- Ну что у тебя за псевдоним? Бред какой-то! – горячился Сергей Поляков, музыкальный редактор одной из ведущих радиостанций страны, размахивая руками и изображая на лице страдальческую гримасу. – Псевдоним должен быть красивым, музыкальным, запоминающимся. Вот послушай: Леся Ярославская! Маша Малиновская! А!? Льётся как песня! А у тебя что? "Абeнд" какой-то.
- Не “Абeнд”, а “Aбенд”. Это фамилия такая немецкая, - промямлил в ответ Александр, худощавый, лысоватый мужчина лет тридцати пяти. Он ведь не знал, что выбор псевдонима – это, оказывается, целое искусство. Как, например, выбор торговой марки, или бренда.
- Ты бы ещё фамилию Киндершпильваген в качестве псевдонима выбрал! – рассмеялся Поляков, радуясь удачной шутке. – Ну, ты сам посуди. Если ты, к примеру, напишешь на бутылке большими буквами «Бензоат Натрия – прекрасно утоляет жажду!» и поставишь эту бутылку на полку в продуктовом магазине, сколько людей купят эту бутылку? То-то же! А напиши на ней «Кока-Кола» - и миллиарды людей литрами будут поглощать это пойло!
Александр внимательно слушал и кивал головой. Наверняка Поляков прав, он-то в этом деле собаку съел! И уж в тонкостях раскрутки эстрадных звёзд разбирался гораздо лучше, чем неопытный автор и исполнитель Саша Власенко, который носился по всем радиостанциям, пытаясь пристроить в эфир свои записанные в любительской студии песни.
- Короче, слушай, - Сергей зачем-то закатал рукава рубашки и начал загибать пальцы. – Музыкальный материал у тебя хороший, приятные мелодии и интересная аранжировка. Внешность не очень яркая, но главное, что ты не Квазимодо. А детали можно подправить при помощи парикмахера, стилиста и гримёра. Голос, правда, слабоват, но это поправимо. Либо в студии при помощи компьютера подтянем, либо подберём тональность так, чтобы не приходилось надрываться. Тем более, что песни у тебя, в основном, лирические, задумчивые. Послушай Марка Бернеса, сам всё поймёшь.
- Так что, надежда какая-то есть? – робко спросил Александр.
- Есть, конечно! – ответил ему Поляков. – Только вот псевдоним у тебя корявый. Ты подумай хорошенько, поищи разные варианты, и приходи, когда придумаешь что-нибудь интересное. Ну, давай пять, и до встречи! Мне работать пора.
Целый день Александр прокручивал в голове различные варианты своего будущего «бренда». Пробовал разные: короткие и длинные, хлёсткие и мелодичные и, в конце концов, окончательно запутался. Что-то внутри его противилось этим «силиконовым» именам, придуманным по шаблонам шоу-бизнеса. Придя вечером домой, он заварил себе чаю, уселся на диван, включил настольную лампу и достал из шкафа видавшую виды бумажную папку с тёмно-зелёными верёвочками, завязанными на бантик. На папке простым карандашом было написано: «Житомирский областной архив: Дело № П17769»
II
Эрнст Фридрихович был обычным, ничем не примечательным школьным учителем сорока одного года от роду. Среди окружающих ничем особо не выделялся. Ну, разве что в паспорте, в графе «национальность» было написано «немец». Так у них в деревне каждый второй был немцем! Его предки приехали в Западную Украину ещё при царе, когда трудолюбивым немецким крестьянам бесплатно раздавали землю в Российской Империи. Чтобы они, понимаешь, экономику поднимали, да и местных научили тому, как правильно вести хозяйство.
За столько лет немцы на Житомирщине прижились, ассимилировались и стали образцовыми гражданами, не забывая, при этом, свои национальные традиции и язык. Эрнст как раз и был одним из таких обрусевших немцев. Он был хорошим семьянином, вместе с женой Альвиной они воспитывали троих маленьких дочерей, в которых души не чаяли. Обычно в немецких семьях было больше детей, но двое мальчиков умерли в голодном и страшном 33-м году, и от них остались только два маленьких крестика на местном кладбище.
Эрнст Фридрихович много лет преподавал немецкий язык в сельской школе и в райцентре ему уже пару раз намекали, что он, возможно, скоро станет новым директором школы. Ученики его любили, у начальства он был на хорошем счету, в хозяйстве у него были и корова, и поросята, и утки с курами. Живи да радуйся! Что он и делал. Вплоть до осени 1937 года. А потом всё вдруг изменилось…
… Поздним вечером 20 декабря 1937 года майор Трофимов, председатель «тройки» НКВД, встал из-за стола, расправил затёкшие от долгого сидения плечи и на несколько секунд зажмурил уставшие за день глаза. Он только что подписал последний на сегодня приговор, гласивший, что очередной этнический немец, враг народа и иностранный шпион приговаривается к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор вступает в силу с момента подписания, обжалованию не подлежит и должен быть приведён в исполнение немедленно. Майор брезгливо посмотрел на сидящего перед ним на стуле окровавленного, обессиленного, сломленного человека и сказал:
- Ну что, немчура? Вот и всё! Мы тебе сейчас, гад, пулю в затылок пустим и в общей яме закопаем, чтобы никто и никогда твоей могилы не нашёл. А девок твоих, как родственников врага народа, в казахскую степь вышлем. Пусть они там сгинут! А вместе с ними и весь твой поганый род, и имя твоё поганое, герр Абенд.
