.
- Как знаешь, - я разгрузила пакеты, достала ветчину, минералку, Джима Бима, зажгла сигарету и отхлебнула из стакана.
- Ты все еще можешь со мной выпить.
- Выпить? Я тебя ненавижу! – завопила Шубина. – Ненавижу гомосеков, алкашей и предателей!
Ее лицо напоминало пакет из супермаркета, набитый отбивными, творогом и красным луком.
- Хорошего человека найти трудно, особенно в наше время.
- Как ты могла? Как ты могла так поступить?
- Выпей еще, Натусик.
- В голове немного шумит. Я не привыкла начинать в такую рань.
- Нормально. Гуляем до 10-го.
- Как все прошло?
- Грустная история.
- Наеблась, а теперь приехала вешать лапшу на уши?
На Шубину снизошло вдохновение, перекошенное лицо разгладилось, пакет из супермаркета сдулся и опустел.
- Из-за тебя я напилась как свинья. Не помню, как оказалась в номере…
- Сначала напиваешься, потом – ищешь причину.
- Понимаешь, каково мне? Этот сукин сын меня бросил! Раскланялся, чмокнул в щечку и был таков…
- Продолжай в том же духе и станешь зеленой в синих подпалинах.
Шубина зарыдала. К середине романса от основной темы отделилась задушевная мелодия «сижу тихонько я в стороне», развернулась, зависла и пролилась крепким сорокоградусным дождем, поддержанная красивым инструментальным наигрышем извне.
- Не обижайся, Наташ. Я личность творческая. Хочу - творю, хочу – вытворяю…
Она встала, ушла в ванную. Я слышала, как ее вырвало. Потом зажурчала вода. Было 12 часов по Хельсинки.
- Надо выпить еще.
- Спустимся в бар?
Предпочитаю выпивать с подругами публично. Это помогает избегать просмотра семейной хроники. Шубина натянула облегающие штаны, вздыбила волосы. Она выглядела обновленной и вела себя предсказуемо как реприза. На барной стойке лежали рекламные брошюры с расписанием массажей и саун. Мы отодвинули макулатуру в сторону, заказали выпивку.
- Рассказывай, Лен.
- Секс – тонкая материя…
- Лен, на выебывайся, я еще тебя не простила.
- Это как на работе. Ведешь кассовую книгу, сдаешь, получаешь, пишешь…
- О чем?
- О деньгах, конечно. Тонкости с деньгами. Пробиваешь ты их по кассе или нет. От этого все и зависит…
- Дальше-то что?
- Ебля с Микки прошла мимо кассы. Теперь понятно?
7. Эпизод 2
Для поддержания общей формы спринтеру необходим бег на средние и длинные дистанции. Это улучшает психологическую подготовку, добавляет бегуну уверенности в собственных силах. Шел снег. За окнами билась белая муть, царапая стекло мелкими алмазными коготками. Я решила продолжить забег. Отказ от спринта грозил снижением уровня эндорфинов.
- Ну и холод. Вся жопа в мурашках! - поведала Шубина через варежку.
- Рада, что в тебе есть хоть что-то чувствительное.
- Слушай, Лен, говорят, что в любви, как - на войне. Все средства хороши, так?
- Разрабатываешь новую стратегию?
- Угу, антивозрастной уход за кожей в деликатных зонах…
Мы зашли в торговый центр Kamppi, поднялись на шестой этаж, облегчились на двести евро. Шубина дернула в туалет. Затем вернулась и продолжила шествие, ослепляя ярко-красными губами встречных и поперечных.
- Знаю одно славное местечко, недалеко, напротив Сокоса. Классная атмосфера, классная водка, классный бармен. Делал бесплатные коктейли, строил глазки, я была холодна и неприступна.
- Почему?
- Не понимаешь? Он же бар-мен!
- В тебе есть мораль, принципы и идеалы. Я всегда об этом догадывалась.
Кафе называлось Java, - наверх вела узкая железная лесенка. Стоящие сверху дожидались подымающихся снизу. Это напоминало броуновское движение. За столиками сидели пригорюнившиеся финны. Они кушали бизнес-ланч и переговаривались лающими голосами, - не знаю, сколько это продолжалось.
Обед подошел к концу. Бармен выбрался из-за стойки, засмотрелся на мои ноги.
- Твое платье, - сказала Шубина. – Оно довольно короткое.
Бармен смотрел не переставая, - высокий, смуглый, коротко стриженый. Музыкальная форма тяготела к бесконечной композиции Wake The Fuck Up.
- Господи ты боже мой, меня трясет…
- Прости, лапа. Я пошутила.
- Мне не нравятся такие шутки.
- Эй, парень, у тебя виски не найдется?
- Скотч, - он запустил руку в мотню, побренчал мелочью. Пожалуй, там могло поместиться достаточное количество лобковой плоти. Данный тип мужчин мне хорошо знаком, я узнаю его тотчас как увижу.
- Друг мой, леди желают крепкого.
Бармен вынес бутылку и два стакана. Мы смешали скотч с водой.
- У вас хорошее лицо, - бармен направился к холодильнику, отыскал банку пива и подсел к столу.
- Видишь, - заметила Шубина, отхлебывая, - он тебя выбрал.
- Бля, значит, я могу больше не работать?
- Красивое платье, глаза, фигура. У вас отличная фигура!
Бармен не задумываясь пёр к заветной цели. Ему не хотелось спать в одиночестве. К тому времени мне осточертели бары и благополучные финские парни, которые знай сидят и надеются, что найдется глупая русская баба, которая их полюбит.
- Говорит все больше про глаза, а сам на ляжки уставился, - Шубина погрозила бармену пальцем, - ути, сладенький…
- Допивай, нам пора.
- Почему? Ты совсем не против с ним поебаться.
- Замолчи.
- Не против, не против, я вижу…
- Бедная девочка. Кажется, тебя уже никогда не трахнут…
Хотелось ей хорошенько заехать. Так, чтобы упала во весь рост, прямо на пороге и кому-нибудь пришлось отодвигать её бесчувственное тело в сторону. Но я просто спустилась вниз по лестнице, - увлекательная прогулка по скрипучей штуковине, пахнущей ржавчиной и кислятиной.
В вестибюле стоял автомат с презервативами. Я прислонилась к телевизору. Мне было нехорошо, хотелось плакать. Раньше я постоянно спрашивала себя: почему, почему, почему? Со временем мне это настопиздело и теперь я больше ни о чем себя не спрашиваю.
8. Травиата
Посещение театра – совсем не то, что сбегать в магазин за пивом. В Хельсинки имеется настоящий оперный театр. Большой, красивый, свободный от российских туристов. Я подумывала выпрыгнуть из окна, но вместо этого сменила прикид и спустилась вниз по Helsinginkatu.
Стекляшка производила впечатление. Подсветка, парковка, тихая музыка, сквозь прозрачный пузырь над входом просвечивал зеленеющий гербарий зимнего сада. Цена оказалась демократичной – 44 евро, ха! Менеджмент хлопает ушами, ясное дело. Сколько же тогда должен стоить билет в марьинку, с ее самоварной позолотой и злыми бабушками в пыльных пиджаках?
Публика обживала фойе, тянула коктейли, знакомилась с бесплатными программками. В углу обнаружилась тихая очередь из желающих сервировать столик в антракте. Я чувствовала, что схожу с ума: никто не спрашивал билеты, не торговал биноклями, стояли кулеры с питьевой водой.
Лифт переместил меня на второй этаж и там был ресторан. Итальянцы кушали икру, запивая ледяной водочкой Koskenkorva. Я расположилась за ними в компании пива и жаренной колбасы, с грустью в глазах и серебристым клатчем от Prada, купленным еще до развода.
Потом появились новые люди. Они всё поднимались и поднимались. Огромный бородач при бабочке, белозубые африканские эмигранты, студенты, профессора, лавочники, мастера по ремонту стиралок, - целыми толпами. Некоторые были без галстуков. Они уселись за свободный столик.
- Не хотите ли немного виски? – предложил один из них; седой, улыбчивый, его звали Харви.
- Для этого вы немного староваты.
Он уселся на место и принялся теребить свою манишку. Я немного послушала, как они едят. Звук был такой же, как на обеде в турецком отеле.
- Вы в самом деле ничего не хотите?
- М-м-м…
- О, для вас я бы сделал все что угодно…
- Например?
- Отвез на Бали.
- Ого.
- Или на Мальдивы. Соглашайтесь, леди, прошу вас.
- Да вы шутник, Харви.
- Натуральный загар пойдет вам на пользу. Изменится кожа, ногти, волосы. Вы будете выглядеть божественно. Вы и сейчас выглядите божественно, но ваш загар искусственный. Вы загораете в солярии. Глупое занятие, поверьте…
- Это поразительно, — сказала я, подымаясь, – мне надо идти. Встретимся на следующем представлении.
После недолгой увертюры на сцене выстроили роскошный салон. Массовка пела, плясала, звенела бокалами, делая вид, будто хлещет шампанское. Итальянский Альфред признавался в любви и нежно ухаживал за проституткой Виолеттой. Все по очереди восклицали: «Un di felice eterea!». «В тот счастливый день», растолковывал английский подстрочник. Все шло своим чередом: альфонс медитировал в саду, папаша Жорж призывал к целомудрию и воздержанию, Виолетта рыдала и тихо продавала вещи.
В антракте я опять увидела Харви. Он выглядел пьяным и потухшим. Сквозь морозные стекла просачивался свет фонарей и падал на стакан в его руке.
- Как насчет тропиков? – спросила я, подбрасывая в руке апельсин.
Апельсин сверкал и вращался.
- Да, – сказал он, - здорово ты меня. Мне нравится.
- Ладно, забудь.
- Мое бедное счастье!
- Вы меня с кем-то путаете.
- Элен, я банкир и никогда ничего не путаю.
- Что это вы пьете?
- Это, – ответил он, – нечто обратное от алкозельцера.
Мы решили пообедать. Каждый заказал себе водки. Мы пили и целовались, пока остальные дослушивали сиквел «Дамы с камелиями».
Никто из нас не произнес ни слова, пока мы не доехали до стоянки в районе Эйра.
9. Пятьдесят баксов в день плюс комната и содержание
В структуре ночных забав угадывалась простая двухчастная форма. Мы совершали большой уморительный круг и падали на постель, содрогаясь от бесконечных хлопков фотофиниша. Харви демонстрировал юношеский напор, меняя тональности и фактуру сопровождения. Смычковые вибрации, - густые, хриплые, - с широкими интервалами и острыми задержаниями в кульминации, звучали свежо и чисто. Исповедальная диатоника Кобзона на фоне суетных притопов Газманова.
- Хочу выпить, - пискнула я достаточно жалобно, - ноги отказывают!
Он принес сыр, стаканы, разлил вино.
- Садись.
- Погоди, я сейчас…
Его ванна была выложена яркой плиткой в мексиканском стиле. Я посмотрела в зеркало; обычно я себе не нравлюсь. Сегодня все было не так, все было супер, невероятно и по-другому.
- Ну, как тебе? – Харви разложил ломтики сыра веером, добавил виноград, орехи, несколько зеленых оливок.
- Великолепно. Твой смычок номинирован на Оскара.
- Как насчет нового саундтрека? Гонорар – пополам…
Что нужно для того, чтобы стать великим бегуном на выносливость? Конечно же, природный талант, но еще более – настоящий мужской дух. Сексуальный драйв, который подстегивает, зажигает и вовлекает. Мы снова оказались в кровати. Барахтались, курили. Харви налил еще по бокалу – отличное вино, французский вариант Кьянти.
- Нравится моя квартира?
- Очень. Я немного выпью, ты не против?
- Делай что хочешь.
- Где твоя жена?
- В Америке.
- Далеко…
- И это радует. Расскажи о себе.
Я слегла на подушки и, кажется, что-то рассказала.
Ресторанчик «Karjala» оказался мрачным чопорным заведением с крохотным баром и таким же количеством посадочных мест. Почти все они были уже заняты к нашему приходу, - пенсионеры съехались со всех концов света.
- Я хочу, чтобы ты жила со мной, - сказал Харви.
- Давай закажем, бабушка ждет.
Пожилая хозяйка в очках держалась очень прямо.
- Ладно, я буду баранину с розмарином.
- Готова быть покорным розмарином при твоей толстой баранине.
- Как?
- В русском языке слово баранина имеет множество значений.
- И что?
- Ничего, проехали. Пожалуйста, эскалоп и бокал вина, - я ткнула в меню пальцем.
Хозяйка кивнула. Харви тоже.
- У меня есть кое-какие деньги, Элен.
- У тебя есть жена, дети и почтенный возраст.
- Да, но не только. Если бы мы жили вместе…
- Мы бы перестали трахаться. И начали ссориться из-за денег.
- Я бы мог взять тебя в Америку, правда.
- Нет.
- Я бы мог снять тебе квартиру в Хельсинки. У меня здесь дела, бизнес. Я бы мог приезжать к тебе. Очень часто.
Хозяйка внесла поднос с огромными пластиковыми ракушками. На дне ракушек белело желеобразное нечто.
- Что это?
- Scallops. Как и заказывала молодая леди…
- Леди заказывала escalop, дорогуша. Эс-ка-лоп, большой кусок жареной свинины.
Я взглянула на Харви. Он продолжал смеяться. Старуха собрала ракушки и поковыляла на кухню.
- Почему люди так поступают?
- Она не расслышала. Эскалоп – французское слово. Тебе нужно поработать над произношением.
Он наклонился и поцеловал меня. Потом еще, - немного дольше. Он выглядел усталым и растерянным, однако секс с ним был просто великолепным.
- Харви, - заметила я, - хорошо, что нам не нужно разговаривать.
10. Любовь и кофе
С утра мучил нереальный сушняк, но все шло нормально, пока я не добралась до отеля. Солнышко пряталось между домами, такси ползло на горку, выпитый накануне виски фонтанировал из подмышек и промежностей.
Поднялась на этаж, открыла дверь, - никто не спешил на встречу. Ни слова, ни звука, ни вздоха. И это было странно.
- Натаха?
Я увидела девственные кроватки и обнаружила, что в номере не хватает Шубиной.
Человеческие отношения своеобразны. Живешь с человеком, ешь, пьешь, разговариваешь, потом это прекращается. Мне всегда не по себе в одиночестве; иногда бывает хорошо, но ни разу на трезвую голову. К счастью в холодильнике нашлось пиво и немного водки.
Холодный душ ударил наотмашь. Сразу же припомнился австралиец Херберт Эллиот. Фанатик совершал пробежки в любую погоду, сбросил с мирового рекорда целых три секунды. Ему было двадцать и все говорили: он наверняка пробежит милю за 3.50! Эллиот ушел из спорта. Его лучшим результатом так и остались 3.54,5. Знаете, что я об этом думаю? Нечего было рвать жопу раньше времени.
Показалось, что я слышу стук. Накинула халат, - Господи, Боже мой, сделай так, чтобы Наташка вернулась.
- Ну что еще? — спросила я через дверь.
- Горничная, мадам. Могу ли я убрать ваш номер?
- И без того все бактерии передохли…
Просела на пол в обычном гадостном состоянии. В голову упорно не лезло ни черта хорошего. Паника нарастала. Ускорился темп, ритмический пульс восьмых сменили мандражирующие триоли.
Искусство требует дисциплины. Позвонила маме, сыну, загулявшей стерве. Выяснила, что давление, деньги и недоступный абонент сопровождают меня как привязанные, - с песней по жизни.
Не хотелось ничего делать. Бежать на ресепшен, в ресторан, клуб или бар, где меня так серьезно ломало. Иногда, если человек не верит в то, что он делает, дельце может выгореть и само собой, как на случке кроликов.
Голоса не было. Я закряхтела, врубила ноутбук; его гнусавое гудение, - однообразное и лукавое, точно повторяющееся ля, - подчеркивало мою мягкотелость. Ну же, Натали, шептала я заветную мантру, ты должна знать, как сделать, чтобы каждая женщина была счастлива.
Так и есть. На ящике меня ожидало пространное письмо.
"Я не сержусь, Лена, более того, я понимаю тебя, - писала эта русская Бриджит Джонс. Сексуальные поражения следует переживать в одиночестве. Однако хватит об этом…"
Вот же говно!
"… мы познакомились в джаз-клубе, в самый первый вечер. Пили кофе. Я – айриш с вискарем, он - двойной эспрессо. После - говорили. Точнее говорил он, а я слушала. Точнее я даже не слушала, я пила. Точнее не пила, - впитывала. Его слова, его эмоции, его взгляды..."
Если она трахала его так же, как писала об этом, у них была дьявольская ночка!
"… мы пили кофе и разговаривали. Кажется, я повторяюсь. Он говорил обо всем и о.…Ни о чем. Я слушала, улыбаясь своей радости видеть его впервые. Реального, не виртуального. Я примеряла на себя образ, нарисованный моим воображением…"
Ясно, она отправилась на суаре с этим педрилой.
"…Мы пили кофе и разговаривали. Он - вслух, я - мысленно. Он говорил, что я не должна подвергать его слова сомнению. Мне хотелось ему верить, верить, верить. Можно ли поверить просто? Просто верить? Просто верить и все?"
Бля, сколько можно пить кофе?
"… Я понимала, медленно кивала головой, соглашалась всем телом со всем, что он говорил, говорил, говорил и, одновременно, подвергала все сомнению. Мне нравилось его слушать. Я поняла, что он очень умный, с ним интересно, темы менялись так стремительно…"
Еще бы!
"Мы пили кофе…"
Нет, это невозможно. К жанру русской лирической песни следует обращаться в ранние периоды творчества.
"… и он решился показать мне город. И в это время мне хотелось, чтобы он перебирал руками мои пальцы. Потом он спросил: - Ты можешь мне просто верить? Просто верить и все?"
Погоди же, дура. Он покажет тебе такой город, что рот не откроется.
Остаток дня я проспала. Мне не терпелось отправиться в Happy Jazz Club Storyville. Хотелось видеть рожу этого Ромео, когда все его фантазии обломаются.
11. Слоники
Кудрявый сидел у стойки. C ним были стаканчики дедушки Джека и высокая плоская эстонка. Молодая, капризная, хорошо одетая, личико в форме клубнички.
Бармен рассказывал о своей жене. Настоящая тварь. Мечтает забрать все его деньги, дом, сауну, газон. И, вполне возможно, газонокосилку тоже, если уже не сделала этого раньше. И машину. И велосипед. И алименты. Плюс крупный шмат гашиша. Кошмарная женщина. А ведь он так много, так сильно работал!
Я села на свою табуретку. Бармен улыбнулся и кивнул.
- О, Элен. Как дела?
- Прекрасно. Расскажите еще что-нибудь, умоляю.
- Элен, я в смятении…
Кудрявый допил очередной стаканчик, повернулся. Он здорово смахивал на композитора Сибелиуса в профиль.
Эстонка не теряла времени. Она нагибалась и выгибалась. Направо и налево. Поворачивалась к нам задницей и сгибалась опять. Узкая юбка ежилась, вздергивалась и забиралась выше: вот коленка, вот бедро, вот ляжка, - а вот и силиконовые трусики!
Бармен задыхался. Его пальцы подергивались. Жена обратились в суд. Те стали ебать мозги. Вышло совсем паршиво. Пришлось нанять адвоката. Знаете, какие у адвокатов гонорары? Видели когда-нибудь адвоката? Они жирные и наглые. Широченные рожи. Сладкие голоса…
- Тут есть о чем подумать, - сказала я.
- Когда человек работает пять вечеров в неделю, он не может думать, понимаешь?
- Ты избавился от жены, - возразил Сибелиус. – А это дорогого стоит…
И это говорил человек, соблазнивший мою подругу!
- Я любил ее, Лео…
- Переживешь, ты гораздо более выносливая тварь, чем думаешь.
Значит Лео. В нем чувствовалась странная изощренность, напугавшая меня изначально.
- Пишу роман, - сообщил он мне, - устаю адски. Днем - университет, вечером - сюда. Какую литературу ты предпочитаешь?
- Я не умею читать.
- А я могу научить тебя всему. Ты ведь знаешь, что бывает с хорошими девочками по ночам, верно?
Эстонка ухмыльнулась, как умеют ухмыляться только счастливые румынские бляди, засосавшие ящик краденного итальянского.
- Знаю. Некоторые из них торчат возле Lost and Found с набором представительных хуев.
- Ну, - хмыкнул Сибелиус, - твоими бы устами…
- Ладно, мужик. Можешь оставить ее у себя. Еще на пару деньков, но после - извини.
- Не понимаю, о чем ты.
- Наташа Шубина, моя подруга.
Он пожал плечами.
- Слушай, Лео, если она не появится, у тебя будут неприятности.
- Полегче на поворотах, - вмешалась эстонка, - и передай бутылку. Меня зовут Катрин. Давай, выкладывай, что там у тебя.
Я рассказала все, что произошло. Она внимательно выслушала, затем сказала: - Зря ты наезжаешь на Лео. У него две слабости – бабы и писанина. Но твою подругу он не ебал. Мы живем вместе, уже четыре месяца.
- Слушай, не знаю, что и делать.
- Мы ее найдем, не беспокойся.
- Но как!
Они смутно о чем-то побеседовали, допили виски. Престарелый ди-джей B-Top запустил My Sweet Summer Suite и подвалил к бармену за очередной порцией куриных крылышек. Сибелиус вышел за дверь, вернулся, переглянулся со своей спутницей.
- Должен тебе кое-что сказать.
- Валяй. Сядь только.
Я налила ему стакан и он сел.
- Твоя подруга у Айры. С ней все в порядке.
- Айра - кто это?
- Айра и Ойли. Сладкие и пухлые. Розовые слоники. Ебут друг друга, а по ходу – все что шевелится. Вместе плясали, вместе уехали. Они лесбиянки.
- Жестко…
- Ни разу не участвовала, - сказала Катрин.
- Почему нет? Есть возможность узнать, что ты, собственно, такое.
- Думаешь, в этом есть какой-то смысл?
- Разумеется. В этом и есть настоящий смысл.
Может, у меня не очень хорошо с сексом, подумала я. Может быть, поэтому я так одинока?
- Каждый из нас, в итоге, жаждет славы, денег и сексуальных оргий.
- Печально, - согласился бармен.
Я немного выпила с ними, потом ушла. Катрин - прекрасная девушка.
12. Эпизод 3
Мы познакомились в баре Ravintola Teatteri. Тем же вечером, через несколько часов после того, как я узнала об истинной ориентации Шубиной. Он вошел и сразу же сел рядом со мной. Возможно потому, что в этом зале я была единственной тушей 46 размера.
Дизайнер бара позиционировал себя как ярый концептуал и был ебанутым на всю голову: черные кресла, белые кушетки, кафельный пол с арабским орнаментом, глубокие кожаные диваны. Стойка полыхала не хуже кварцевой лампы в операционной. На танцполе задорно скреблась откормленная финская гусеница.
- Выпьете? — спросил он.
- Конечно, почему бы и нет?
Едва ли в нашей беседе проскальзывало что-то необычное. Антти выбрал меня, - всё просто, никакой философии. Нам обоим нравилось выпивать и трахаться. Вечер обещал быть довольно ярким и приятным.
Ближе к соитию мы отправились в отель. У меня все еще оставалось пиво. Шубина не появлялась. Именно тогда я впервые подумала о том, что совершенно не знаю её как личность.
Я заперлась в ванной и выглядела божественно и чудесно, когда вышла из нее. Минимум макияжа - максимум обаяния: длинные стройные ноги в черных чулках, блеск в глазах, невесомые серебристые трусики, грудь безжалостно перетянута простыней, – наверх, к подбородку. Свое тело надо любить и показывать. Спокойно, словно квартиру после ремонта.
- Иди ко мне, - я прыгнула в постель.
Антти пришел. Самозабвенно запустил руки по всему телу. Поцеловал мои губы и волосы. Оседлал. Он оказался горячим и очень толстым. Я медлила. Он начал, - плавно, неторопливо, так, чтобы это продлилось как можно дольше. Его глаза, казалось, тоже проникли прямо в мои.
- Как тебя зовут?
- Элен, но какая, к чертовой матери, разница?
Он был сплошная доброта и забота, отдавал себя полностью. Прекрасный шаолиньский цигун. Духовный наставник ударной техники ла-о-бля и вжо-пу-ду. Возможно когда-нибудь найдется подлинная любительница сексуального ушу, которая и погубит тебя навсегда, старший тренер. Надеюсь, это буду не я.
- Как насчет продолжения? — спросил Антти, закуривая.
- Нет, надо отоспаться. Подыхаю от усталости.
- Чем ты вообще занимаешься?
- Ничем не занимаюсь. Приехала из Петербурга.
- Надолго? Думаешь здесь чем-нибудь заняться?
- Неа, не думаю, - я приподняла голову и сделала заинтересованное лицо. – Лучше расскажи о себе.
Он рассмеялся, стал рассказывать, - не знаю, сколько мы выпили. В конце концов, он вскарабкался на меня и выебал снова.
В этот момент открылась дверь и в номер ввалилась Шубина. На ней было что-то вроде розового неглиже и никакого лифчика. Не причесана, волосы дыбом, темно-синие круги под глазами, на физиономии - что-то вроде тонального крема, в основном на скулах.
Губы - белые, рот - раззявлен.
- Помогите! Убивают! – вскричала она и я увидела, что в уголках куриной жопки осталось немного помады.
- Как это мило, Наташа.
- Лена, Леночка, родная, миленькая, Господи, они гнались за мной.... Они меня насиловали.... Держали в подвале, в потайной комнате... они....
Шубина грохнулась на пол и зарыдала.
- Чудесно. И что мы теперь будем делать?
- Не понимаешь? Не слышишь? Заложило?
- Возможно тебе следует прокричать тоже самое своей пиздой?
На кровати зашевелился Антти. Он выглядел свежим и спокойным; еще один здоровый финский боров.
13. Бобы по-фински
Все когда-нибудь кончается. Окончилась и эта жаркая ночка. Антти оделся, вытащил из кармана бабки. Я не возражала. Мысль об этом как-то не приходила мне в голову.
Довольно долго Шубина рыдала, потом утихла, потом стала принимать ванну.
Антти натянул пуховик, кроссовки.
- Черт подери, похоже ее сильно отымели.
- Ага, - ответила я, - должно быть лет на пять вперед наеблась...
- Думаю, мне пора.
- Отлично.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Хочу сказать, что я закончила с тобой разговаривать.
Он надулся, покраснел, а день еще только начинался.
Я нашла в холодильнике бутылку с португальским на донышке, раздвинула шторы и выглянула на улицу: зимний мир за окном был суров. В нем ощущалась смерть и статика.
В итоге Антти ушел, а я сидела, пила вино, думала, потом вошла к Шубиной и сказал ей довольно громко:
- Что нового, Наташа?
- А-а, пиздец...
- Это не ново.
- Пиздец, - повторила Шубина.
- Боюсь твоя крыша скоро поедет.
- Они раскатали меня, Лен, они меня раскатали по-полной...
- Каждый мужик, в душе - гомик, каждая баба - блядь. Чего ты так волнуешься?
- Эта сучка, Ойли, - Шубина нырнула в пену. – С виду толстуха, но хватка железная. Ляжки из гранита, бицепсы толщиной с рождественскую индейку. Она – тормозильщица.
- Как это?
- Ты что-нибудь слышала о бобслее?
- Знаю, что название происходит от английского слова - bob.
- Да ну.
- Еще знаю, что эти чертовы санки скользят по специальному желобу.
- Санки? Желобы? – заорала Шубина. – А я тебе говорю, что эти обе - ебанутые долбаные бобслеистки. Айра – пилот. Ойли – на разгоне и на подхвате. Надежды чухонского спорта. Экипажи-двойки. Дебютировали на зимних играх в Солт-Лейк-Сити. Number One - Сандра Кириасис, второй идет Шона Робок, а третья - американка Джейн Прам. По-видимому до тех пор, пока мои ковырялки ее не догнали. Не спрашивай как я все это запомнила!
- Хорошо, Наташа.
- И вообще. Бобслей – спорт для избранных. Им способны заниматься только сливки общества....
- Не волнуйся, мне очень интересно.
- Первый боб выстрогал из дерева какой-то швейцарский пидор, но современные бобы вырубают из металлических стручков. К нему крепят две пары долбаных полозьев. Передняя пара коньков подвижна, - Шубина подплыла и ухватила меня за руку, - а задняя – неподвижна. Прости меня, Ленусь, это я виновата, я знаю.
- Ладно тебе.
- Злишься?
- Нет. Теперь я знаю, что ты не ебешься с женщинами.
- Знала бы ты, какие они твари.
- Ну!
- Знала бы ты, какие у них вонючие промежности.
- Блин, детка, я смотрю у тебя каждый час на счету.
- В паху складки, на заднице складки. Ляжки огромные и постоянно трутся друг об друга. Они присыпают их тальком...
Я вышла, взяла себе пиво, а когда вернулась, Шубина уже сушила волосы.
- Лен?
- У?
- Хочешь, принесу что-нибудь поесть?
- Не надо, возьми пузырь виски и шоколадку.
- Двухместный боб должен быть не длиннее 2,7 метра.
- Охуеть.
- Химический состав полозьев совершенно особый.
- Ага.
- Их нельзя смазывать, представляешь? – Шубина высморкалась. - Обувь у бобслеистов тоже не простая. Шипы на подошвах - не толще миллиметра.
- Да уж, в бобслее действительно все не просто.
- Я свое получила, — сказала моя подружка.
- Точно.
- Поговори со мной. Давай я принесу тебе еще одно пиво.
- Давай, лапонька.
Она стала вытираться, а я смотрела на нее и думала: хорошая она баба, куда только эти мужики смотрят? Лучше все равно не найти.
14. Сны о чем-то большем…
«…Но старая луна так долго тает
И сбыться не дает моим желаньям,
Как мачеха с пожизненным доходом,
Зажившаяся пасынку во вред…»
(Уильям Шекспир)
Мы вышли из зарослей камыша и теперь двигались по берегу в надежде пригубить чашку эспрессо. Я вспомнила, что ровно в семь открывается бар старика Ху и решила немного посидеть; час, или два, или три. Подумать. Вспомнить. Объяснить Шубиной.
Узкопленочная, подававшая меню, посмотрела на меня, как на человека, задолжавшего её бабушке.
- Хороший кофе!
- Да, Наташа. Сорок лет - и жизнь кончена.
- Жутко хочется подрочить, - она отодвинула чашку.
- Ты просто устала.
- Нет, не устала.
- От детей, от забот…
- Я не устала. Я хочу подрочить. Знаешь, эта Ойли, она была отвратительна, но её ласки…
- Что ты сказала?
- Она ласкала мой клитор губами.
- У тебя такой вид, будто раньше ничего слаще хуя не пробовала.
- Мне это понравилось, Лен. Сильно понравилось.
Некоторое время мы просто прихлебывали из стаканов. Я наблюдала, как пьет Шубина, - двигая подбородком, запрокидывая голову, терзая шею глубокими морщинами. Потом она положила руку мне на ляжку.
- Завязывай, пожалеешь.
- Чего?
- Ты меня слышала.
- Могу тебя приласкать, - облизнулась Шубина, - да, я могу и хочу тебя приласкать. Я оближу тебя так, что колготки промокнут…
Я размахнулась, залепила ей жесткую пощечину и… проснулась в поту.
В номере пахло сиренью, - жемчужиной рахманиновской лирики.
Некоторое время я вздыхала, кашляла, щупала мокрые трусики. Потом встала и куда-то поплелась. Кафель в ванной отдавал липкой голубизной Bombay Sapphire. Вода кружилась, выплескивалась на пол и пахла крепким коктейлем Vesper.
- Лен? – крикнула из комнаты невидимая Шубина.
- Ну.
- Плохо спала?
- Вроде того.
В воздухе плавали черные тычинки. Они держались за руки и пикировали на крышку унитаза.
Я укуталась в халат и села перед телевизором.
- Как ты?
- Колокола в башке. Они тарабанят каждые пятнадцать минут. Это достает.
- А я - отлично, просто отлично. Словно ничего и не было.
- Было.
Она взглянула на меня и снова прилегла на кушетку.
- Собирайся, Наташ.
- Куда?
- Домой. У тебя семья, дети.
- Какие?
- Твои, надо думать.
- Я устала ебаться с этими придурками.
Все-таки она была неплохо сложена. Груди немного провисали, зато ноги смотрелись изумительно.
- Едешь или нет?
- Ладно, ладно…
- Засядешь за компьютерные писюльки?
- У меня хорошо получается.
- Что именно?
- Ну, рассказы, и все такое.
- А стихи и песни не пробовала?
Мы сложили вещи и немного побродили вокруг. Это было лучшим мгновением нашей поездки.
- Лен, а какой сегодня день? - спросила Шубина.
15. Автентическая каденция в фа-диез мажоре
Звучал десятый трек Эдди Кокрана, и виновника звали ди-джей B-Top. Он опережал нас на 6 Negrony, я набадяжила здоровый хайбол «Грубого Лодочника» и попыталась его догнать.
Шубина ушла далеко вперед, за это стоило выпить.
- Плесни-ка мне каплю русского одиночества, - сказала я бармену.
Он не смутился. Он знал, что я пью. Мы провели у его стойки весь вечер и добрую половину ночи. Мы хотели ехать, но были слишком пьяны все дни до этого. Упаковали чемоданы и решили поправить здоровье.
Во мне плескались мартини, джин, водка и их производные. Шубина была полна решимости. Потом позвонил Харви и сказал, что хотел бы меня увидеть.
- Прекрасно, - ответила я, - сделаем это побыстрей, очень хочется.
- Не возражаешь, если я прихвачу друзей?
- У меня нет друзей в этом городе.
- ОК, где ты?
- В джазовой рюмочной.
- Возьму с собой Патрика. Он – наш человек.
- Бери, наплевать.
Они завалились около двух, заказали бутылку скотча, разлили по стаканам. Выпили на выдохе, залпом, как в старые добрые времена. Я поплыла и упала на грудь Харви.
- Крепкое такими объемами? – удивился он и понюхал мой стакан. – Что это?
- Зеленые человечки.
Он открыл высокую банку ледяного пива.
- Патрик говорит, что твоя подруга – прелесть.
- Не перевариваю эту сучку.
- Элен, я скучал.
- Конечно, конечно…
- Можешь считать меня сволочью, но я все время тебя хотел. Хотел - не переставая.
- Ладно, ладно…
Мы пересели за угловой столик и продолжили треп насчет нашей истории. Мимо дефилировал лысый B-Top в кожаной кепке, с жареной курицей и джинсами, подвернутыми на пике восьмидесятых.
- Элен, послушай, у нас есть все шансы.
- Боюсь, что нет.
- Можно попытаться. Просто попробовать – и все.
- Ага, такие шутки легче легкого. Публика готова.
- Нам хорошо вместе.
- Здорово.
- Я... да я просто торчу от тебя!
- Я тебе верю, - ответила я.
Выпили еще по парочке.
- Ты мне нравишься, - сказал Харви, - ты - женщина с большой буквы, в тебе есть класс.
Он не шутил. Мы допили то, что оставалось, заказали еще и тоже выпили.
Патрик разговаривал с Шубиной, обещал потрясающий секс в обществе могучего ствола. Они смеялись.
Я двинулась в направлении танцпола. Мужики меня оттащили. Я была чересчур раскована для светской вечеринки.
Если бы я не Харви, меня бы точно выставили. Мне повезло. Никому не захотелось ссориться и звонить в полицию, когда я стояла на собственных колготках.
Было шесть утра, когда мои мозги прояснились. Вокруг обнаружилась просторная квартира Харви, горел свет. Я спустила ноги на ковер; медленно, бережно. Они были ледяными и липкими, и пол тоже.
- Харви! – прокричала я довольно жалобно, подождала ответа, вышла в коридор, стала подниматься по ступенькам какой-то лестницы.
- Эй, куда это ты направилась?
Открылась белая дверь, я подняла голову. Над проемом висели слова «Enjoy Your Meal!».
16. Здесь хорошо
Мелодико-ритмические очертания храпа Харви состояли из поступательных движений по терциям, наверх, к последнему сиплому выкрику в четвертом такте. Звуки ёрзали, копились под потолком и дефлорировали уши при помощи стогерцового вибратора.
Мучила тошнота. Во время уморительных пробежек в туалет я наслаждалась тишиной и спазмами. Радость захворавшего двоечника перед контрольной, - вот что это было, нетрудно заметить.
Ближе к утру обнаружилась Шубина, - ввалилась прямо в спальню, без стука, сомнений и комплексов. То есть я хочу сказать — это было неописуемо. Её платье со стразами немного разошлось по швам, не выдержав напора живота, каблуки смахивали на ходули. Она не шла, нет, она шкандыбала по комнате, демонстрируя окружающим головокружительную роскошь русской бляди на пятом десятке.
- Садитесь, леди.
Я наблюдала, как она усаживается, громоздится на крошечный пуф, вытягивает ноги, стонет, упирается в стену туловищем.
- Приятно вас видеть, леди, - обратилась я к ней со всей возможной светскостью. – Как поживаете? Что новенького происходит там, у них, на континенте?
- Перестань юродствовать. Я умираю.
- Можно ли узнать ваше имя?
- Таша Гиблая.
- Вы из журнала? Или из телевизора?
- Из Петербурга, пропади он пропадом…
Шубина покачнулась.
- Что мне делать, Лен? Что мне теперь делать?
- Не знаю, малыш.
- Гонишь, да?
- Нет.
- Гонишь. Втрескалась в этого Харви.
- Не уверена.
- Гонишь.
- Даже если так, тебе-то чего?
- Мне нужна определенность, - заявила Шубина.
- Зачем?
- Я еду домой. Патрик меня не хочет. Возомнил о себе нечто, урод. Можешь представить?
- Могу представить себе и кое-что похуже.
Похмельный романс «Здесь хорошо», безусловно, не принадлежал к выдающимся образцам светло-созерцательных лирических произведений. Обнаруживалась характерная ущербность форм, их внутренняя нерасчлененность. Музыка все еще лилась непрерывно, на одном дыхании. Но иногда, в плетении речевых фраз, задорных наигрышах джиггера, ладотональных переходах от обморока к шампанскому, угадывалось напряжение. Невъебенное, рудиментарное, женское.
Харви продолжал спать. Патрик монотонно бубнил в ванной. Я углубилась в холодного «Карлсберга» с креветками. Шубина лежала на циновке и сосала ледяные кубики.
- Закажем пиццу?
- Не могу, Лен. Целую неделю пью и жру без остановки.
- Придется отсасывать жирок, подруга.
- И не подумаю.
- Это не страшно. Вставляют трубочку, - чик, чик, сливают в баночку.
- Давай переменим тему.
- Поставишь в девичьей светелке, будешь смотреть…
- Ах ты, сука!
- … поминать бобслеи, манхэттены, стрингеры…
На огонек выполз чистоплотный эстет-поганец, - мокрый, дрожащий и в халате, достававшем ему до копчика. Из-под халата виднелась черная каракульча и потрепанная кожаная флейта.
- Morning…, - он обдал меня ядреным мятным ветром и сел на табурет.
Я пододвинула стакан. Патрик выпил залпом и посмотрел на меня с благодарностью.
- Импотенту, - уточнила Шубина и занялась коктейлем.
17. Помолвка
- Живешь в центре? – уточнил Харви.
- На Сикейроса. Это спальный район.
- У меня есть знакомая. Она живет на Охте.
- Забудь и ну её к черту!
Принесли горячее. Я была трезвой и чувствовала, как он смотрит. От него исходила настоящая мужская сила.
- Решайся, Элен.
- М-м-м, эта печень просто божественна.
- У тебя есть два часа до отъезда.
- Не хочешь есть?
- Да меня блевать тянет от всего этого.
- Что же, – сказала я, – побереги новую рубашку.
День не сложился. Вначале пришлось слушать пьяную Шубину, отпаивать ее ухажера. Патрик проникся сыновней благодарностью, и стоило больших трудов выставить его за дверь.
Потом мы торчали в гостиной, ждали, когда проснется Харви. Неплохая такая комнатенка. Ни меньше сотни кубиков в объеме. Большая часть домов строилась во времена Единой и Неделимой. Размах во всем: виллы, парки, набережная-причал.
- Ухожу, - объявила Шубина. Было что-то вроде полудня.
- Давай, мне от тебя нехорошо становится.
- Подыскала нового дружка?
- Еще нет, черт возьми.
- Может быть, ты находишь меня неприятной?
- Может быть, с дамами у тебя не очень складывается?
Я решила, что лучше ждать в большом доме среди холмов, чем ехать в уёблый отель и сидеть там в обществе истерички.
Харви очнулся и повез меня обедать в ресторан Olo. Его черный вольво сиял на солнце, словно лаковый плащ из магазина для взрослых. Мы ехали мимо аккуратных двориков в стиле art nouveau, заснеженных яхт, модных ресторанов. Я ежилась на сиденье, дрожа и борясь с чувством долга.
Обед был хорош: Mushroom soup with veal, Shoulder of lamb with madeira, и, конечно же божественная Duck liver with onion consomme. Мы доели. Харви заказал выпивку. Мысль об отношениях не покидала его, однако он был мил и очень весел.
- Привет! - я обратилась к нему так, словно мы говорили по телефону. – Я в Хельсинки!
- Здорово, а я как раз читаю твою смс-ку.
- Как дела?
- Все в порядке.
- Знаешь, здесь славно. Тебе следует сюда приехать.
- Не могу.
- Почему?
- Геморрой разыгрался.
- Милый, приезжай, я соскучилась.
- Думаешь, брошу все только потому, что ты позвонила?
- Думаю. А кроме этого, – добавила я, – кто-то обещал снять квартиру.
- Так ты согласна?
Харли зарычал, полез на меня через стол. Его жесткие губы пахли виски.
- Поехали в отель.
- Зачем?
- Нужно проводить Наташу, - я поцеловала его еще раз. Оргазм от победы был выше полового. Об этом хорошо знают все великие спортсмены.
- Ладно, только побыстрее…
Мы прошли к машине, распахнули окна, врубили Can`t Get Enough Of Your Love, Babe и понеслись по Kasarmikatu со скоростью две тысячи сугробов в час.
Дверь открыла горничная, - я её помнила. Как-то вечером она уже видела меня пьяной и голой.
- Что здесь происходит? – спросил Харви.
- Мадам Шубина очень больна. Она нуждается в медицинской помощи, - горничная закатила глаза. – Номер оплачен только до полудня, однако мадам категорически отказывается платить за дополнительные…
- Не волнуйтесь, я все оплачу, - пообещал Харви и двинул вперед по коридору.
Шубина валялась на постели в одних трусах, руки прикрывали глаза, грудь выглядела свежо и привлекательно, рядом стояла бутылка. Колготки, платье, туфли, сумка хаотично расплескались по полу. От них за версту разило перегаром, куревом и блевотиной.
- Ха! – выкрикнула Шубина. – Кто это?
- Из брачного агентства «Замуж за вибратор». Не видели здесь экспортную русскую бабу?
После этого были проводы с ужином и танцами. Абсолютно европейская вечеринка.
18. Небо в алмазах
«…мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка". (Антон Чехов)
Стайер отличается от спринтера не только скоростью передвижения. Наблюдая за Харви, я поняла это окончательно.
Мы сидели в маленьком кафе на ж/д вокзале. Ждали багаж и Шубину, удалившуюся в лабиринты дамских рест-румс. Было минут двадцать до отправления «Репина». Фасад напомнил суховатый модерн Васильева. Внутри преобладали удобства, лифты и многолюдный переход на Rautatientori.
Обветренное лицо Харви повествовало о пустынных набережных Сан-Франциско, Лос-Анджелеса и Майами-Бич. Вот он распахивает дверь, выбегает на улицу; в утренней тишине хорошо слышен чмокающий перестук кроссовок. Подставляя улыбку под прохладные струи ветра, тумана или дождя, он движется, он несется вперед.
Нужно испытать это, чтобы понять. Нужно вспомнить, как начинаете день вы, именно вы. Делаете зарядку? Танцуете под бодрую музыку? А, может быть, сладко затягиваетесь первой дудкой?
Бег помогает жить, воспитывает дисциплину и терпение. Стайер Абебе Бикила приручил маленького львенка и стал использовать зверя в качестве своеобразного природного допинга. Хищник обеспечивал хороший рывок на старте, однако так и не смог выдержать полную дистанцию.
Люди бегут за кенгуру, зебрами, собаками, механическими зайцами. Они готовы бежать друг за другом. Трудно придумать нечто лучшее, чем удаляющаяся спина соперника.
Я посмотрела на утомленную Шубину и поняла, что она тоже бежит. Изо всех мартышкиных сил. Словно голодный волк, без устали, следом за мной.
- Наташа, ты моя лучшая подруга, – заявил Харви и улыбнулся.
- Ладно, не пизди.
- Я серьезно.
- Значит, Элен садится на поезд? Держи билет, малышка! Нам пора. Мы опаздываем в театр.
- Я приеду, – пообещала я, - как только всё улажу. Забронирую билет и скажу тебе дату.
- А ребенок?
- Он уже не ребенок.
- А как же солярий, виза, работа?
- Буду работать у Харви. Он оформит двухлетнюю визу.
- Жесть, - выплюнула Шубина.
- Не начинай, я все понимаю.
Мы отошли к киоску, купили сигарет и увидели потного человека с двумя чемоданами. Он прикупал литрового «Миллера». Рядом отиралась миниатюрная брюнетка в серебристом пуховике от Moncler. Она смахивала на школьницу и прошмандовку одновременно.
Я сказала ему: - Добрый день, Геннадий Степанович!
Он не ответил и заметался, - руками, глазами, лицом.
- Что это с ним, Лен? – громко спросила Шубина. - Губы дрожат, лицо желтое.
- Ты видела его глаза? Он пьян и болен.
- Триппером?
- Похотью. Мы все больны похотью и потому мы здесь.
- Лен, пойдем, а?
Мы вернулись к поезду. Мой американский засранец расхаживал по платформе взад-вперед. Я привлекла его к себе. Удача снова была со мной, демоны улыбались.
- Нам, наверное, пора, - предположил Харви. – Веди себя хорошо. Помни о том, что мы тебя ждем, в любое время.
Шубина зашла в вагон.
Когда закрылась дверь, Харви взглянул на меня и сказал: - Не думай ничего лишнего. Я пытался произвести на нее впечатление…
В ту ночь у нас впервые случился настоящий секс. Я выпила полбутылки красного, помня о мудром тренере кенийца Кипругута. Тот ставил своего подопечного в пару со страусом. Птица работала на хорошей скорости и внимательно следила за тем, чтобы не опережать ученика слишком сильно.
