Город замерз. За две предновогодние недели погода поменялась трижды. Сначала, после затяжных дождей ударил, словно рассердившись, мороз, и горожане заскакали по улицам вприпрыжку, закраснели носами, зашутили: "В России?! В декабре?! Мороз?! Не может быть!" Затем глобальное потепление выкинуло коленце, началась оттепель, заставив ноги мокро чавкать в посеревшей снежной кашице, и все забранили нерасторопность коммунальных служб. Но последняя ночь уходящего года молча сковала лужи, застеклила дороги и слегка припорошила все сверху сахарной пудрой снежка. Озябшие голуби выглядывали из отдушин под крышами пятиэтажек, хохлились и наблюдали, как Игорь пытается с третьей попытки завести раздрызганную "девятку".
Тридцать первое декабря – хлебный день для таксиста-частника, "бомбилы"-одиночки. Клиент идет, как лосось на нерест. Народ, с утра нацелившись на корпоративные праздничные фуршеты, оставляет личные авто на приколе, машет руками через каждые сто метров, платит, не торгуясь. За день можно заработать больше, чем за месяц, а ведь впереди еще вся ночь – успевай поворачиваться!
"Девятка", наконец, завелась и прогрелась; Игорь осторожно вырулил со стоянки и - сразу колесами на лед. Машина вильнула задом, Игорь нажал газ и повернул руль в сторону заноса. Уф, погодка! Тише едешь, дальше будешь.
Первого клиента подобрал через пять минут.
- На Генделя.
- Двести.
- Поехали.
Маршрут Игорь намечает околицами, избегая по возможности центральных улиц: себе дороже, настоишься в пробках. Пассажир всю дорогу занят телефонными перезвонами с друзьями-подругами – согласовывается программа празднования. Да-с… Праздник…
Игорь перестал встречать Новый Год пять лет назад. Развелся и… Возненавидел новогодние ночи – из-за той, роковой, пятилетней давности, когда из танцующего и куражащегося круга друзей семьи, из оглушающей эротики блюза, из озорного подмигивания елочных гирлянд вынырнул, хмельной и веселый, вслед за женой, удалившейся с телефоном в ванную комнату. Лишь одну фразу ее поймал: "Я тебя тоже…" И взгляд ее, застигнутый врасплох, и побледневший подбородок, и – мгновенно! – палец на красный значок отбоя. "Почему не танцуешь?" – глупый ее вопрос, выдавленный дрогнувшими губами…
Он все понял. Жена была против, плакала, устраивала отчаянные, жестокие, некрасивые сцены, но Игорь подал на развод. Потом порой думалось: а может напрасно? Ведь теперь сын, Славка, растет без отца… Да и бывшая жена так и живет одна… Да и он сам – что ж?..
"И снова, в канун Нового Года, я пишу тебе, мой незнакомый, далекий, но близкий друг, это мысленное письмо. Еще один год я прожила без тебя. По-прежнему ночи текли сквозь меня черными от безнадежности реками. По-прежнему наполняла я дни пустотой отношений не с тобой, старательно убеждая себя: я тебя выдумала, тебя нет на этой планете, ты еще не родился или уже умер, и мы разминулись в бесконечности пространства и времени.
Вчера вечером я долго смотрела в окно; простужено хлюпал носом и мокро кашлял ветром декабрь, похожий на мою жизнь – все нелепо, все уныло, все беспросветно, отовсюду натекает холод, из всех подворотен задувает под кожу… И я загадала: если утром наступит настоящая зима, - снежная, морозная, веселая, - мы с тобой встретимся! И – аллилуйя! Зима наступила!
Бегу по хрусткому ледку навстречу переменам – разорвать, сжечь на праздничных свечах пустое, никчемное, стыдное, развеять пепел по ветру. Возможно, глупо рушить пусть песчаный, но реальный замок ради воздушного. Возможно, глупо… Но сегодня, сейчас, я верю – ты есть, я тебя не выдумала, мы не разминемся, мы встретимся!"
Блондинка, спиральнозавитая, холененькая, словно болонка, дышит духами и шампанским, косит кокетливым глазком, нежно щебечет что-то о погоде, стягивает перчатки – пальцы в кольцах, но обручального нет. На песцовых рукавах тает мелкая снежная крупка. Игорь включает музыку и мысленно улыбается.
Кто-то сказал, что мужчина после развода – легкая добыча для устремленных в законный брак охотниц. Привыкает, дескать, мужчина к упорядоченному быту, чистым носкам, горячим пирогам, подсознательно алчет вернуть утраченное, хотя бы и у нового очага. Может быть, может быть… Но Игорь, видимо, представляет собой статистическую погрешность. Добычей так и не стал, хотя охотницы находились. Еще бы! Роль таксиста он играл лишь три-четыре месяца в году. Постоянное же амплуа – вахтенный помощник капитана, просоленный морской волк. Было время, просиживал на берегу по полтора года, тогда и стал зарабатывать извозом. Что ж, непрестижно и порой небезопасно, зато, уходя в море, никогда не оставлял семью без копейки, как некоторые прочие. Потом все наладилось: на сушу почти не вылезал, купил большую квартиру, маленькую яхту, эллинг и приличную машину, а извоз на потрепанной "девятке" сделал способом не потерять тонус. Бывшая жена порой шутила, что нет лучше доли, чем быть замужем за моряком – и деньги зарабатывает, и надоесть не успевает. Игорь смеялся, но после той новогодней ночи иначе оценил ее слова.
Тогда, пять лет назад, море спасло его от дурной тоски и запоя. Сухогруз Игоря попал в долгий фрахт: Хельсинки – Лиссабон – Касабланка – Осло – Питер… Долгий фрахт – спасение для тех, кого на берегу не ждут. Чем дольше болтаешься пылинкой между океаном воды и океаном звезд, тем острее осознаешь: все суета сует!
Ушел в море больным, вернулся почти здоровым. Почти… Встретился с сыном у школы, отвез к своему бывшему дому, а в квартиру не поднялся – больно стало… Эх, сердце! Есть раны, которые сочатся всю жизнь. Поймешь, простишь, умом примешь – свершилось! – и отпустишь, а сердце нет-нет, да и обольется кровавым потом.
И Игорь решил: клин клином!
И завертелся на чертовом колесе знакомств!
И скоро понял: клин клином – это не женщину женщиной из души выбивать, а любовь любовью. Но любовь-то эта, новая, спасительная, появиться не спешила…
"Если мы все же встретимся, я никогда не расскажу тебе, как было больно рушить песчаный замок. Не расскажу – не потому, что ты не поймешь, а потому, что это был мой личный Страшный Суд, час расплаты за измену тебе. Да, за измену, хотя тебя в моей жизни еще нет.
Не расскажу, как самоуверенный, богатый и красивый властелин двух женщин – своей жены, которой я никогда не видела, и мой – плеснул мне в лицо серной кислотой уязвленного самолюбия. Не расскажу, как захрустели песком на его зубах злые слова: "Все еще воображаешь, что ты Ассоль? Все еще алые паруса мерещатся? Посмотри на себя при ярком свете! Каждый из твоих тридцати пяти годков у тебя на лбу отпечатан. Кому ты нужна? Ты просто дура!"
Вот как…
Наверное, ты есть, хотя сейчас я уже не так уверена в этом, как нынешним утром. Но как мне тебя встретить? Как узнать? Бродить по улицам, искательно заглядывая в глаза всех встречных мужчин? "Простите, не вы ли моя родная душа?"
Довольно с меня на сегодня… Домой…
Прости, мой далекий, но близкий незнакомец. Канун Нового Года поманил надеждой и обманул. Сегодня мы не встретимся".
- На Каштановую аллею… Сколько?
- Триста.
Бледная женщина с карими глазами в пол-лица кивает, захлопывает переднюю дверь, открывает заднюю, садится. Верный признак: если клиент усаживается назад, значит, не нуждается в общении. Игорь разворачивает машину и пускает ее по нужному маршруту.
Ночь настигла город так быстро, как это бывает зимой: лишь полчаса назад был серый день, и вот уже улицы цветут золотыми, пурпурными, изумрудными огнями. А вместе с ночью пришел обильный снегопад, и кажется, будто кто-то наверху распорол и потрошит пуховую перину. Динамики дробят залихватским попсовым ритмом, "дворники" отмахиваются от крупных снежинок, льнущих к лобовому стеклу, по улицам, выдыхая облачка пара, спешат к новогодним столам люди.
Странное существо – человек. Придумывает себе праздник, начинает верить, что есть в году двенадцать секунд, когда можно загадать любое желание и оно исполнится. Игорь когда-то тоже в это верил. Напускал скепсис, улыбался снисходительно, наблюдая за женой, что-то коротко пишущей под бой курантов на листочке папиросной бумаги. Потом она сжигала листок на блюдечке, бросала пепел в бокал с шампанским и выпивала до дна с двенадцатым ударом. Он подшучивал над этим ее языческим обрядом, но в тайном уголке сердца верил в чудо этих двенадцати секунд. Интересно, а смог бы он поверить снова? Ведь праздник сегодня! У всех праздник! Почему же не у него? А что если плюнуть на жирный заработок в новогоднюю ночь, поехать домой, открыть шампанское и…
Игорь бросает взгляд в зеркало заднего вида. Вот тебе здрасьте! На щеках пассажирки слезы… Показалось?.. Нет, на самом деле! Видно, не только ему в Новый Год выпадают горести. Игорь чувствует неловкость, будто застал ненароком чужого человека обнаженным, и растерянность. Он из породы мужчин, не выносящих вида женских слез. А тут еще и в праздник, да из таких красивых глаз… И сама красивая. Только очень бледная. Что заставило ее плакать, когда все радуются? Конечно, он не полезет с расспросами и сочувствием. Молча катит в заданном направлении, стараясь больше не смотреть в зеркало.
- Каштановая аллея, - бормочет он, свернув на нужную улицу. – Какой дом?
- Остановите у аптеки, - ее голос уже спокоен. – К дому заезд плохой.
- Не страшно, я проеду, - он вдруг ловит себя на дикой мысли, что не хочет ее отпускать.
- Тогда за аптекой направо…
"Девятка" вползает во двор осторожно и почти на брюхе, словно краб: заезд, действительно, сильно разбит. Игорь останавливается, включает свет в салоне. Клиентка протягивает три сотенные купюры, и он машинально отмечает – обручального кольца нет. Машинально? Ему-то что за дело?
- Не нужно денег, - он вглядывается в ее лицо, в удивленные глаза, от цвета которых во рту появляется привкус молочного шоколада, гасит в себе порыв попросить номер ее телефона. – Вы мой последний клиент в этом году. С наступающим вас!
Она медлит немного, смотрит странно, и Игорю кажется, что ей хочется что-то особенное ему сказать. Но она опускает глаза, отвечает тихо, почти шепотом простое:
- И вас с наступающим… Спасибо…
Выходит из машины и ныряет в подъезд. Ну что ж… Чужие слезы чужой женщины… У нее своя дорога, у него – своя.
Игорь смотрит на часы: шесть вечера. Нужно заехать к сыну.
"Я схожу с ума! Мне кажется, что сегодня я видела тебя и прошла мимо. Шоры обиды на глазах, уши заложены ватой, случайный взмах руки, случайное такси… Я плыла в собственных слезах через праздничный город и не видела тебя, хотя ты был совсем близко – лишь руку протяни! Ведь это был ты? Я знаю – ты!
Ты включил свет, повернулся и что-то сказал, а я окаменела от сверхчувства и не могла ничего сообразить. Такое лицо… Очень простое, по-хорошему мужское и доброе… Мне сразу захотелось уткнуться в твое плечо, а я одернула себя: "Глупости! Так не бывает!" Ушла, едва не падая, постояла перед раскрытым зевом лифта, а потом кинулась назад. Я не знала, что скажу тебе, чувствовала себя экзальтированной истеричкой, но бежала. А ты уже уехал… Но ведь это был ты, правда?
Как же так вышло? Что мне теперь делать? Как искать тебя? Мечусь по полутемной квартире в поисках пятого угла и – схожу с ума! Надеяться могу только на чудо…
Случаются ли чудеса? Люди придумали праздник и поверили, что в последние двенадцать секунд уходящего года сбываются все желания. Я знаю, есть такой обычай: написать самое заветное, сжечь, смешать пепел с шампанским и выпить с последним ударом курантов. Пусть наивно, глупо, смешно, но у меня нет иной надежды встретить тебя снова. Я знаю, что загадаю сегодня!"
Игорь коротко-вежливо, как чужой, звонит в дверь своего бывшего дома. У Славки уже ломается голос, и вымахал за последние полгода – ого-го! Этак скоро отца перерастет. Принимает подарок, - вожделенный мобильник с сенсорным дисплеем, - радуется сдержанно, косясь на мать, благодарит. Бывшая жена наряжается в гости, оставляет на ночь квартиру на растерзание Славкиных одноклассников. Игорь пытается поговорить с сыном, но тот ерзает, как на иголках – друзья подойдут через час. И Игорь, усмехнувшись, прощается.
Что ж, вот и уходит старый год, новый подкрадывается, тикая секундной стрелкой. Так и будешь жить, Игорь, просоленный морской волк, в миру "бомбила"-одиночка? Так и будешь пережевывать старые беды и обиды, не живя, а словно наказание отбывая? Игорь паркует "девятку", забегает в магазинчик у дома, покупает шампанское. Хватит, хватит жить вчерашним днем!
Его холостяцкое убежище, гулкое от тишины и пустоты, встречает хозяина мрачно и прохладно. Игорь зажигает свет во всех комнатах, с хлопком открывает шампанское, зажигает свечу, и в ее огоньке видит шоколадные глаза, влажные от слез. Странное дело – нечаянная встреча, всего несколько сказанных слов, а сердце томится, будто что-то родное потеряв. И ведь не знает, кто она, не знает даже имени! Вдруг это не ее дом? Вдруг… она не одинока?..
К черту! Отбить и увезти! Купить на всю сегодняшнюю выручку розы, – алые! они нальют краской ее бледные щеки! – поехать утром к тому подъезду, дождаться, бросить цветы под ее ноги и – будь, что будет!
Часы бьют… Игорь отрывает тонкий лоскуток от последнего листка календаря, пишет торопливо: "Найти Её!" Сжигает, ссыпает серый пепел в бокал…
