Се возвращается блудливый сукин сын… …в страну родных осин… Лев Лосев
Родные, близкие и знакомые называли его Араней. Но настоящее его имя было другое. Он не открывал его никому. Честно сказать, он сам его уже не помнил. Он был разведчиком, профессионалом высокого класса, а память профессионалов специально натренирована самонастраиваться под оперативную обстановку.
Давным-давно Араней был заслан в чужую страну (очень похожую на ту, в которой родился, и в то же время до мозга костей чужую). Давным-давно (так давно, что можно сказать никогда) он не получал из «центра» разведывательных заданий. «Центр» предположительно базировался на труднодоступных широтах севера – вот и все, что ему полагалось помнить о «центре».
И Араней просто жил. Жил смутными воспоминаниями, зыбкой надеждой и подслеповатой верой. То есть старался жить так, как живут все.
Много лет назад темной ненастной ночью, когда птицы забиваются в дупла, а рыбы зарываются в грунт, Аранея выбросили с самолета на враждебную территорию. Прапорщик, изо рта которого так разило авиационным топливом, будто он был дополнительным баком, ласково двинул Аранея в сопатку и сказал:
– Грачи прилетели. Грачи – это мы. Я улечу обратно, а ты сейчас упадешь. Если не дурак – не попадешься. Попадешься – терпи. Будут пытать – думай о родине. Ну, вроде бы все.
Затем горько усмехнулся:
– Эх, земеля, выпало тебе по самое не могу, – и вытолкнул молодого разведчика за борт.
– С тобой скоро свяжутся! – крикнул прапорщик вдогонку кувыркающемуся Аранею. – Где и как, ты должен будешь почувствовать сам. Не почувствуешь – пропадешь. А раз пропадешь, значит ты не разведчик – говно.
Голос командира звучал хрипло и раскатисто, словно гром. Поднялся ветер. Пошел дождь. Началась гроза…
При выборе места высадки предпочтение отдается малозаселенным зонам с неразвитой инфраструктурой и ровной поверхностью. Желательно, чтобы поблизости протекала река или крупный ручей. Только дилетант мог заподозрить в этих расчетах модный фэн-шуй или элементы военной эстетики. Войсковая прагматика диктовала устроение местности. Наличие водохранилища многократно увеличивало шансы выжить: диверсант закапывал в илистый грунт парашют и амуницию, пополнял запасы воды, а затем не менее километра двигался по руслу реки, чтобы сыскные собаки не встали на след.
В случае с Аранеем вышло иначе. То ли ветер снес его в сторону, то ли прапорщик, почувствовав что-то недоброе, заторопился домой к жене, но так или иначе вместо уютной, заросшей сладким клевером поляны Араней приземлился в дремучую лесополосу. Парашютные стропы запутались в ветках могучего хвойного дерева, поэтому ночь и большую часть сухого теплого дня разведчик провел в подвешенном состоянии, раскачиваясь на высокой сосне.
Вечером его обнаружила группа выпивших туристов, возвращавшихся с пикника. Его сняли с дерева, угостили вином и отвели в город. Гуляк не смутили ни летный шлем, ни кирзовые сапоги, ни парашют. Позже Араней выяснил, что поблизости находился парк аттракционов, где помимо всевозможных каруселей, качелей и рюмочных имелась вышка для прыжков с парашютом. Туристы рассудили, что Араней совершил неудачный прыжок. В этом они оказались правы. Зато ошиблись во всем остальном.
Туристы, бывшие на самом деле работниками компании городского благоустройства, приняли Аранея за жителя соседнего города, приехавшего развлечься на выходные. По их версии, он забрался на вышку, прыгнул, не справился с управлением и ударился о дерево головой. Поскольку он не сумел назвать им ничего, кроме своего имени (разведчик еще не знал языка, а имя Араней придумал, когда раскачивался на сосне), и поскольку в карманах его было пусто, туристы пришли к выводу, что незнакомец потерял документы и память, то есть забыл путь домой, и взяли его на поруки. Так это называлось на родине Аранея. Там потерявшими память занимались сотрудники специальных органов, которые не пустили бы дело на самотек.
Здесь же Аранею вместо побоев и пыток предложили работу. Без трудовой книжки, поручительств, характеристик с последних мест службы, без заполнения многостраничных анкет (все эти важные бумаги вывалились из подсумка во время полета).
Управляющий компанией благоустройства – невзрачный человек средних лет – пожал разведчику руку и без должного подобному случаю пафоса произнес:
– Господин Араней, поздравляю вас, вы зачислены на должность мусорщика. Завтра в восемь вы должны быть на работе. Вот вам подъемные. Этого хватит на первое время. На жилье, еду и хороший костюм.
Угадав общий смысл слов, Араней спрятал деньги в карман и подумал: «Какие беспечные. И с иерархией у них что-то не очень. У нас все начальники – крупные, с круглыми красными мордами, а этот какой-то сморчок. Рано или поздно они проиграют».
С работой ему повезло. Ее специфика пришлась как нельзя кстати. Ничто так не характеризует людей, как мусор, который они после себя оставляют. Вот только мусора люди этой страны (она называлась N) после себя оставляли немного.
Мусора вообще было мало. Полезной информации в этом мусоре не было вовсе. Аранею пришлось брать сверхурочные. Подметая улицы города, он не пропускал ни одного окурка, ни одной самой малой бумажки, дочиста вытряхивал урны, вычищал дупла, переворачивал и обтирал камни. Его упорный, достойный подражания труд не остался незамеченным коллегами по работе, и вскоре его представили на повышение в офис. Араней, естественно, отказался: офисная работа отдалила бы его от первоисточника информации, ведь он чистил дупла и переворачивал камни не ради страсти к порядку, а в надежде найти под ними записку с заданием, как это было принято у разведчиков и шпионов…
Несмотря на старания, его поиски были безрезультатны. Задание оставалось загадкой, Араней не знал, что ему делать, куда внедряться, с кем заводить контакты. Хотя местный язык и письмо дались ему легко, разведчик чаще молчал, чем говорил. Он всегда помнил, что перед ним враг. Он ни с кем не спорил, ни на кого не обижался и, когда все смеялись, тоже смеялся. Он поступал лицемерно, но в противном случае он не стал бы разведчиком. Араней тщательно скрывал свою непохожесть, свою чуждость этому обществу. По убеждениям Араней был строгим трезвенником, но здесь, в стране N, он ел, что ели все, пил, как все, ходил туда, куда ходят все, и никогда не отказывался от продолжения банкета. Поэтому коллеги находили его парнем простым, честным и компанейским.
Когда пришла пора (в стране N принято жениться в возрасте от тридцати до тридцати пяти лет), Араней женился. Его женщина выглядела вполне симпатичной, хорошо готовила и заботилась об Аранее, но он не любил ее: он женился, чтобы не вызывать подозрений.
Араней не мог любить свою жену – гражданина враждебного государства, он любил женщин своей страны, самых теплых, самых мягких, самых нежных в мире.
Через определенный срок, чтобы не быть разоблаченным, разведчик завел детей. К детям он относился терпимо. Он ходил с ними гулять, читал им книжки, вытирал носы, орал на них, хвастался ими, скрупулезно повторяя поведение жителей страны N.
Как физический отец он старался вырастить из них примерных граждан и хороших людей, хотя на генном уровне чувствовал, что они его противники, а самцы еще и соперники, пусть и будущие…
В поисках все того же задания по субботам Араней уходил на городскую свалку, где как бы копал червей для рыбалки. Домой он возвращался разочарованный, а собранных червей отпускал в канализацию.
Первые годы, проведенные на чужбине, Араней страдал от разлуки с родной землей. А родина весточек не посылала, даже оказией. Никто из близких, родных, сослуживцев, случайных знакомцев в баре не заводил разговоров о его стране. То же самое касалось средств массовой информации. На последних Араней, впрочем, и не полагался: он-то знал, как эти «средства» умеют дезориентировать, дезинформировать и зомбировать граждан. Самому же заглянуть в географическую карту ему почему-то было страшно.
Шли годы. Дети выросли и теперь слушали нравоучения отца с легкой усмешкой. Жена располнела, стала блондинкой. Араней облысел.
От долгосрочной круглосуточной маскировки он постепенно забывал о себе прежнем. И постепенно забыл все. Все абсолютно, так глубоко было его погружение.
Однажды утром, разглядывая себя в зеркало, разглядывая и не узнавая, Араней понял, что потерпел фиаско.
«Я провалил задание до того, как получил его, – подумал он. – Я – дезертир». Ему невыносимо захотелось туда, где бы его немедленно расстреляли – на родину. Разведчик представил себя стоящим у стены в затхлом подвале с мешком на голове… Надетый на голову мешок вернул все на свои места.
Иногда по-настоящему убойная концепция, великое открытие, ошеломляющее откровение рождается вопреки прежним знаниям и сведениям, благодаря их полному отсутствию, благодаря неведению и невежеству. Это – то самое, доступное немногим прикосновение к истине первого рода. Такое вот прикосновение и сжало горло Аранею. Он понял свою суть и вспомнил свою цель.
Теперь все по порядку.
Страна, которой он служил, была похожа на страну N, только люди на родине Аранея были естественнее, лучше и человечнее. Многие вещи, механизмы, приспособления были скопированы учеными его страны с аналогов, произведенных в стране N. До мельчайших натуральных подробностей. Вот только принцип действия, как стало ясно Аранею, был иным.
Например, под капотами автомобилей, носившихся по дорогам страны-противника, имелись разного рода металлические цилиндры и трубки, горячие и подрагивающие, а под капотом отечественных машин такие же цилиндры и трубки оказывались застывшими и холодными, как внутренности покойника. Отечественные авто легко и непринужденно слетали с горы, но в гору закатывались с трудом, поэтому носильщики котировались выше. Иметь носильщика считалось дешевле, экологичнее и престижнее.
Светофоры, установленные во всех городах страны N, меняли цвета, подчиняясь заумному, возможно, хаотическим образом выстроенному алгоритму. В то время как на родине их зажигали централизованно четко, по праздникам и выходным дням.
Незадолго до того как Араней был отряжен на задание, в его стране был обустроен парламент, который являлся точной копией парламента страны N. Парламентарии сидели в круглом зале в тех же положениях и в том же количестве, в одинаковых полосатых костюмах и однотонных галстуках. Пока высшее руководство страны не решило, какие вопросы надлежит в парламенте обсуждать, парламентариев обязали беззвучно шевелить губами. Так разговаривают между собой сомы в элитном рыбном супермаркете.
Особо сложным для подражания оказалось телевидение. Скопировать его не удалось. Пришлось потратиться и импортировать все его элементы: от фотопленки до телепрограмм. Сначала телевидению оправданно не доверяли, ведь телекамеры фиксировали то, что происходило на самом деле, то, что видел глаз, а этим мог воспользоваться враг. Во избежание утечки информации на родине Аранея отстроили специальные съемочные павильоны, целые города, где не было места действительности. Когда телевидение переместилось туда, доверие к нему возросло, его полюбили, а многие не представляли без него свою жизнь…
Вспомнив все это, Араней сообразил, что его задание заключается в том, чтобы найти и переслать на родину некую общую пружину, все связующую и все увязывающую нить, единое зерно, которое таит в себе качественное отличие предметов страны N от поделок страны Аранеея.
Араней обозвал предмет поиска «ключом технократизации». Если он сможет завербовать владеющего темой субъекта, сделать слепок «ключа» и переслать этот «ключ» домой – в его стране произойдет самоидентификация. Вещи обретут дух, а люди смогут овеществляться.
В обмен или, если хотите, в уплату Араней должен был передать встречный «ключ» завербованному субъекту. В отличие от «технократического ключа» противника, «ключ» Аранея был сугубо гуманитарным и не нес в себе грифа секретности, хотя под таким соусом подавался. Естественно, это был не секрет, это была настоящая бомба, но не в физическом ее проявлении (бомбы у противника были действеннее), а в словесном (хорошее слово эффективнее хорошего пистолета). Араней должен был объяснить завербованному обывателю страны N, что, вопреки очевидным преимуществам, превосходящему качеству и количеству жизни, граждане N являются ущербными и потерянными по своей сути, что на его родине люди добрее и душевнее, они не являются долгожителями, но зато память о них живет в веках. В этом заключался коварный асимметричный ответ. Благодаря вопиющей асимметричности завербованный субъект, позволивший Аранею снять слепок «ключа технократизации», тут же сходил с ума. Не в силах выносить сумасшествие в себе, он становился активным радикалом и принимался бессознательно озвучивать тайну Аранея на улицах и площадях, в зданиях и сооружениях, в местах публичных и местах личной гигиены.
Познавшие секрет Аранея, даже его малую часть, в свою очередь сходили бы с ума и сами становились переносчиками секрета. Эпидемия заслуженно получила бы имя Аранеярексия.
По подсчетам разведчика, за несколько недель с ума сошло бы все население страны N, кроме алкоголиков и тех, кто сошел с ума прежде. От зависти к стране, которой служил Араней.
Тогда же страна N со всеми ее высокими технологиями, развитым сельским хозяйством, древней культурой, живописными городами, образованным, воспитанным населением без боя и сопротивления досталась бы стране Аранея…
Итак, задание выкристаллизовалось, его грани покалывали голову Аранея, словно царственная корона, одетая изнутри. Оставалось найти готовый к контакту полезный субъект.
С этой целью Араней стал посещать кафе. Он выбрал тихое, почти безлюдное помещение подальше от дома. Лишний шум, гам, чад, большое число посетителей могли помешать контакту с вербуемым.
В строго определенный день, в четко определенный час Араней садился за столик в самом темном углу. Он не ел и не пил, опасаясь быть отравленным, но сидеть просто так казалось ему неприличным, поэтому он читал газеты.
Газеты на его родине тоже заимствовались из страны предполагаемого врага. Свежий выпуск выкупали у продажных редакторов или выкрадывали из типографий, после чего дипломатической почтой с пометкой «молния» переправляли на голубях через границу. Печатники дотошно копировали шрифт, формат и плотность бумаги. С новостями же обходились противоположным образом. Учитывая степень лицемерия и коварства противника, новости дешифровывались. Опытные полиграфологи, правя статью, обычно меняли сущностный знак, чтобы преобразовать дезинформацию в информацию.
Как всякий разведчик, Араней в совершенстве владел техникой криптографии: какой бы сложности ни был текст, истина от него не ускользала. В его голове смысл любого очерка, эссе или статьи менялся автоматически, то есть ему не приходилось перечитывать газету дважды. К примеру, если на спортивной странице печаталась таблица футбольного чемпионата, Араней безошибочно определял настоящего чемпиона – тот занимал как бы последнее место, тройка же так называемых лидеров наверняка стояла на вылет в низшую лигу. Тот же самый принцип действовал в освещении политических, экономических, культурных и военных событий (если те имели место).
Сложнее всего было определить истинное положение вещей, о которых не писалось в газетах. Но данный анализ пока не входил в компетенцию Аранея…
По правде сказать, Араней не столько читал, сколько прятался за газетой. Однако к нему то и дело подходили разные люди, чтобы снять шляпу и поздороваться, – среди горожан профессия мусорщика пользовалась уважением.
«Простофили, – думал Араней раздраженно, – вроде культурные, а все у них через жопу. Вот у нас в первую голову почет генералам, премьер-министрам, затем прочим богатым. А мусорщики… у нас на них все плюют».
В ожидании владельца «ключа» прошло еще несколько лет. Араней привык к кафе. В кафе привыкли к нему. Он перестал читать и начал пить.
Пиво не примиряло его с окружающим миром, но после четырех-пяти пинт Аранею начинало казаться, что степень его безопасности в городе N существенно возрастает.
Раз Араней даже позволил себе задремать. В этот самый миг в его голове раздались слова прапорщика, которые тот сказал ему в самолете: «С тобой скоро свяжутся». От неожиданности разведчик мотнул головой и открыл глаза.
Перед ним стояла женщина. Красивая и стройная. Она сразу напомнила ему о его родине. Женщина наклонилась к нему.
«Какие большие глаза», – подумал Араней, а вслух произнес:
– Я уже стар.
– Ерунда, – она улыбнулась заговорщицки – одной стороной лица.
– Я женат, – с трудом выговорил Араней, судорожно вспоминая, каким должен быть позывной.
– Вздор, – она прищурилась и плавно присела за столик. – Может, шампанского?
«Это пароль, – пронеслось в голове Аранея, – я должен ответить, но что?»
– Мне нельзя, – наконец сообразил он, отодвигаясь вместе со стулом. – Я на работе.
– А я нет, – она накрыла своей ладонью его ладонь.
По телу Аранея побежал электрический ток.
Секрет этой женщины затмил собой секрет квантовых бомб, загадку нанотехнологий, возможность массовых телепортаций на Нибиру – планету богатую ботоксом (стратегическим сырьем для имплантантов). Ее глаза приблизились, и разведчик опять забыл, кто он и зачем сюда послан…
Араней не замечал, как и куда он шел за ней по городу. Не помнил, как поднялся в гостиничный номер. И лишь оказавшись в спальне и разглядев через бордовый тюль алькова странные предметы из резины и кожи, разбросанные по шелковому покрывалу, сообразил, что угодил в ловушку. Не думая, а рефлекторно разведчик распахнул окно и выбросился вон. Горшок с бегонией, который он в спешке прихватил с собой, разбился в мелкие кусочки. Сам Араней не пострадал – его учили падать профессионалы. Тренировали основательно и долго.
Дальше он действовал четко по учебнику, параграф за параграфом, не спутав и не пропустив ни пункта. Смешался с толпой. Выбросил в урну броскую шляпу. Нацепил вместо нее трехверхий вязаный «петушок». Через сто метров скинул с плеч плащ и остался в спортивном костюме. Затем спустился в метро, сел в вагон, закрыл глаза, делая вид, что уснул. Когда двери почти захлопнулись – рывком выскочил из вагона. Затем поднялся наружу и до позднего вечера петлял по городским улочкам.
Так он ушел от погони…
Этот инцидент напомнил Аранею, что он замкнут в кольце, а может быть, даже в сфере врагов. Несколько дней разведчик ждал, что за ним придут. Соблюдая внешнее самообладание, он зашил в воротник спецовки большой пузырек с сильнодействующим снотворным (настоящий яд в стране N достать было трудно, даже для домашних животных). Но за ним не пришли. Враг был слаб и действовал безвольно и нерасторопно.
«Рано или поздно мы победим, – оценил происшествие Араней. – У них нет будущего с такой реакцией на угрозу».
Он успокоился, поняв, что теперь нужно просто ждать, пока страна N развалит себя сама.
Руководствуясь, скорее, привычкой, чем необходимостью, разведчик изменил внешность: обзавелся очками, набрал вес и отпустил усы. Старики не вызывают подозрения, только брезгливость.
Время шло, страна N все не разваливалась, а вот Араней вдруг слег. Перед его кроватью собралось множество родственников: детей, внуков, свояков, деверей, племянников и внучатых племянниц. Некоторых он видел впервые. Лица у всех были печальны и одинаковы.
«Все печальные лица одинаковы, – сообразил Араней. Ему стало весело. – Ничего себе я наплодил врагов, – подумал он. – Что ж они такие грустные? Им же радоваться надо, я все-таки шпион.
А не рассказать ли мне, что я всю жизнь водил их за нос?
То-то будет им смешно.
Не открыть ли им, что все они живут не так, как надо?
Не раскрыть ли секрет, что их счастье – коммерческая иллюзия, что в их стране нельзя быть счастливым по-настоящему?»
Разведчик набрал в рот веских слов, но выдохнуть их не успел – что-то подхватило его и понесло. Подняло над кроватью, родственниками, домом, городом, землей.
«Жизнь под прикрытием выдалась в общем унылой, но у меня получилось, – подумалось Аранею, – я не попался, я не разоблачен. Стало быть, задание выполнено, товарищ прапорщик».
– Ну, здравствуй, родина, – закрывая глаза, прошептал он…
