Мы смотрим цветной фильм. Сюжет быстро развивается, великолепная компьютерная графика. Захватывающее зрелище!
Где-то далеко остались наивные персонажи черно-белого кино – дамы и джентльмены с их долгими разговорами, принципами, ограниченным ассортиментом товаров и неспешным ходом событий. Так изменилась жизнь. Мы видим, что все постоянно совершенствуется, развивается, усложняется.
Техника уже на грани фантастики, роботы бегают по лестницам и вполне разумно отвечают на вопросы. Машины сами делают машины, произошли огромные изменения в образе жизни, в том, как люди общаются, отдыхают, зарабатывают деньги. Кажется, что это хорошо, что все очень упростилось – исчезли ненужные сложности, почти исчез ручной труд (в «развитых» странах). То, что происходит за тысячи километров можно мгновенно увидеть по телевизору. Небольшая часть населения – около 4% – способна накормить остальных и еще останется на экспорт. Весь этот прогресс оказался возможен благодаря рационализации-упрощению. Все ускорилось, механизировалось и увеличилось в объемах потому, что изменилась концепция результата труда. Результат стал «конечным продуктом», готовым к потреблению. Готовый костюм, одежда «унисекс», еда быстрого приготовления, тарелки и книги одноразового пользования, утилизация отходов. Родители, у которых закончился срок службы, отправляются в дома престарелых. Не только промышленное производство диктует ритм жизни – изменилось отношение к ней. Эти концептуальные метаморфозы особенно заметны в искусстве. Например, в живописи. Само слово живопись – писание жизни. Классицизм, с его ремесленной добросовестностью в проработке деталей, уступил место импрессионизму. Несколько талантливых мазков, умело переданное настроение, состояние оказалось вполне достаточно для шедевра. Почти одновременно, искусством оказался жанр примитив – ярмарочное искусство на уровне «народных промыслов». Примитив находит тонких ценителей, хорошо продается. Революцию производят кубизм, футуризм, пуантилизм, серьезным искусством становится фотография, как самостоятельный жанр появляется декоративное искусство. В изобразительном искусстве появляется термин «китч» и тоже становится жанром, прокладывая дорогу абстрактной живописи. Шедевры абстракционизма продаются за миллионы, появляются в музеях. Реализм презрительно называется «фигуративным искусством» и все – от гравюр до мебели, ковров и гобеленов производят на фабриках огромными тиражами. При изготовлении мебели ручная работа, ценные породы дерева уступают место плитам из прессованной стружки, покрытым пластиком с нарисованной текстурой дерева. В музеях появляются «инсталляции»: комбинации каких-то предметов, что-то символизирующие и претендующие на то, чтобы считаться искусством. Появляются машины создающие картины, точные копии оригиналов. Письма пишутся на компьютерах и мгновенно доставляются адресатам. Никто больше не будет, макая перо в чернильницу, выводить строки, в задумчивости рисуя на полях профили, исправляя написанное, зачеркивая. Вы не получите письмо в конверте с запахом лаванды, легким, почти неуловимым ароматом, заставляющим вас взволнованно разрезать конверт и торопливо читать обращенные к вам строки... Простая пишущая машинка убила это. «Здравствуй, Алексей. Я решила написать тебе это письмо потому, что я все обдумала и решила, теперь уже окончательно...» – это письмо пахнет мышами.
«Милый Друг! Когда Вы получите это письмо, я уже буду далеко. Я пишу с единственной целью – сказать Вам, что уношу в своем сердце слова, столь великодушно произнесенные Вами при нашей последней встрече, и смиренно прошу Вас забыть то, что я могла сказать в смятенных чувствах, под влиянием случившегося между нами объяснения. Умоляю, забудьте меня, и заклинаю Вас, во имя чувств ко мне, о которых Вы так искренне и страстно мне говорили, дать мне возможность сохранить свою честь и доброе имя, кроме которых у меня ничего нет. Вы навсегда останетесь в моем сердце, как единственный, кому оно открылось во всей его бесхитростной простоте. Будьте же милостивы ко мне, пощадите меня и, как благородный человек, уничтожьте мои письма, удалив их из памяти Вашего компьютера, забудьте мой E-mail адрес, после чего отформатируйте хард-драйв». Можете ли вы читать эти строки, обильно орошая слезами клавиатуру и принюхиваясь к монитору, чтобы уловить слабый запах жасмина и вербены? Все упрощено и простота эта, несмотря на все удобства, хуже воровства. Да и воровство упростилось, приобрело вселенские масштабы, стало называться предпринимательством, хотя предпринимаются лишь меры по перекачке денег и созданию планетарных размеров спекулятивных «пузырей». Глобальная простота привела к бездумным глобальным действиям, имеющим катастрофические глобальные последствия. Идиотизм, тиражированный и многократно усиленный, стал побочным продуктом этого процесса всеобщего упрощения. Щелчок – вы уже сфотографированы. Оставьте в стороне кисти, краски, сомнения... Улыбнитесь. Вы живете в доме из фанеры, который выглядит, как настоящий. В удобном мире пластмассы и синтетики, где главной проблемой является цена на бензин, чтобы ехать туда, куда можно не ехать, потому что делать там нечего. Если вы заболели, вам пропишут тысячи тонн химических препаратов, чтобы не сидеть рядом с вами, не выслушать вас, участливо положив руку на вашу руку... Будут лечить симптомы. Болезнь останется. Потому, что лечат не человека. И уже не принципиально, будет ли американским президентом черный или белый, будут у власти правые или левые, коммунисты, капиталисты, мазохисты или эксгибиционисты. Все стало бинарным. Аналоговый мир с его ненужными сложностями исчез. Появился цифровой – удобный, простой, коммерчески рентабельный... Мир «продуктов». И мы, незаметно для себя, стали его частью. Мы – продукт общества, которое создали. Это замкнутая система. В этой системе все упрощено и за ее пределами оказываются какие-то люди, которые слетели с конвейера, дети, спящие в канализационных люках, «вылетающие в трубу» нерентабельные производства, несостоятельные должники, просчитавшиеся кредиторы, нации-банкроты и жадность, раздувшаяся до мировых масштабов и громко лопнувшая. Кризис чего? Финансовых систем? Экономических моделей? Производства? Доверия? Кризис морали. Она оказалась упрощенной до слогана: «дают – бери, бьют – беги!» Все эти «не съем, так хоть надкушу», «кто смел, тот и съел» вдруг вылезли со своей неандертальской простотой, сели на золотые унитазы, купили «черный квадрат» и объявили себя солью Земли. И начался кризис. Это кризис упрощенного до черно-белых альтернатив бинарного мира, где есть мужчина-женщина, бедный-богатый, власть, чтобы жрать всласть и жертвы правового беспредела. Есть ловкач и простак, которого кинули, который «лоханулся», жертва и насильник, фильмы, где есть «хорошие» и «плохие» парни, насилие и секс, сделанные по рецептам троглодитов. Генетически модифицированные овощи, домашние животные – конечный продукт, предназначенный для потребления. Это рыночная экономика. Главный на рынке – покупатель. И надо всучить ему свой товар – штаны и механическую музыку, консервы и собаку, часы и сотовый телефон с GPS – системой глобального позиционирования, чтобы он знал, где находится. Задача рынка – продать. Для этого надо внушить человеку, что получив много, он будет счастлив. В этом причина кризиса. Счастья нет. Есть растерянность от понимания этого факта и озлобленность на тех, кто обещал счастье. Обнаружилась бессмысленность процесса, произошла девальвация идей. И сразу обесценились деньги, начался обвал, стали искать, что, когда и где потеряли, кому что продали по ошибке, выбросили, выплеснули, не поняли...
Дорогой Друг! Я пишу эти строки в надежде, что наши взгляды на происходящее идентичны и чувства, которые я испытываю, наблюдая события столь быстро изменившейся жизни, разделяются Вами. Я осмеливаюсь полагать, что Вас заботит и печалит то, что все мы потеряли и продолжаем терять в погоне за эфемерными ценностями этого суетного мира. Я желаю Вам бодрости духа и счастья и, главное, здоровья, стойкости, душевных сил, неизменного чувства юмора, что позволяет нам пройти наш жизненный путь, сохраняя разум и добросердечие.
