№11/3, 2009 - Литературная критика

Блеск и нищета русской литературы
Некоторые соображения по поводу выступления С. Довлатова
Собр. соч. в 4-х томах, т.4. Выступления, интервью. СПб, „Азбука-Классика“;2002. Cтр.367-378

Тарас Фисанович

В сто одиннадцатом номере эмигрантской еженедельной газеты „Новый американец“ за 1982 год, ее редактор Сергей Довлатов поместил текст своего выступления о проблемах русской и советской художественной литературы. Текст выступления, полностью опубликованный в интернете под оригинальным названием: «Блеск и нищета русской литературы», вызвал у автора настоящей статьи желание высказать своё, отличное от мнения Довлатова, представление о русскоязычной отечественной и эмигрантской беллетристике, а также о влиянии проживания за границей на творчество русскоязычного литератора.
Редактор «Зарубежных задворок» предуведомляет читателей, что категорически не согласна с мнением Тараса Фисановича. Но Meinungsfreiheit - свобода мнений, пусть даже не нами завоеванная, для нас, выросших на советских харчах, представляет особую ценность. Поэтому считаю должным предоставить трибуну уважаемому автору. При этом прошу читателей, имеющих по рассматриваемому вопросу собственное мнение, не забывать, что Гостиная ждет ваших комментариев.
Е.Жмурко



Во-первых, об эмиграции. Эмиграция – это всегда проигрыш. Эмигрировать – значит сдаться, не осмелиться на борьбу или не выдержать борьбы, конкуренции, противостояния всему негативному, что побудило принять решение покинуть отечество, предпочитая эмиграцию тюрьме или прозябанию на родине. И не надо уверять, что поехал, желая посмотреть, как оно там, побуждаемый любознательностью или тягой к туризму, к приключениям. Из туристических поездок возвращаются домой, из эмиграции – нет, ну, разве тогда, когда кардинально изменились условия жизни в стране исхода. Верю, что было несладко, и не смею осуждать, да и не об осуждении речь. Но кое-кто всё-таки принял решение продолжать сопротивление (хотя понимал, что одолеть в одиночку тоталитарное государство или, позднее, государство нуворишей вряд ли под силу); другой предпочёл прекратить конфронтацию, стал сотрудничать с властью; третий – бежать. И потому сколь ни изображай из себя жертву, сколь ни рассказывай, как с тобой там были жестоки и несправедливы, это не избавит от понимания поражения (пусть скрываемого от окружающих и самого себя), даже если в стране приёма удалось устроиться лучше, добиться большего, чем имел на родине. Эти мотивы отчётливо проявляются в эмигрантской литературе.

Во-вторых: блеск и нищету литературного творчества можно выискать в любой стране независимо от её экономического и политического положения, от благополучия её жителей. Действительно, возьмите первую пятёрку благополучнейших стран мира (специально говорю о первой пятёрке, т.к. США во многих экономических сводках обычно ставят на шестое место) и что, будете утверждать, что беллетристика этих стран возглавляет список достижений мировой художественной литературы? Поэтому я против хлёсткого, но несправедливого названия выступления Сергея Довлатова. Нищета русской художественной литературы (а речь у него идёт о советской русскоязычной) определима лишь в той мере, в которой берут в расчет её неудачные, слабые или конъюнктурные поделки и не учитывают запоминающиеся талантливые произведения. Более того, думаю, что именно в неблагополучной стране, в стране, полной конфликтных ситуаций и острой политической борьбы скорее будут созданы шедевры художественной литературы, нежели в обстановке благополучия, сытости, общественного успокоения и сопутствующего им безразличия к интеллектуальной жизни индивида. Не случайно в „сытых“ странах видный спортсмен или топ-модель зарабатывают несопоставимо больше учёного или изобретателя – тех, кто своим интеллектом определяет будущее человеческого общества в противовес сиюминутным спортивным или дизайнерским потехам. Действительно: что можно рассказать о человеке, если жизнь его заурядна, он сыт, одет-обут, имеет кров и ему ничего не угрожает? Скорее опишут адюльтер, опубликуют книжку о кошке или хомячке, или о Гарри Потере. Или рванут в Африку помогать несчастным и обездоленным (но это вовсе не эмиграция, о которой вели речь выше).

В-третьих, уточняя вышесказанное, выражу убеждение, что величайшие произведения художественной литературы могут появиться только в условиях глубоких „подвижек“ в общественном сознании, возникающих на „переломе“ эпох. Именно преобразующие общество ситуации, вызывающие резкую активизацию общественной жизни, порождают новые темы и новые формы литературы. Так было во времена Ренессанса, французского Просвещения, испанской Реконкисты. Так было в предреволюционные и в революционные годы во Франции, Голландии, Англии, Германии, Индии, Китае, странах Африки. Так было во времена формирования русской нации в X-XII веках и во время становления русского государства времён Ивана Грозного. Резкий всплеск литературного творчества отчётливо связан с „культурной революцией“ XVIII века в России петровских и екатерининских времён. Но особенный расцвет отечественной литературы (в первую очередь, её наиболее эмоциональной формы – поэзии) связан непосредственно с революционным движением. Так следует выделить период подготовки и попытки осуществления „дворянской“ революции декабристов и, прежде всех, связанного с ними Пушкина. Дух народовольческого периода отчётливо отражён в творчестве Некрасова. Пролетарская революция в свою очередь призвала к творчеству плеяду пролетарских поэтов, среди которых особенно заметны произведения Маяковского. И обратно: периоды застоя в политической и экономической жизни общества сопровождаются стагнацией общественной жизни, что существенным образом отражается на искусстве и литературе. Этот тезис, в частности, подтверждается тем, что явное уменьшение прессинга со стороны государственных структур времён Брежнева и последующего за ним периода Советской власти фактически не изменило качество литературы этого времени. Не только и не столько в репрессиях и во всевластии цензуры причина оскудения литературного творчества в последний этап коммунистической власти. Безусловно, в обстановке жёсткого политического диктата искусству для самовыражения весьма осложнён выбор тем и форм. Да, работник искусства, в частности, литератор, вступая в конфликт с идеологическими установками тоталитарного государства, рискует лишиться средств к существованию, подвергнуться гонениям, быть арестованным и уничтоженным физически. В СССР нередко так оно и было (по недавним сообщениям СМИ в годы Советской власти погибло около 800 писателей). Но для творческой личности в искусстве куда страшнее обстановка абсолютной безликости общественной жизни, этакое „болотное“ существование. Надо отметить, что условия жёсткого государственного контроля над творчеством советских писателей не только не лишали их возможности быть в эпицентре общественной жизни, но в немалой степени поощряли и понуждали глубоко изучать жизнь страны. Другое дело, какую отдачу от этого хотела получить власть и как эти наблюдения преломлялись в индивидуальном творчестве. Одни – „лакировщики“ – выбирали идеологическое сотрудничество, другие находили возможности для объективного изображения действительности. И опять же, немало писателей в СССР и за рубежом (особенно в первые десятилетия Советской власти) были искренними сторонниками коммунистической идеологии, полагая репрессии неизбежным временным атрибутом борющегося за своё существование государства.

В-четвёртых, русскоязычная советская литература дала отечественному читателю, да и читателям зарубежья немало произведений высочайшего художественного уровня, тонких и глубоких, открывающих новые грани жизни и психологии индивидуума и общества. Назову наиболее дорогие и памятные мне имена: Горький, А.Толстой, Эренбург, Бабель, Зощенко, Айтматов, Катаев, Кассиль, Есенин, Каверин, Булгаков, Мандельштам, Тынянов, Фадеев, Г. Табидзе, Фурманов, Маяковский, Форш, Рытхеу, Инбер, Чичибабин, Симонов, Искандер, Галич, Гайдар, Ахмадулина, Арсеньев, Высоцкий, Пикуль, Окуджава, братья Стругацкие, ранний Солженицын, Друнина, Грин, Ахматова, Беляев, Нагибин, Тендряков, Межиров, Макаренко, Ильф, Петров, Битов, Андроников, Светлов, Коржавин, Гумилёв, Шолохов, Смеляков, Слуцкий, Шукшин, Ян... Стоп! Уверен, что любой заинтересованный читатель русскоязычной литературы многократно увеличит этот список блестящих имён. И это нищета русской литературы? Воистину, иваны, не помнящие родства! Да, советская литература создавалась под контролем строгой и жёстко идеологизированной цензуры, что во многом ограничивало творческие возможности литераторов, нередко ставя их в весьма трудную, а то и в безвыходную позицию. Да, конфронтация с властью в тоталитарном государстве приводила „неукротимых“ писателей к остракизму и нередко к гибели. И всё же писали, да как писали! Обходя запреты и препоны, порою „в стол“ в ожидании лучших времён, с немалым для себя риском отдавая свои произведения в зарубежные издательства. Если это „нищета“, то что такое „блеск“ литературы?

В-пятых, совершенно неубедителен тезис Довлатова о высотах („блеске“) русской литературы, достигнутых в царское время, якобы, благодаря отсутствию репрессивных действий цензуры. Достаточно напомнить о судьбе Радищева, Чаадаева, Чернышевского, Писарева, о ссылке Пушкина, Т.Шевченко, о переводе на Кавказ Лермонтова, о запрете публикаций Герцена, о купюрах в произведениях Гоголя, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, об анафеме Л.Толстого, чтобы опровергнуть утверждение об отсутствии репрессий. И это только наиболее известные и памятные имена. Русская прогрессивная литература находила читателя, постоянно преодолевая царскую цензуру, правительственные ограничения и запреты исключительно благодаря подвижничеству российских писателей, их служению правде. При этом, каких бы высот ни достигала классическая литература, большинству читателей всегда будет ближе и интереснее литература современная, описывающая злободневные коллизии и поднимающая насущные проблемы. Живому живое... И ещё одна „крамольная“ мысль: корректура, редактура и цензура нужны и полезны для литературного производства. Проблема в том, насколько профессиональны и деликатны, сколь обладают пониманием эстетики слова и чутьём нового их работники, сколь неполитизированы. Наконец, сколь они умны и неамбициозны. Ибо в каждом деле только мастерство исполнителя позволяет достичь высот. При их адекватной работе современный читатель был бы избавлен от половодья нелепостей, безграмотности, вульгарщины и безнравственности, выдавемых за новое слово в беллетристике.

В-шестых. Литератор, вырванный из своего языкового окружения, рано или поздно утрачивает тематическую связь своего творчества со средой, из которой он вышел, сколь бы большой „багаж“ он не вывез из страны исхода. Продолжая литературную работу, он или обращается к новым темам, взятым из эмиграционной действительности, или постепенно теряет творческую потенцию. Назову Бунина, Куприна, Цветаеву, Солженицына, Бродского, Рубину, Аксёнова, супругов Воронель, Разгона, Шендеровича, Довлатова... (опять же предлагаю читателю продолжить этот перечень). Писатель же, овладевший языком родины в келейных условиях, т.е. без широкого общения с народом-носителем языка, может быть сколь угодно талантлив, но невольно выкажет свою языковую ограниченность, оторванность от живой народной лексики. Самый показательный пример – Набоков. Даже большая читательская среда следующих одна за другой волн эмиграции не спасает. Конечно, обширная эмигрантская аудитория может так активно лоббировать некоторых литераторов в эмиграции, что в стране исхода создаётся весьма благожелательное мнение об эмигрантской литературе и о конкретных писателях. Нередко можно услышать мнение, что за время эмиграции страна потеряла наиболее ценных литераторов. Действительно, потери весьма значительные, и всё-таки это утверждение явно преувеличивает размер катастрофы. Возвращаясь к Довлатову, безусловно, интересному, наблюдательному и ироничному писателю с точной и яркой лексикой, надо напомнить, что он себя позиционировал где-то в средине, но отнюдь не в первом ряду русских писателей. И дело тут не в скромности Довлатова, а в точной оценке своих литературных достижений при том, что его творческое наследие заметно и значительно на фоне посредственной в своей массе эмигрантской русскоязычной литературы.

И последнее. Довлатов прав, отмечая присущую русской художественной литературе дидактическую тональность, стремление формировать общественную мораль, обострённый интерес и сочувствие идеям социального обновления. Очевидно, что любая национальная литература не уходит от подобных тем. Однако русской классической литературе, формировавшейся в стране абсолютизма и крепостного права, наложивших отпечаток на психологию последующих поколений, такая направленность была много ближе и востребованнее. Советская литература естественно унаследовала эти черты. Вообще же литератор с большой буквы (талантливый прозаик, поэт, драматург) способен уловить самые первоначальные признаки назревающих изменений в окружающем его мире, зафиксировать первые флюиды общественной мысли, отразить тенденции перемен общественной жизни в самом их зарождении и, опережая их очевидные проявления, оповестить мир об этом. Более того, ни один крупный писатель не может обойти насущные проблемы современности и непременно отзывается на них в своём творчестве. Согласно Губерману литература по значимости для общества являет собой „и нерв, и прут антенны“. Уже поэтому литература обречена на муки первопроходца и никакая драконовская цензура, никакая косность социума, никакой репрессивный аппарат не в состоянии подавить эту её функцию. В этом смысле литература такое же средство изучения окружающего нас мира, как изобразительное искусство, фундаментальная наука и философия. Изменяется окружающий мир – изменяется и литература. Криминализируется обстановка в стране – прилавки заполоняют книги криминалистического жанра; бесятся от жира – идёт поток чернухи и порнухи; ведётся война – пишут о ней. Ни космос, ни ГУЛАГ, ни будоражащие общество политические и идеологические вопросы (как в плане их поддержки, так и в виде противостояния), ни крушение империй, ни достижения науки и искусства, ни секс не уйдут от писательского взгляда и найдут заинтересованного читателя, ибо это жизнь. Естественно, на страницах книг отображается и массовая эмиграция наших лет. Довлатов – один из её ярких бытописателей.


>>> все работы Тараса Фисановича здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"