Над Бруклином туман. С Атлантики всю ночь
Доносятся гудки, протяжны и тоскливы,
Как жалобы морских чудовищ, коих прочь
В открытый океан уносит из залива
Та сила, что они не могут превозмочь.
Я представляю их, тяжелые суда:
Последние огни угасли за кормою,
Сжимает их бока холодная вода,
А дальше - только тьма, туман, и скрыто тьмою
Бескрайнее ничто. И их влечет туда.
И вот они кричат от страха и тоски,
Могучие винты остановить не в силах,
Взывая к берегам, что все еще близки,
Но внемлют отголоскам их басов унылых
Лишь высохший тростник да мертвые пески.
сентябрь 2011
***
Одуванчики-2
...Напомнив на исходе мая
Про беспощадность октября.
"Одуванчики", май 2002, Москва
Я иду-шагаю - нет, не по Москве,
Мне открыл свои красоты штат Нью-Йорк,
И внезапно в зеленеющей траве
Вижу нечто, приводящее в восторг:
Несмотря на то, что осень на дворе,
Одуванчики желтеют в октябре!
Словно маленькие солнышки, горят
И как будто, улыбаясь, говорят:
"Нет, не поздно все сначала начинать!
Не пугают нас осенние дожди.
Мы не будем об упущенном стенать -
Выше голову! Все только впереди!"
Эти солнечные яркие цветы -
Воплощенье непомпезной красоты,
Что сильней асфальта серого брони,
И, конечно, правы именно они!
Зелен луг и светел полдень, им под стать,
И неважно, что там на календаре -
Ничего еще не поздно наверстать!
Одуванчики сияют в октябре.
Мой дом - деревянный корабль, устремленный на юг,
Однако от округа Брум далеки океаны,
Лишь волны холмов живописно застыли вокруг,
Да вьется меж них торопливая гладь Сасквеханны.
Плюс множество речек поменьше - скорее, ручьев,
Рождающих вместе с холмами и скалами в сумме
Эффект, что хайвей из Нью-Йорка до этих краев
Нежданно подобен шоссе из Тбилиси в Батуми.
Горбатые улочки. Острые крыши домов,
Что вроде похожи, но двух близнецов не найдете.
Не надо читать об Америке гору томов -
Достаточно просто немного пожить в Эндикотте.
Кругом автодилеры, округ забит ими весь,
Ремонт и запчасти - плюс церкви всех мыслимых стилей;
И можно подумать, что главные бизнесы здесь -
Спасение душ и подержанных автомобилей.
В окрестностях фермы. Амбары, поля, трактора.
По просекам тянутся линии под напряженьем.
Один городок переходит в другой - номера
Сквозные, Мэйн Стрит - словно длинный роман с продолженьем,
В сюжетную ткань какового порой вплетены
Масонские храмы, старинные пушки, знамена...
Есть памятник жертвам забытой Испанской войны
И тем, что погибли позднее - уже поименно.
Здесь нет ни бродвейских кулис, ни лас-вегасских драм,
Но разве не лучше для чуждого толпам акына
Бесплатное шоу, где осень меняет холмам
Мундирную зелень на пестрый наряд арлекина,
А после - на бурую шубу медвежью (фрактал
Рождая, поскольку в лесах обитают медведи),
И солнце струит в Сасквеханну закатный металл,
Что огненней золота и благороднее меди.
Я выйду на улицу, в лето в конце ноября,
С крыльца распугав неумышленно белок-соседок,
И сделаю вывод о том, что, вообще говоря,
Покой существует. Хотя, к сожалению, редок.
*
Ночь. Без чего-то три.
В окнах недвижный вид.
Желтые фонари.
Черный асфальт блестит.
Даже и светофор,
Тот, что всегда готов
Перебирать узор
Четок из трех цветов,
В этот безлюдный час
Замер, как неживой,
Вечнозеленый глаз
Пяля над мостовой.
Мрак поглотил холмы,
Только видны одни
Посередине тьмы
Радиомачт огни.
Путаницей теней
Дерево за окном,
Ветви его черней
Улиц, объятых сном,
Голы, искривлены,
И между них горит
Мертвый фонарь луны
К югу от Prospect Street.
Поезд кричит в ночи,
Тяжко несясь во тьму,
И на гвозде ключи
В такт дребезжат ему.
Как не кричать с тоски
В бездну пустых небес!
Призрачна гладь реки,
Мрачен и страшен лес.
Но никакая жуть
Не остановит рейс,
Некуда отвернуть
С одноколейных рельс.
Так что лети вперед
В темень, в леса, к реке,
Эхо твое умрет
В маленьком городке,
Где разве что луна
Молча посмотрит вслед,
Да в черноте окна
Замерший силуэт.