Рой уговорил нас приехать в Salt Lake City. Обещал показать город, пещеры, уникальный меднорудный карьер ("Дырку", которая видна из космоса) и, конечно, замечательные горные озера, где хорошо ловится рамчатый карп и крупная форель. Конец июля - лучшее время для рыбалки, уверял он, в горах не жарко, в городе же, как в пустыне, нет влажности, дышится легко.
Поздним вечером он встретил нас в аэропорту.
- Сегодня переночуете у меня, а завтра, если хотите, можете снять номер. Здесь поблизости есть недорогой мотель. Римма приготовила ужин... Вы так поздно не едите? А я привык. Ну... там будет видно.
Легкая уха, жареные окуни, карп в томате, "конвертики" с рыбой и овощами, соленая форель. Как не попробовать?
После обильного застолья Римма раскрыла школьную тетрадь.
- Я тут расписала ваше пребывание на все дни. Если здоровье позволит, буду вашим гидом. В нашем городе так много интересного. Библиотека. Ботсад. Это на завтра. В воскресенье в 9:30 у мормонов утренняя служба для всех желающих. Зал на двадцать пять тысяч, полный оркестр, хор - почти четыре сотни голосов... Дальше... Понедельник...
Рой перебил:
- Они приехали рыбу ловить. Мормоны подождут.
Римма болезненно поморщилась.
- Не начинай... Я трачу время, чтобы все уложить по дням, показать как можно больше... Ну, хорошо. Понедельник. У меня нет процедур. Можете заняться рыбалкой.
Рой налил красного вина. Жене - совсем на донышке.
- Давайте. За встречу... Завтра едем на Силвер... В воскресенье - Фишлейк.
Римма с досадой закрыла тетрадь.
- Делайте, как хотите.
Ушла к себе, но скоро вернулась, принесла постельные принадлежности.
- Если буду себя лучше чувствовать, поеду с вами.
С утра сняли номер в мотеле, взяли в прокат машину, купили лицензии на вылов рыбы. По просьбе Риммы еще заехали в русский магазин прикупить впрок продуктов, так что на место попали уже часам к трем.
Озеро живописное, сравнительно небольшое. Правый берег - мелководье, поросшее высокой в пояс травой. Близко к воде для отдыхающих уложена широкая дощатая тропа на сваях. Левый берег повыше, лесистый. Туда устремляются все рыбаки. Суббота. Приехали целыми семьями, с детьми. Подходы к воде все уже забиты.
Рой рыскал взад-вперед, пробуя куда-то всунуться. Балансируя, как цирковой клоун, влез на большой камень, торчащий из воды, но там сверху нависли ветви деревьев - не забросить. Ткнулся в другое место, в третье.
- Вы за ним не бегайте, - урезонила нас Римма. - Позовет, когда пристроится. - Тяжело дыша, опустилась на траву. - Фу! Сердце колотится как сумасшедшее. Я ему говорила: сегодня выходной - все едут отдыхать...
Катерина села с ней рядом.
- У меня тоже. Пульс 145.
- Вам надо было его не слушать. После самолета и сразу в горы. Себя не бережем!
- Где вы там? - раздался резкий голос Роя. - Несите все сюда. Они уходят.
Я спустился к нему. Место было не из лучших, втроем, да и вдвоем не развернуться. Попробовал забросить - неудачно. Леса запуталась в ветвях деревьев. Рой отобрал удочку.
- Дай сюда! Последи за моей.
Смотрю, что-то вроде тронуло. Вытащил - на крючке одна трава.
- Рано подсекаешь!
Вторая попытка - и снова промах.
- Теперь опоздал.
Кружилась голова, в висках стучало, немного даже подташнивало. Римма с Катериной ушли к машине пить чай. Сказали, скоро вернутся, но нет и нет.
Наконец, вроде, приспособился, но форельки попадались все небольшие, и, когда выходили на берег, тащили с собой целые пучки травы. Какое уж тут удовольствие? Потом и вовсе перестали брать.
- Когда поедем? - спросил у Роя.
Он посмотрел на часы.
- Еще 36 минут. Сходи, проверь, где там наши женщины.
- Неужели закончили? - удивилась Римма.
- Сказал: еще 36 минут.
- Вот то, о чем вам говорила. - Повернулась к Кате. - Он не человек. Машина.
Часа через три войдя в номер, в изнеможении бросились на кровати. Полураздетые. Не было сил встать, выключить режущий глаза свет лампы на столе. Вдруг, как бы совсем рядом, раздался громкий стук. Я вскочил. За дверью, с автоматами наперевес, стояли двое полицейских в камуфляжной форме.
- Выходи! - скомандовал один из них.
Неужели попался, мелькнуло в голове. Рой ведь предупреждал - ловить не больше четырех форелей, пусть даже и мелких.
- Оба! Оба! - торопили, заглядывая в номер.
Катерина, прикрываясь простыней, натянула валявшуюся на кровати футболку, схватила сумку с документами.
- Что случилось? - недовольно спросила одного из них.
- Опасная зона. Немедленно покиньте территорию.
Его напарник уже колотил в соседнюю дверь.
Все жители мотеля, кто в домашних тапочках, кто голый по пояс, сгрудились у пиццерии за опоясывающей полквартала широкой цветной лентой. Десяток машин с мигалками, телевидение, скорые помощи. Учебная тревога? Съемка фильма? Молоденький полицейский успокаивал толпу:
- Мы просим извинения за доставленное неудобство. Надеюсь, скоро будем иметь полную информацию.
Хорошо разогретая, словно из парилки, баба в красной кофте подступила к нему вплотную.
- Мне нужно в номер. У меня там осталось полбутылки.
- Не волнуйтесь. Надо потерпеть.
- Бул шит. Говоришь сколько?
- Может, двадцать минут... может, десять часов.
- Бул шит. - Достала сигарету. - Мы платим деньги, чтобы был порядок, а у вас... информация... должна поступить. Через какое место?.. Бул шит... Который час?
Полицейский невозмутимо вежлив. Посмотрел на часы.
- Одиннадцать без пяти.
Еще оставалась надежда: все выяснят, разрешат вернуться. Очень хотелось спать... Но время шло, и ничего не менялось.
Через час привезли питьевую воду. Объявили: в квартале от мотеля стоит автобус, желающие, пока все выяснится, могут перейти туда. Но в воздухе стало прохладней, и многие предпочли сидеть или лежать прямо на травяном газоне у тротуара.
Можно было бы позвонить Рою, чтобы забрал переночевать к себе, но вспомнили: он держит машину на внутренней парковке, закрытой с десяти вечера до шести утра, к тому же, назавтра планировал ехать на Фишлейк. Это миль двести. Будет не в духе.
В автобусе обе двери открыты, гудит кондиционер. Впереди, в инвалидном кресле, бледная толстуха. Возле нее крутится веселый поджарый темнокожий парень в детской панаме. Несколько задних сидений заняла, видно, целая семья. Сонный бородатый красавец восточного типа, средних лет. За ним, в полудреме, застыла в неудобной позе, с раскрытой бутылкой воды в руке, наверное, его жена. Две большие старые собаки. Одна лежит на полу в проходе. Другая - прямо на сидении. Круглолицый мальчик лет двенадцати весь разломился под тяжестью навалившегося сна. Впереди девочка постарше, в черной накидке с капюшоном, из-под которого, как из птичьего гнезда, выклевывается острый носик. Она поминутно вскакивает, будто взрывается изнутри, душит в объятиях несчастных псов, пытается вытолкнуть их на газон.
В час ночи пошли к пиццерии выяснять обстановку. Там уже слегка рассосалось. Уехало телевидение, несколько полицейских машин. Из длинного раскрытого прицепа с красным крестом медсестры раздают одеяла, кому-то меряют давление, сахар в крови, кого-то увозят в госпиталь. Стало ясно - это надолго. Подошел уже знакомый полицейский, видно, ответственный за связь с народом, предложил устроить желающих на ночлег в шелтер. Никто из сидящих и лежащих на траве даже не пошевелился. Мы одни сразу согласились - только бы где-то переспать.
- Идите к автобусу. Сейчас организуем.
Ждали, пока за нами придут. Подъехала скорая. Увезли в госпиталь бледную толстуху. Какой-то тип на велосипеде в рваной рубахе, с ворохом тряпья, остановился возле нас, попросил три бакса на бензин.
Катерина толкнула меня к двери.
- Пойдем, о нас, наверное, уже забыли.
В автобусе прибавилось. Бородач, чтобы не беспокоить спящих, тихо спросил:
- Какие новости? Есть какое-то движение?
- Раздают одеяла.
- Значит до утра...
- Предлагают устроить в шелтер.
- Ну, что вы! Лучше уже здесь. Район там криминальный. Бомжи. Они сюда на лето как тараканы ползут. Со всего штата.
Появилась девочка с собаками. Толкая друг друга, они поспешили занять места поудобней. Мальчик на коротком боковом сидении зашевелился, поднял голову и, словно был слеплен из пластилина, не найдя другой позы , снова размяк, сложился вдвое.
- Хотелось бы знать, что, все-таки, там произошло, - спросила Катерина.
Скептически настроенный бородач пожал плечами.
- Официально вам никто ничего не скажет. У них четкое разграничение обязанностей и строгий запрет на разглашение информации. Скорее всего, им надо по плану отработать ночную смену. Из того, что просочилось, слышал: кто-то в кого-то будто стрелял, одного поймали, другой сбежал. Но, как бы по сценарию, этот, которого поймали, должен второго выдать, и сбежавший тут же будет пойман. К утру легенда обрастет новыми подробностями. Что-то потом узнаем из телевизионных новостей. А пока, мой вам совет, берегите нервы, устраивайтесь здесь. Все когда-нибудь кончается.
Один из псов забрался на заднее сидение, рядом со мной, растянулся во всю длину. Пришлось спать сидя, засунув ноги, чтоб не отекали, в узкий проем между окном и спинкой кресла. Вот только с головой у меня всегда проблема. Ей-то и подушка не всякая подходит, а тут… Знал по опыту гастрольной жизни: через час-другой шейные позвонки заклинит - потом намучаешься, пока поставишь их на место.
Сразу сморило. Когда очнулся - под рукой собачья морда, шею не разогнуть, боль в левом плече, надуло от кондиционера. Погладил пса. Ну, ты, зверь, дай выйти. Катерина тоже проснулась. Спросил:
- Который час?
- Уже полшестого. В шесть позвоним Рою.
Вышли из автобуса размяться. К мотельщикам присоединились несколько бомжей. Разбросаны по газону как грибы. Привезли гамбургеры, воду в бутылках. У пиццерии за мокрыми от утренней росы железными столами все те же. Увидев нас, голый до пояса мужик поспешил выдать свежую информацию:
- Через пятнадцать минут откроют. Шеф сам мне сообщил. Всех поймали. Даже два лишних.
- Бул шит, - хрипит баба в красной кофте, - кончай трепаться. Иди к хозяйке, попроси кофе.
Подошли к полицейскому, на лице которого бессонная ночь не оставила никаких следов.
- Там у нас машина, взятая в прокат. Вот ключи. Пусть кто-то приведет, и мы уедем.
Он вежливо улыбнулся.
- Не имеем права.
- Но почему, черт возьми!
- Опасная зона.
- Тогда позвоните нашему другу.
- Это пожалуйста. Сейчас я наберу начальника. Говорите номер.
Дал мобильник не сразу. Там еще что-то проверяли.
- Рой? Извини, что разбудили. Мы здесь возле пиццерии. Всю ночь кого-то ловят. Мотель весь выселили еще с вечера.
- Не могли позвонить сразу?
- Мы все ждали, что скоро разберутся. А потом было уже поздно. Не хотели будить.
- Не хочу ругаться, но вы как дети. Не знаете куда приехали? Это Мормония. Здесь все показуха... Ну, да ладно. Ждите. Буду через пятнадцать минут.
Рою 78, но стариком его не назовешь. Пружинистая походка, стальные плечи, дубленное солнцем и ветром лицо с узкими прорезями глаз, искрящихся от внутреннего жара. Болезненно упрям. Попробуй ему перечить, сразу срывается на крик, но скоро и отходит, словно внутри, помимо его воли, сам по себе включается часовой механизм, раскачивающий маятник между двумя крайними душевными состояниями: от слепой ярости до просветления, чувства раскаяния и даже стыда. Ну что, мол, это я, снова не сдержался.
Римма по секрету жаловалась Кате:
- Мучаюсь с ним уже 35 лет. Долго не могла понять, почему от него ушли все жены. Случай особый. В психиатрии еще не описанный. Мне иногда кажется: он не совсем даже человек. Когда где-то там занимались его созданием, вложили в него больше звериного. Не знаю, как терпела его все эти годы. Счастье, что живем раздельно. Есть куда спрятаться, когда он начинает бунтовать. Потом, правда, можно вить из него веревки. Становится мягким, предупредительным. Если приступы учащаются, уже знаю: ему пора бежать из города. Там у воды он успокаивается, сутками не ест, жарится на солнце. Удочки для него как игрушки для ребенка. Потом приезжает, еще до двух часов ночи может чистить рыбу. Перебирает крупу для каши. Каждое утро готовит завтрак. Поражаюсь его выносливости. Когда жалуюсь, он раздражается, не понимает, что это такое жить с одной резаной почкой, с постоянными приступами боли от смещения позвонков, с критическим давлением. Кроме зубов он никогда и ничем не болел. Теперь, правда, и не представляю, что бы без него делала. Несколько раз он меня спасал, изучил по справочникам все, чем лечат, профессионально делает массаж. Сейчас, когда уезжает на озера на целый день, а то и на два, я мучаюсь страхами: вдруг не вернется, все бросит, пристроится там к кому-нибудь в хозяйство. Руки у него золотые, сделает любую тонкую работу. Ему бы и здесь в его годы нашли применение, пойди он к мормонам. Помню, попробовала с ним поговорить об этом, как с цепи сорвался, кричал: "Дура! Дура! Они тебе замылили мозги. Хочешь держать меня на поводке? Не выйдет". Схватил что-то из холодильника, сказал, что уезжает на Фишлейк с ночевкой. По горным дорогам туда больше трех часов езды. Вот где настоящие красоты. Один раз он брал меня с собой. И, можешь себе представить, за три дня ни одного грубого слова. Как подменили. Сидим с ним рядом на берегу, я переживаю, когда рыба срывается, а он смеется: "Иди, - говорит ей, - красавица, погуляй. Мы еще встретимся, поиграем". Не помню, чтоб он когда-нибудь ко мне с такой интонацией. Тогда подумала: вот он где настоящий, а в городе как зверь в загоне. Место ему там, на природе. И теперь каждый раз, когда он срывается, я в страхе: вдруг не вернется.
Официально Римма с Роем в разводе. Так поступают многие русские эмигранты. Больше социальная помощь, у каждого своя квартирка. Дом - по восьмой программе. Третий этаж. Коридорная система. Очень удобно. Всегда можно спрятаться, избежать скандала. У Риммы порядок, ничего лишнего, на стенах несколько фотографий, акварели знакомой художницы. У Роя - разросшееся на полкомнаты живое дерево. В спальне, в ногах кровати, стол с компьютером. Над ним сделанные им самим широкие некрашеные полки, забитые инструментами, мотками спутанной лесы, проволоки, коробками с гвоздями, железками непонятного происхождения, собираемыми им повсюду и хранящимися про запас, на всякий случай, вдруг на что пригодятся. Но в кухне с окном в гостевую, завешенным расшитой Риммой шторкой, через которое можно подавать еду прямо на стол, идеальная чистота. Завтраки он сам готовит. Так у них издавна заведено. Пока Римма, превозмогая боль, приводит себя в порядок, разминая на специальном тренажере слипшиеся за ночь позвонки, он накрывает стол, проверяет в Интернете состояние атмосферы, заглядывает в календарь рыболова Юты. Если там черная рыбка, обещают хороший клев. Надо ехать. Не беда, если прогноз потом не оправдается. Без улова не вернется, всегда поймает и на уху, и на сковородку. В удачные дни, когда привозит много, Римма сама решает, кому раздавать. Если рыбу не почистил еще на озере, до середины ночи будет с ней возиться. Ему это даже в удовольствие. Препарирует как опытный хирург: отработанным приемом отделит молоки, сердце, тонким скальпелем отсечет мешочек с желчью от печенки. Раз, после утомительной дороги, я предложил ему помочь. Он нехотя согласился, стоял рядом, смотрел. Через минуту обрушился с бранью:
- Ты всю ее порвал! Я же учил: здесь проколоть, в трех местах подрезать, вскрыть пленку, под струей воды пройтись скальпелем вдоль хребта, от головы к хвосту, вымыть всю кровь... Работать надо красиво.
Отобрал у меня рыбу, долго еще ворчал.
После беспокойной ночи мы чувствуем себя отвратительно. Рой из кухни дает указания:
- Каша на плите. Чай, кофе. Римма засолила вам вчерашнюю форель. К отъезду будет готова. Завтракайте, отдыхайте, приходите в себя. Сейчас я с ней по врачам. Вернемся к часу дня. Пообедаем и едем на Фишлейк. Сегодня календарь показывает клев - черная рыбка. Возьмем с собой куртки, плащи.
Никакого настроения ехать в такую даль. Я пытаюсь увильнуть.
- У нас там все осталось в номере. Неизвестно, когда откроют. Давай перенесем на завтра.
- Заедем по дороге... Устроили цирк. Им скоро надоест. Откроют.
Вошла Римма, бледная, замотанная шарфом.
- Такие боли, такие боли, не спала ни минуты. Рой, куда ты их тянешь? После этой ночи. Люди приехали отдохнуть.
- Ничего, до обеда отоспятся.
- Сегодня мог бы им устроить экскурсию по городу.
- Это не обсуждается. Я уже сказал!
- Что ты кричишь? - Повысила голос. - Вот видите? С ним можно жить?
Рой командует:
- Соберешь нам что-нибудь с собой. Шесть яиц, хлеб там, масло. Чай и кофе я приготовлю. - Посмотрел на часы. - Через час тебя заберу.
- Сначала сделай мне массаж. Не могу стоять.
Разложив под кроной дерева софу, мы, прикрывшись простыней от сифонившего во всю мочь кондиционера, через минуту уже спали мертвым сном.
Ровно в двенадцать Рой разбудил нас.
- Я звонил. Ваш мотель уже открыли. Римма у себя. Лежит. Ей сделали новокаиновую блокаду. Предписали три дня постельный режим.
- Значит, не едем, - обрадовалась Катерина. - Я тоже что-то хриплю.
- Ну, Катька! Вставай. Нечего хандрить. Подлечим. Сделаю тебе точечный массаж.
- Рой, послушай, может, действительно отложим? – еще сопротивлялась Катя.
- Другого времени не будет. Римме теперь на процедуры через день... Поедем без тебя. Вдвоем.
- Ну, еще чего!
Подхватилась, пошла умываться.
Рой разложил приборы, принес тарелки, поставил каждому специальные блюдца для костей.
- Бабы, они как рыбы. Вовремя не подсечешь - пойдет бузить. Садись, не жди ее. Хлеб вон на столе
- Почему только две тарелки?
- Я ем два раза в день. Привычка с рыбалки. Берегу время.
Где-то громыхнуло. Рой подошел к окну.
- Смотри, с прогнозом угадали. Гроза. Сверху льет, а на земле ни капли. Все испаряется еще наверху. Мормония. Не город - раскаленная сковорода. В горах так не бывает.
Римма принесла зонтик, сваренные яйца, банку жареной карповой икры в дорогу.
- Буду вас завтра ждать к обеду, в пять.
Рой наполнил термоса, нарезал хлеб, сложил в походный холодильник помидоры, огурцы.
- Чтоб ты не волновалась, настраивай себя к восьми. Мы еще заедем в одно место за карпами. Ты знаешь.
- У тебя в морозилке три лежат.
- Отдашь соседям, а мы привезем свежих.
Римма не спорит. Знает: он все уже для себя решил. Но не упускает случая лишний раз подколоть мужа.
- Так мучаюсь с ним уже сколько лет. Ему одно - он тебе другое. Все делает по-своему. Упрям как...
Постанывая и вздыхая, убирает со стола, моет посуду. Рой торопит:
- Время - два часа. Еще ехать в мотель, заправлять машину.
Спустились вниз, помогли уложить в набитый до краев багажник какие-то кульки, кулечки. Когда к поездке все было готово, на балконе появилась Римма, помахала беленькой ручкой: "Удачи вам!" Повеселевший Рой, садясь за руль, кричит:
- Риммочка, не волнуйся. Я позвоню, когда приедем.
В мотеле рядом с нашим номером выломана дверь, внутри битые стекла, стол, стулья – груда деревяшек, матрац на полу, в крови. Только телевизор, подвешенный почти к самому потолку, цел.
- Топорная работа, - замечает Рой и советует. - Проверьте, все ли у вас на месте.
Через несколько минут, переодевшись и прихватив с собой куртки и свитера, мы уже в машине. Рой еще раз просматривает маршрут по карте, не пропустить бы где-то поворот, нужно выбрать самый короткий путь. На Фишлейке он был всего два раза. Предупреждает:
- В дороге меня разговорами не отвлекать. С вопросами - на месте, когда приедем.
Город скоро остается позади. И по мере того, как, словно выписанные широкими бежево-красными мазками, лысые горы покрываются альпийскими лугами, перемежающимися стройными лесами, нетерпение Роя растет, и он с трудом сдерживает себя, чтобы не пустить машину во всю прыть. Я мысленно давлю на тормоз при каждом крутом повороте на серпантине, но после трех часов езды чувствую, что теряю бдительность.
Катерина хрипло спрашивает:
- Далеко еще? Я, кажется, заболеваю.
- Внизу заправка. После нее миль пятнадцать.
Казалось, отключился только на миг и вдруг слышу:
- Маэстро, просыпайся. Мы уже в раю.
За окном - деревянный домишко с потемневшим, покосившимся от времени крыльцом. Поодаль другие, такие же. Заходим внутрь. По стенам муляжи рыб. У конторки красивая девица кокетничает с кем-то по телефону. Рой нервничает, подталкивает Катерину:
- Ну, что она там тянет? Скажи: нам только переночевать.
В английском он не силен. С соседями по дому больше по-русски, а на рыбалке хватает трех десятков слов: на что ловишь, как клев, давно стоишь и все такое.
Девица, закончив разговор, предлагает:
- В соседнем доме освободился. Без холодильника. Оформлять?
- Что она сказала? - спрашивает Рой.
- Она говорит: без холодильника.
- Без холодильника рыба пропадет! Ну, да ладно, выпотрошим, присолим. - Тянется к брошенному на стойке мобильнику. - Я должен позвонить. Риммочка, дорогая, мы уже на месте. Все в порядке. Не волнуйся... Да. Да! Не надо повторять! Точно в восемь, в восемь тридцать.
Оставив в номере лишние вещи, проехали еще с милю вперед, свернули в широкий двор другой гостиницы и дальше, под деревянную арку по ухабистой дорожке прямо к воде, на огражденный валунами крохотный паркинг. Вышли из машины, и у меня возникло странное чувство, будто вернулся в давно забытое, может, когда-то снившееся. Слева - знакомый мосток через поющий горный ручей. В чистом зеркале воды отражаются лесистые склоны гор. Воздух прозрачен, дремотно неподвижен. По кромке берега - несколько фигур. Дама в розовой шляпке с собачкой. Возле нее дети. Все с удочками, застыли в ожидании, как на живописном полотне, расписанном тонкой кистью. Солнечный свет уже приглушен, но краски еще свежи.
Рой вынул из багажника снасти, подсак, раскладные стулья. Надел вторую пару штанов, еще рубаху, куртку, выгоревшую шляпу с обвислыми полями. Так он привык в любую погоду. Говорит: спасает от холода и от жары. Разбросал удочки, застолбив место, и пошел рыскать по берегу, собирая все, что осталось после рыбаков: спутанные мотки лесы, обрывки поводков с крючками, карабинчики, грузочки.
Розовая шляпка его остановила. Подошел, взял у нее удочку, выбрав что-то из того, что уже собрал на берегу, принялся переделывать.
- Кажется, он увлекся, - сказала Катя, раскладывая кресло. – Бери, начинай.
- Боюсь, ему это не понравится. Нарочно тянет. Усиливает удовольствие, оттягивая время первого заброса.
- Не говори ерунды. Он там уже при деле!
Дети, оставив удочки, стали шалить. Гонялись друг за другом, бросали в воду камешки. Рой погрозил им пальцем:
- Но-но! Не шуметь.
Погладил пса, постоял, переминаясь с ноги на ногу. Не хватало слов для общения, да и годы уже не те.
Подошел к нам.
- Маэстро, теряем время. Я думал, ты уже работаешь.
Проверил на прочность поводок, наживил на маленький крючок два ярко-желтых шарика, мягких как резина, забросил одну удочку, потом вторую, третью.
Форель не брала. Попадались золотистые окунишки с ладошку. Никогда раньше не встречал таких красивых.
Но вот солнце спряталось за горы, и сразу посвежело. Решил принести Кате куртку. Только отошел к машине, вдруг слышу:
- Давай подсак!
Подхватил, стал с ним рядом наизготовку. Внутри запело, затрепыхалось. Давно я не испытывал такую хмельную радость.
- Сэр! Сэр! Биг фиш! Биг фиш! - позвала на помощь розовая шляпка.
Рой обернулся к Катерине.
- Бери, выводи. Будет сильно сопротивляться - не дави, отпускай внатяжку. Катушку подматывай, только подавая конец к воде.
Убежал помогать.
Ничего не поняв из того, что он сказал, Катя крутила изо всех сил. Рыба, почувствовав, что тут не до игрушек, рванула в сторону, в другую, но поводок был крепок, не поддавался. Искала, куда бы воткнуться мордой, чтобы собраться с силой для нового рывка. Не первый раз ее подводило любопытство. Хотелось подержать в губах яркую душистую обманку, размять, сорвать с крючка, почувствовать, что спрятано у нее внутри. Увидев впереди камень с неровными краями, торчащий из воды на мелководье, подвела под него лесу, уперлась головой.
Тут бы надо немного придержать, отвести потом в сторону, но...
- Ушла! Под самым берегом. Большая... Рой не простит.
Я искал в сваленных в кучу кульках запасной крючок, когда он подошел.
- Где рыба? Поймали?
- Сорвалась. Вместе с крючком.
- Ну, ничего. Это игра, - успокоил. - Она уже здесь неделю.
- Кто, эта рыба? - переспросила Катя.
Рой отмахнулся.
- Женщина с детьми... Помог им настроить снасть... Завтра уезжают...
Кто-то незримый еще дописывал вечернее великолепие пейзажа, а все семейство, казалось, приглашенное позировать ему, оставив в центре полотна белое кресло, уже покидало берег. Впереди пудель, за ним девочка, держащая за хвост форель, мальчик с удочками, розовая шляпка. Обернулась, помахала нам рукой. Рой, обкусывая крепкими зубами узел на крючке, с грустью смотрел им вслед.
- Пойду, закину там. Вы справляйтесь сами.
Скоро стало темнеть. Краски поблекли. Катерина совсем раскисла, ушла к машине. Рой, казалось, уснул. Над высокой спинкой белого кресла торчала только, как старый гриб, его шляпа с обвислыми полями. Следить за двумя удочками сразу было уже невозможно, и я, вымотав одну, держал вторую прямо в руках. Три небольшие форели удалось подсечь. Даже не заметил, как он появился.
- Сматывай. Завтра в пять вставать.
Посреди гостиничного двора - специальное место для чистки рыбы. Большой, из нержавейки, со стоком в центре, ярко освещенный стол под навесом. Сверху, с двух сторон, спущены подающие воду шланги. У Роя три форели. А я-то думал, он проспал. Все почистил, присолил, уложил в чистый пакет.
- Учись. Завтра будешь делать это сам. Сейчас быстро перекусим и спать, спать... Жаль, не взяли с собой фонарь. Остался бы здесь до утра.
В номере он первым делом налил себе чашку крепкого кофе, не дожидаясь, пока Катерина начнет все ставить на стол, постелил салфетки, намазал бутерброды.
- Долго не засиживайтесь. Завтра рано вставать. Постараемся быть на берегу до рассвета.
После ужина лег, не раздеваясь, прямо на покрывало и сразу отключился. Мы еще с полчаса возились. Катя пила лекарства, полоскала горло. Я знал, что долго не усну на новом месте. Прошел час, другой. Слушал хриплое дыхание жены и думал: не стоило рисковать, ехать в такую даль. Еще действительно заставит вставать в пять утра, если не шутил. Совсем разболеется. Да и самому... прошло то время, когда в угоду страсти мог бездумно жертвовать собой. Твердо решил: начнет будить - скажу, пусть ловит один. Гостиница до одиннадцати, можно хоть отоспаться в тишине...
Кто-то запел: "Мадам, уже падают листья". Или мне это кажется? И слышу:
- Маэстро, просыпайся.
Смотрю: Катерина уже оделась, пьет чай, Рой тащит вещи к машине.
- Все забираем с собой. В одиннадцать подъедем, отдадим ключ... Позавтракаешь на берегу.
Спорить бесполезно. Еще есть надежда отоспаться там, в машине, но, понимаю, у Кати на это больше прав. Все теплое, что прихватили, одеваем на себя, вешаем на дверь замок. Ключ... ключ - не забыть бы потом, куда положил.
Спустились к воде. Холодный, еще не окрашенный рассвет. Над озером, скрывающее вершины гор, рваное по краям, серое покрывало облаков, а в белом кресле на берегу - очень живописно - в красной рубахе и черной ковбойской шляпе кто-то сидит. На мысу, с другой стороны ручья, - еще двое. Рой ворчит:
- Опоздали. Лучшие места уже забили.
Катерина из машины не выходит.
- Протри стекло. Я посижу немного. Отсюда будет видно.
Ужасно хочется завалиться на заднее сидение, хоть немного еще передремать. Ломит поясницу, песок в глазах. Рой подгоняет:
- Что ты стоишь? Бери седушки, удочки, неси на берег.
Закинули на прежнем месте. Тихо. Никакого шевеления.
- Придавило, - говорит, - перед дождем. - Осторожно подмотал провисающие лесы. - Ты не спи, следи. Тут есть такие крокодилицы - утянет вместе с удочкой.
Небо над головой провисло, набухло, вот-вот прорвется.
У соседа - большая форель. Поправил шляпу. Не вставая с кресла, подвел, осторожно снял с крючка, полюбовавшись, выпустил обратно в озеро. Вот и еще одна. Движения неторопливы, будто наиграны, как на съемке - дубль второй.
Рой подхватился, принялся перестраивать удочку на поплавочную. Подошел к самому ручью, пустил наживку по струе. Но и там, если поклевка, лишь мелкий окунь. Поменял глубину, провел приманку у самого дна. Наконец, настоящая хватка. Стал подводить - ушла под самым берегом. Он повеселел - вот оно, начало большой игры! Легкими подергиваниями искусно направил наживку в нужное место. Вот еще хватка. И снова сход. Проверил крючок - так и есть, кончик обломался. Откусил. Привязал другой.
Пошел дождь, мелкий, как сквозь сито. Но уже потеплело. Я, натянув плащ, еще какое-то время старался не выпускать из виду оба конца удочек, оставленных мне для присмотра. Вот левый из них качнулся раз, другой. Пусть, пусть заглотит, решил я, прикрыв глаза, пусть...
Проснулся, а солнце уже в зените. Под его лучами последние обрывки облаков, цепляясь за склоны гор, таяли на глазах. Я оглянулся. Слева по берегу, на том же месте, Рой. Вроде тоже уснул. Справа, в белом кресле, Катерина. Держит в руках одну из моих удочек. Где же вторая? Впереди, шагах в трех от берега, что-то торчит из воды. И точно - комель удилища. Зацепилось катушкой между камней. Полез, вытащил на берег. Леса оборвана вместе с грузилом. Хорошо, Рой не видит.
Катерина похвасталась:
- Смотри, пока ты там спал, я две поймала.
Потом призналась: одну ей подарил ковбой.
- Сходи к Рою, спроси: он долго еще собирается ловить? Я уже съездила в офис с этим парнем, отдала ключ. Время сейчас около часа, вам еще чистить рыбу, завтракать.
В былые времена из-за этого "съездила в офис с этим парнем", потом еще "рыбу подарил" могла возникнуть ссора, но теперь... И все же...
- Могла Роя попросить.
- Не хотела его беспокоить.
- Ну... да ладно. Пойду, узнаю.
Почувствовав, что кто-то за спиной, Рой зашевелился, задергал удочкой, не замечая, что поплавок давно прибило к берегу.
- Ну, как там у вас успехи? - спросил.
- Катя поймала две форели, не меньше, чем по полкило, а у меня, пока тянулся за подсаком, сошла большая, все оборвала.
Подумал: зачем я вру?
- Сказать по правде, проспал, удочку сейчас нашел в воде - чудом не утащила.
- Ну, ты артист! Такое пропустил. Из нас двоих она предпочла тебя, а ты прошляпил.
Первый раз видел, как он смеется.
- Признаюсь, я тоже вздремнул немного. Такой сегодня день. - Снял шляпу, выжал из нее воду. - Ты вот что, - снова приказывал, - забирай вещи в машину, рыбу, чтобы потом не тратить время, можешь почистить. Окуней - только потрошить. Мне надо еще полчасика, добрать до дневной нормы, двенадцать форелей на троих. У тебя сколько?
- По нулям.
- Две у Катьки. Еще четыре тут гуляют. После дождя должна хорошо брать. По дороге заедем на Юбу. Возьмем пару десятков карпов.
Я попытался возразить. Рыбы и так, мол, много, жена не совсем здорова, но он уже не слушал.
- Крюк там небольшой, миль восемь. За два часа управимся. Я редко выезжаю так далеко. Грех не воспользоваться. Одарим всех соседей... Завтракайте без меня. По дороге что-нибудь перехвачу.
Я уже заканчивал чистить рыбу, когда он подошел. Вывалив на стол две крупные форели, отобрал у меня нож. Та, что побольше, оказалась с икрой.
- Смотри ты, брюхатая. Тут будет целая банка.
В отдельный пакет собрал все, до икринки. Закончив чистить, тщательно вымыл стол, ополоснул руки.
- Теперь по чашке кофе и можно ехать.
Катя сунула каждому по бутерброду. Я предложил повести машину. Рой не сопротивлялся. До перевала еще держался, командовал: "Держись ближе к осевой! Не тормози! Прибавь до сорока!" Когда дорога ушла в долину, откинул сидение, шляпой прикрыл глаза.
Через какое-то время Катерина заволновалась, тихо спросила:
- Знаешь куда нам ехать? Я вчера не запоминала.
- Примерно... Он еще сказал, что где-то на полдороге свернем на Юбу, наловим карпов.
- Шутишь?
- Нисколько. Если проскочу поворот, пока он спит, есть надежда уговорить его не возвращаться. Будешь помогать.
- Его уговоришь. Конечно. Смотри там, сам не усни.
За милю до поворота Рой пришел в себя.
- Это где-то должно быть здесь. Не гони! Видишь? Вон указатель.
На крутом высоком берегу озера длинной вереницей стоянки для машин в виде беседок. В каждой стол, скамья, раздевалка. Далеко внизу серая полоска пляжа, ни кустика, ни деревца. Жара. Не продохнуть. Вода кипит от моторных лодок, катеров.
- Какая тут рыбалка? - удивился я.
Рой открыл багажник, напялил на себя куртку, штаны, сложил подсак, сунул мне в руки удочки.
- Не сбивай меня. Что-нибудь обязательно забуду - далеко возвращаться... Рыбалка... Не рыбалка... Я говорил: возьмем пару десятков карпов. Что тут не ясно?
- Купим, что ли? - спросила Катерина. - Удочки зачем?
- Для конспирации.
- Я подожду вас здесь.
- Напрасно. Пропустишь такое развлечение. Специально для тебя. Потом будешь жалеть.
- Ладно. Уговорил.
В конце парковки круто уходит в самое озеро огромная бетонная плита, по которой спускают на воду лодки и катера. С двух сторон от нее, образуя небольшую бухту, от берега метров по пятьдесят в длину - широкие понтоны, покрытые струганными досками. Так приятно, опустив ноги в теплую воду, трогать их руками. Вроде и солнце уже не так печет. Да и жара здесь не так чувствуется.
Рой, настроив поплавчанку, выставив глубину, наматывает на маленький тройник кусочек ваты, залепливает ее чем-то зеленым. Бросает в воду, прямо себе под ноги. В тот же миг поплавок подпрыгивает, мягко скользит в сторону. Лениво сопротивляясь, карп выходит на поверхность.
- Зеркальный... Бери подсаком.
Не успел я бросить его в садок, как слышу снова:
- Есть! Большой!
Это Катерина подошла Рою помогать. Голос веселый. Не узнать.
- Есть! Есть!
Он отдает ей удочку, настраивает для себя другую. Стоят рядом, почти синхронно повторяют движения друг друга, словно два пианиста за одним роялем. Я ползаю между ними на четвереньках, выхватывая подсаком рыбу за рыбой, иногда по две сразу. Рой улыбается.
Скоро садок уже не поднять. С зашедшего в бухту катера праздная публика приветствует наш успех аплодисментами. Мне не до веселья. Весь вымокший, перемазанный слизью, уже не прочь поменяться с кем-то ролью. Спрашиваю:
- Нас не возьмут за это самое место? Какой здесь лимит?
Рой успокаивает:
- Карпы здесь без лимита. Считаются мусорной рыбой. Покажи, сколько там у нас. - Прикинул. - Этого хватит.
Сложил удочку, перевязал.
- Будем собираться.
Катерина запротестовала:
- Еще один... два.
Рой вытащил садок, достал щипцы, обломал пробившиеся через сетку острые как иглы шипы верхних плавников. Постоял, отошел в сторону, лег на живот, опустил голову в воду. Потом отряхнулся, пригладил седые кудри и неожиданно запел:
Здесь хорошо...
Взгляни, вдали огнем
Горит река…*
Я не разделял его восторга. А он, вдруг, подошел, обнял меня за плечи:
- Знаешь, пока ты молод, ради страсти, кажется, готов умереть, а сейчас, пока она еще в тебе, хочется все больше жить и жить.
- Я только не понимаю: зачем было так далеко ехать, если тут...
Он не дал мне договорить.
- Ты же мужик. Не понимаешь? Когда все знаешь наперед - теряешь интерес. Всегда должно быть что-то такое... не знаю, как сказать. Тайна, что ли, или секрет... - Вдруг погрустнел. - Бывает без рыбалки неделя, другая - время, как в песок... Вроде и не живу. - Подошел к Катерине, забрал у нее удочку. - Пора. Пора ехать. Вас там уже уха ждет.
Все собрал, схватил сетку с рыбой, потащил к машине. Обливаясь потом, я помог Кате подняться по крутому склону.
Рой сел за руль и за всю дорогу больше не проронил ни слова.
Саванна, Джорджия, 2010 ________________________________________
*Романс С.Рахманинова на слова Г.Галиной «Здесь хорошо».
