Я познакомился с Матвеем Борисовичем после того, как согласился несколько дней присмотреть за ним. Передо мной сидел грузный, пропахший никотином старик. На нем была грязная нижняя рубашка, усыпанная, как и брюки, пеплом от вонючего десятикопеечного «Памира». Он курил одну сигарету за другой, наполняя дешевым дымом полупустую съемную квартиру.
Время от времени Матвей Борисович засыпал, потом так же неожиданно просыпался. Видно, в его голове шла непрерывная работа. Просыпаясь, он продолжал начатую историю, причем, от третьего лица, глядя на происходившее с ним как бы со стороны.
Когда Матвей Борисович заканчивал свой рассказ, он смотрел на меня, пытаясь рассмеяться, но с его мокрых губ слетало лишь короткое «ге-ге».
Так произошло и на этот раз. Тяжело вздохнув, мой подопечный открыл глаза и сразу же начал говорить:
«Эта новость облетела нэпмановскую Москву быстро.
– Вы слышали, Гольдштейн стал бароном?
– Не может быть. Баронский титул так запросто им никогда не жаловали.
– Как вам нравится Матвей Гольдштейн? Он не побоялся плюнуть новой власти прямо в морду.
– Да, это жест. Надо же, какой-то еврей не побоялся открыть такую тайну, – судачили между собой люди, приходившие к Матвею в лавку после ее ремонта.
Книги здесь продавались великолепные. Чувствовалось, что хозяин знает толк в литературе. Любили заглянуть к нему и сами литераторы. Книжная лавка стала своеобразным клубом любителей прозы и поэзии. За чашкой чая или кофе, в папиросном дыму они часами просиживали за разговорами. Матвей любил присаживаться к посетителям и включаться в горячие споры. С его мнением считались, и то, что нравилось Гольдштейну, моментально раскупалось.
Изредка сюда захаживали Владимир Маяковский и Сергей Есенин. Книголюбы и начинающие писатели это знали, поэтому старались появляться тут почаще в надежде повстречаться с ними.
Со временем Матвей стал приглашать знаменитостей к себе в гости, благо его квартира располагалась рядом, в соседнем доме. Чтобы не закрывать в таких случаях магазин, Гольдштейн нанял помощника.
Если Матвей был крупной комплекции, с большой круглой головой, толстыми губами и выпуклыми, как у рака, глазами, то Иосиф, так звали помощника, был небольшого роста и щупленьким. Его вытянутое, с тонкими чертами лицо наполовину пряталось за огромными очками из толстого стекла. Иосиф долгие годы прожил в маленьком местечке, но тем не менее проявлял недюжинные познания в литературе, что позволило ему быстро сдружиться с Гольдштейном.
Дела в книжной лавке шли хорошо. Матвею удалось выкупить две соседние квартиры и расшириться. Ремонт затронул не только внутреннюю часть помещения, но коснулся и фасада. Теперь вход магазина короновала новая вывеска, на которой большими буквами значилось: «Барон Гольдштейн».
Вот тогда и поползли по столичному городу пересуды.
– Дорогой, откройся мне, я никому не скажу. Как ты стал бароном? И куда смотрят большевики? Ты что их и вправду не боишься? – доставали его многочисленные друзья и приятели.
Бизнес у Гольдштейна пошел еще круче. Вряд ли в Москве нашелся бы хоть один книголюб, не побывавший в его лавке.
Однажды, изрядно выпив с Есениным, он не сдержался. И когда тот задал ему вопрос: «Мотя, ну мне можешь сказать, как ты стал бароном?», он не выдержал и признался.
– Коммерция есть коммерция и требует находчивости. Йосю, моего помощника, знаешь?
