Глухо падает семя. Пустой человек,
наблюдая привычно свои огороды,
не заметит смещения света на век
и сгущения звука во впадинах дек,
и струения страха в извилинах рек,
повторяющих вяло извивы природы.
Эта музыка в теле – в прибытке и в воле –
в силе счёт по складам довести до дести.
Но глагол, будто облак, бесчувственный к боли,
неспособен рассеянный облик нести.
Тихо падает время. Глухой человек,
в столбняке наблюдая клубничныя битвы,
из струящихся дек, из вертящихся рек
извлекает тяжёлые звенья молитвы.
1 янв. 2002
* * *
Только слово. Невесомая –
беспардонная материя.
Как приёма против лома,
против речи нету двери.
В доме тянет сквозняком,
долу клонится торшер,
и жилец доходит до
посинения в душе.
И, дойдя до посинения,
вылетает из квартирного
верещания – сквозь стены –
прямо в город. Но настырно
следом тащится рефрен,
и парит, как нашатырь,
затухая лишь на пре-
деле гулкой тошноты.
И теперь беглец стреноженный,
ощущая, что – фактически –
оглянуться невозможно,
восклицает: «Эвридиче!
Эвридиче! Осторож-
но!» Дрожит на мушке дичь.
Несмываемо тавро.
Только слово впереди.
23 февраля 2005
* * *
С утра был ветер. Он хрипел.
Он отдирал извёстку с досок.
И распылённый ветром мел
кружился облаком. Набросок
на холст просился. Но холста
для бури не было. Оттенки
бесследно гасли. Лишь – то та,
то эта – вспыхивали стенки
фуры почтовой, неживой,
прибитой к камню тротуара.
А вихорь креп. Скользящий вой
казался шёпотом кошмара.
Казался, леденящим кровь,
забытых плачей отголоском.
И липли письма – вновь и вновь –
к разбитым, обнажённым доскам.
2.03.2008
* * *
Весь наш облик достаточно южен.
Только кожа светла чересчур.
Теребя кастаньеты, мы кружим
по площадной Евразии. Тур
не закончен. Кефир на исходе.
Лишь солярка чернеет на дне.
Сбой ли в матрице, вирус ли в коде –
только вёрсты в полоску одне...
4 февраля 2005
* * *
Мне известь Мюнхена претит.
Мне йод Венеции смертелен.
Сквозное лёгкое свистит
в руинах русских богаделен.
Питай надежду, всяк, сюда
из чрева тёмного входящий.
Лелей прогорклое преда-
нье о бахче, плодоносящей
слонами в клюквенном соку
под взглядом огненных майоров
(в чекe с чекою на чеку
не меркнет градус этих взоров).
Светла лампада Ильича!
Не путан путь. Не бита карта.
Кто к нам с пращою – от меча.
Кто к нам с мечтою – от инфаркта.
Неволя пуще всех охот.
Когда дошёл я до упора,
мне врач – венецианский йод,
мне кальций мюнхенский – опора.
14 декабря 2004
* * *
Антикварный дом с жуками
древоточцами. Пока
не щекочут коготками
насекомые, века
нам даются без чесотки.
Из праматерных глубин
мы проносим за две ходки
всё имущество. Один
в заповедном этом доме
досаждает нам пустяк:
мирный сон в дверном проёме
не кантуется никак.
15 февраля 2005
* * *
Напиток из селитры с серой
что там ещё – забыл – взболтаю
в латунном чайнике. Фанерой
забью окно. Отправлю Раю
в деревню-ктётке-вглушь – в Саратов –
в ближайший, скажем – под Парижем.
Где Саша Чёрный? Где Довлатов?
Что я могу?.. Увидим ниже.
Могу прикинуться холодным –
к примеру, шлангом. Нет – кайманом.
Могу в болоте – земноводным...
Могу в трамвае – по карманам,..
но се – професcия другая,
хотя и общего немало:
что стoит нам, стихи слагая,
тягать фрагменты где попало...
Вот хрестоматия, химера –
что ныне – что во время оно.
А толку где? Когда фанера
ни кислорода, ни фотона
не пропускает в дом печали,
где слова невозможно в прозе...
Где я да чайник, как в начале,
в голодном слиты симбиозе.
1 марта 2005
CREDO в пяти актах с прологом и эпилогом
ПРОЛОГ
Сценарий чуден. Мысли гладки.
Припадок мятен и тягуч.
Смиренный дух щекочет пятки.
Нетленный Некто из-за туч –
конкретно – каждому по вере –
отмерит. Верится. Хотя...
...Осела публика в партере,
программки в пальчиках вертя.
...............................................
Акт первый: Сумрак. На эстраду –
колчеязычен и убог,
грозя перстом людскому стаду,
восходит истовый пророк.
Под взором скорбного актёра
не подымает паства лиц.
Но, Боже, – из какого сора –
и ныне, людие, и прис-
но...
Акт второй: По ветхим сходням,
уже не прячась в облаках,
(что? апокалипсис? сегодня?)
нисходят Зевс, Христос, Аллах...
Причина выделки не стоит.
Подспорьем следствию не ста-
нет, не осмыслит гуманоид,
что изрекают их уста.
А в их очах открытий нету.
Лишь утлый слой библейских глав...
Ау, святые! Где по свету,
к верблюжьей линии пристав,
парнокопытно повторяя
извивы девственной души,
искать лазейку в дебри рая?
Куды кадилом ни маши,
неистребимый привкус серы
в ползучем чудится дыму.
Не пойте гимны, изуверы,
я слишком много в них пойму...
Акт третий: Пряча под исподним
нерукописны образа,
скольжу из юрского сегодня в доископаемое за-
втрагикомической надежде
продлить мгновение. Зола
стыда не знает. Это прежде
она конфузливой была.
Мрак.
Акт четвёртый. Спутав нити
в настырной пастырской горсти,
как от наживки ни бегите,
вас будет дёргать и нести.
Уже следов не держит глина.
Уже сложились рёбра в киль.
Уже Египет – не кончина,
а только – кремний, только – пыль...
Вот акт последний: Ладан в брюхе,
в гортани боголепный вой...
Гляди, приход, я двинут рюхой,
я правоверный – в доску свой...