В сентябре медлительных уже стрекоз можно было ловить руками… Детское воспоминание
Пора ловить стрекоз,
сбирать плодов остатки,
сушить на солнце лук,
в кострах сжигать листву.
Сиянье стылых звезд,
ледок поутру в кадке…
Простых событий круг
я в спешке не порву.
Дом детства моего.
Все реже я с годами –
к тебе, хоть погостить.
Но яблоня-дичок
одарит – не грусти! –
невзрачными плодами.
Так терпко в них сластит –
от заморозков – сок!
Мы с сыном жжем костер.
Дымок над огородом…
Достану круглый лед
из бочки во дворе.
Быть может, сын поймет,
как часть самой природы,
как речку или лес,-
предместье в сентябре?
К чему через года
спешить нам без оглядки?
Вглядись в волшебный свет,
наивный новичок:
пора ловить стрекоз,
сбирать плодов остатки…
Черемуха. Ранет.
Боярышник. Дичок.
ОГРАДА
За окошком темная ограда.
Праздники. И завтра рано не вставать.
Ничего уже придумывать не надо.
Можно просто вспоминать.
Вспоминаю. Засыпаю. Просыпаюсь.
Ночь идет себе. И жизнь почти прошла.
Не скорблю, не сетую, не каюсь.
Завтра праздники. И побоку дела.
Можно море вспомнить.
Можно ледяную
переправу под Жигалово,
Баку или тайгу.
Можно. И ничем я не рискую.
Даже умерших моих спокойно вспомнить я могу.
Дом, черемуху, ограду… Просыпаюсь.
Проживаю снова жизнь и избываю эту ночь.
В сумерках рассветных растворяюсь,
Сон предутренний прервать уже невмочь.
*****
Мир полыхнет. Не вернешь, не уловишь мгновение
преобразования в чувство и жестов и слов.
Ночь разобьется в мозаику прикосновений,
музыку шепотов, фрески цветных полуснов.
Память бессильна вернуть, повторить ощущения.
Бережности беспамятной помнить черты, -
словно бы формулой губ описать дуновение.
Станем ли этого требовать я или ты?
Но невозможного хочется. Хочется намертво
летопись нежности нашей во веки веков
всю – сохранить, дописать, переписывать заново!
Детям ли в память? Для нас ли самих – стариков…
Стеклышек горсть. Две – три фразы из музыки шепотов.
Фресок туманных сквозь жизнь проступающий лик…
Отклик в душе, - словно эхо прибрежного рокота
моря далекого.
Вечность. И нежность. И миг.
* * *
В былые дни моей любви
стонали в сердце соловьи,
ликующе, навзрыд
А нынче лишь слова твои
толкутся тромбами в крови,
сгущеньями обид.
В былые дни любви твоей
и сам я пел, как соловей.
Да позабыл слова.
Зато я слышу птиц ночных,
и тихий сон детей своих,
и что поет листва.
В былые дни, в былые дни
на свете были мы одни.
А нынче целый мир
нам день-деньской галдит в окно
и шелестит, когда темно,
сквозь скорлупу квартир.
* * *
В былые дни моей любви
стонали в сердце соловьи,
ликующе, навзрыд
А нынче лишь слова твои
толкутся тромбами в крови,
сгущеньями обид.
В былые дни любви твоей
и сам я пел, как соловей.
Да позабыл слова.
Зато я слышу птиц ночных,
и тихий сон детей своих,
и что поет листва.
В былые дни, в былые дни
на свете были мы одни.
А нынче целый мир
нам день-деньской галдит в окно
и шелестит, когда темно,
сквозь скорлупу квартир.
* * *
В. Кучеренко
Я вышел в утро. Снег ночной
фарфоровой голубизной
сиял у дома.
Я шел. Дома, разбег реки
и заберегов рушники –
все незнакомо!
Все изменил нежданный снег.
Его безудержный набег
на беззащитный город
замел, казалось, навсегда
газонов грязь, натеки льда,
трубя зиму и холод!
Но март крутил солнцеворот,
спешил на улицы народ.
и, отступая,
снег погибал на мостовых,
чернел на крышах листовых,
хрипел, вскипая.
Парили контуры домов,
редели облаки дымов,
дымки печные.
тончились пряди вдоль реки,
и пробивались ручейки,
еще ручные.
- А помнишь, вешнею порой
любовь ты сравнивал с игрой,
игрой без правил?
- Я молод был – была пора!
И сочинял: !Любовь – игра!»
и строк не правил.
- А помнишь?..
Нет, не вспоминал,
лишь чувство вешнее признал.
Все весны схожи!
- А помнишь?... – Бог с ней, с той порой!
смотри: весна, и снег ночной,
И день погожий.
Банальные рифмы
- Ну расскажи мне о любви:
Ты, верно, знаешь, что за штука, -
Томленье, страсть, огонь в крови
И тихой нежности наука…
- Ну расскажи о нелюбви,
непониманьи, очуждении…
А впрочем, как не назови, -
все бормотанье, наважденье.
Какая ясная печаль!
А что слова?
Лишь зыбь тумана…
Так не честней ли промолчать
без лишних слов и без обмана?
Не легче ль просто говорить,
пить чай…
И даже ночью грешной
уж никогда не повторить
тех слов и нежности поспешной?
Ноябрь
«Прощай, Баку! Тебя я не увижу…» Сергей Есенин
Прощай, Сибирь в снегах, во льдах,
в мехах и теплых сапогах,
в зимы предчувствиях спокойных.
А ты, Баку, меня не ждешь:
непрекращающийся дождь
над сонмом нетопырей хвойных.
Блаженный вежливый Восток!
Вода уходит сквозь песок,
зависла в кущах придорожных.
Печально вышки нефть клюют.
Командировочный уют
сквозит промозглостью острожной.
Ни зачарованной страны,
ни красок звонкой вышины,
ни утонченного искусства.
Ни бастурмы, ни чайханы.
Одни индийские слоны
На пачке чая из Иркутска.
Меня безжалостный Аллах,
не воспрепятствовав в делах,
не допустил до тайн Востока.
Вечор, в прощальной тишине
«Пора, пора!» - поведал мне
унылый рокот водостока.
И море, с берегом грубя,
махнуло: «Цыц! Не до тебя!»
Баку в гриппозных фонарях,
проулки в адовых огнях…
И за дувалом две березы:
последней вянущей листвой,
как облетевшей головой
кивают, смахивая слезы…
