Поздравляем Елену Крюкову (Нижний Новгород),
чья книга стихотворений «Зимний собор» удостоена диплома Литературной премии имени Марины Цветаевой 2010
Елена Крюкова ЗИМНИЙ СОБОР. СЕВЕРНАЯ СТЕНА
ФРЕСКА ПЕРВАЯ. КРАСНЫЕ ГРАНАТЫ НА БЕЛОМ СНЕГУ
ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ. МЕТЕЛЬ
Я была такой маленькой, маленькой. В жгучей шубе пуховой.
Непрожаренной булочкой маковой в пирожковой грошовой.
Тертой в баньке неистовой матерью - Чингисханской мочалкой.
Оснеженной церковною маковкой - занебесной нахалкой.
Над молочными стылыми водами… - плодными ли, грудными… -
Я шагала январскими бродами и мостами пустыми.
Грызла пряник на рынке богатеньком - винограды в сугробах!..
Надо мной хохотали солдатики, за полшага до гроба…
Пил отец и буянил торжественно… Мать - мне горло лечила…
Я не знала тогда, что я - Женщина, что я - Певчая Сила.
Мне икру покупали… блины пекли!.. Ночью - корку глодали…
Вот и вылились слезы, все вытекли, пока мы голодали…
Это после я билась и мучилась, била камни и сваи…
Я не знала, что - Райская Музыка, что - в Раю проживаю…
Что снега васильковые мартовские под крестами нечищеными -
Это Рай для хохочущей, маленькой, херувимочьей жизни…
Светлый Рай!.. - со свистками и дудками молодых хулиганов,
С рынка тетками, толстыми утками, - боты в виде наганов, -
С пристанями, шкатулками Царскими, где слюда ледохода, -
То ль в Хвалынское, а может, в Карское - твой фарватер, свобода!.. -
Рай в варенье, в тазу, в красных сливинах! В куржаке, как в кержацких
Кружевах!.. Рай в серебряных ливнях, Рай в пельменных босяцких!..
Майский Рай синих стекол надраенных!.. Яшмы луж под забором!..
Рай, где кошки поют за сараями - ах, архангельским хором!..
Ангелицы, и вы не безгрешные. В сердце - жадная жила.
Я не знала - орлом либо решкою! - где, когда - согрешила.
Где я сгрызла треклятое яблоко, в пыль и в сок изжевала!..
Где надела преступные яхонты, Зверя где целовала…
Мать завыла. Собака заплакала. Рвал отец волосенки.
Поднял Ангел свечу: оземь капала воском горьким и тонким.
Затрубили из облак громадные, несносимые звуки.
В грудь, в хребет ударяли - с парадного - костоломные руки.
И воздел Ангел меч окровяненный,
Как солдат, первым злом одурманенный,
“Вон!” - мечом указал мне:
На метель, острым рельсом израненную,
На кристаллы вокзалов.
Вот твой путь, сумасшедшая грешница. Вот повозка стальная.
Вот трясутся кровать и столешница на булыжниках Рая.
И заплакала я. И метелица била в ребра, как выстрел.
Жизнь, ты бисер! Ты килька, безделица! Черный жемчуг бурмистров!
Пиво в Райской канистре шоферичьей… Дай хоть им поторгую…
..............................................................
...об изгнаньи из Рая - без горечи
И без слез… - не могу я…
* * *
Я из кибитки утлой тела Гляжу на бешено гудящий подо мной Огромный мир, чужой. Я не успела Побыть в нем шлюхой и женой.
А только побыла я танцовщицей На золотых балах у голых королей; А только побыла я в нем царицей Своей любви, Любви своей.
БЕГ
Останови! - Замучились вконец:
Хватаем воздух ртом, ноздрями,
С поклажей, чадами, - где мать, а где отец,
Где панихидных свечек пламя, -
По суховеям, по метелям хищных рельс,
По тракту, колее, по шляху, -
Прощанья нет, ведь времени в обрез! -
И ни бесстрашия, ни страха, -
Бежим, бежим...
Истоптана страна!
Ее хребет проломлен сапогами.
И во хрустальном зале ожиданья, где она,
Зареванная, спит, где под ногами -
Окурки, кошки, сироты, телег
Ремни, и чемоданы, и корзины, -
Кричу: останови, прерви сей Бег,
Перевяжи, рассекнув, пуповину!
Неужто не родимся никогда?!
Неужто - по заклятью ли, обету -
Одна осталась дикая беда:
Лететь, бежать, чадить по белу свету?!
Ползти ползком, и умирать ничком -
На стритах-авеню, куда бежали,
В морозной полночи меж Марсом и стожком,
Куда Макар телят гонял едва ли...
Беги, народ! Беги, покуда цел,
Покуда жив - за всей жратвою нищей,
За всеми песнями, что хрипло перепел
Под звездной люстрою барака и кладбища!
Беги - и в роддома и в детдома,
Хватай, пока не поздно, пацаняток,
Пока в безлюбье не скатил с ума,
Не выстыл весь - от маковки до пяток!
Кричу: останови!.. - Не удержать.
Лишь крылья кацавеек отлетают...
Беги, пока тебе дано бежать,
Пока следы поземка заметает.
И, прямо на меня, наперерез,
Скривяся на табло, как бы от боли,
Патлатая, баулы вперевес,
Малой - на локте, старший - при подоле,
Невидяще, задохнуто, темно,
Опаздывая, плача, проклиная...
Беги! Остановить не суждено.
До пропасти.
До счастия.
До края.
КЛАДОВКА
…Старый граф Борис Иваныч, гриб ты, высохший на нитке
Длинной жизни, - дай мне на ночь поглядеть твои открытки.
Буквой “ЯТЬ” и буквой “ФИТА” запряженные кареты -
У Царицы грудь открыта, Солнцем веера согреты…
Царский выезд на охоту… Царских дочек одеянья -
Перед тем тифозным годом, где - стрельба и подаянье…
Мать твоя в Стамбул сбежала - гроздьями свисали люди
С Корабля Всея Державы, чьи набухли кровью груди…
Беспризорник, вензель в ложке краденой, штрафная рота, -
Что, старик, глядишь сторожко в ночь, как бы зовешь кого-то?!
Царских дочек расстреляли. И Царицу закололи.
Ты в кладовке, в одеяле, держишь слезы барской боли -
Аметисты и гранаты, виноградины-кулоны -
Капли крови на распятых ротах, взводах, батальонах…
Старый граф! Борис Иваныч! Обменяй кольцо на пищу,
Расскажи мне сказку на ночь о Великом Царстве Нищих!
Почитай из толстой книжки, что из мертвых все воскреснут -
До хрипенья, до одышки, чтобы сердцу стало тесно!
В школе так нам не читают. Над богами там хохочут.
Нас цитатами пытают. Нас командами щекочут.
Почитай, Борис Иваныч, из пятнистой - в воске! - книжки…
Мы уйдем с тобою… за ночь… я - девчонка… ты - мальчишка…
Рыбу с лодки удишь ловко… Речь - французская… красивый…
А в открытую кладовку тянет с кухни керосином.
И меня ты укрываешь грубым, в космах, одеялом
И молитву мне читаешь, чтоб из мертвых - я - восстала.
* * *
Земля?!.. Вы кому расскажите. А воля?!.. - пропита дотла. В парче грязнобурые нити Двуглавого вышьют орла. А мы его ножичком вспорем И выпорем золото лет. А мы о Священном не спорим: Ведь нынче Священного нет.
Ты можешь мне врать, завираться, Ладонь прижимать ко груди, Ночьми перемалывать Святцы, Молить и снега, и дожди!.. - Не верю. Ни слову не верю! Ни лику! Ни слезной скуле!
Закрыты Небесные двери. Поземка метет по земле.
РОЖДЕСТВО
Рычала метель, будто зверь из норы.
Летел дикий снег. Жженый остов завода
Мертво возлежал под огнем небосвода.
Зияли, курясь, проходные дворы.
Трамваи - цыганские бубны - во тьме
Гремели. Их дуги - венцами горели,
Сквозь веко окна ослепляя постели -
В чаду богадельни и в старой тюрьме.
Куда-то веселые тетки брели.
В молочном буране их скулы - малиной
Пылали! За ними - приблудная псина
Во пряничной вьюге горелой земли
Тянулась. Кровавые гасли витрины.
Спиралью вихрился автобусный смог.
Народ отдыхал. Он давно изнемог
Нести свое тело и душу с повинной
И класть их, живые, у каменных ног.
Тяжелые трубы, стальные гробы,
Угодья фабричные, лестниц пожарных
Скелеты - все спало, устав от борьбы -
От хлорных больниц до вагонов товарных.
Все спало. Ворочалось тяжко во сне -
В милициях пыльных, на складах мышиных,
В суконных артелях, в церковном огне,
Где ночью все помыслы - непогрешимы…
Ночь темной торпедой по белому шла,
По белому свету, песцовому дыму
Котельных, где - Господи! - мало тепла
Для всех наших милых, так жарко - любимых…
Шла смертная ночь - тем подобьем смертей,
Что мы проживем еще - каждый как может, -
Шла бредом дитяти, морозом по коже
И пьяными воплями поздних гостей…
Спи, мир, отдыхай! Ночь на это дана.
Труд выжег всю плоть. Сохрани душу живу.
В казенных рубахах святых индпошивов
Спи, свет мой, калека, слепая страна…
Но дом был на улице. Номер с него
Бураном сорвало. Обмерзлые ветки
Гремели по стрехам. А там - торжество
Творилось: на радость потомкам и предкам.
Искусаны в кровь одичалые рты.
Никто не подходит. Храпят акушеры
В каптерке. И болью предродовой веры
Бугрятся божественные животы.
И, выгнувшись луком, Мария зовет
Сиделку, пьянея, дурея от боли…
О люди вы, люди, не слышите, что ли!
Он - вот Он, приходит, рождается, вот!
Вот - темя сияет меж ног исступленных!
А свет золотой! А в крови простыня!
Так вот чем кончаются царства и троны…
- Мария, Мария, ты слышишь меня!
Идет Он на свет не в яслях лучезарных,
Где плачет овца, улыбается вол, -
В гудках пассажирских, в крушеньях товарных,
В домах, где - кутьями уставленный стол!
Идет Он на свет не под нежные губы,
Мария, твои, - а под ругань блатных,
Под грузчицкий хохот, буфетчицам любый,
Под матерный посвист и водочный дых!
Идет Его бедное тельце, сияя
Щуренком в протоке - во смрады громад
Фабричных предместий, машинного Рая,
Где волк человеку - товарищ и брат…
Да, Господи Боже, досталось родиться
Вот именно здесь, в оголтелой земле,
Где в трубах метро преисподние лица
Летят, как снега по дегтярной зиме!
Да, мальчик, сынок, пей до дна эту чашу:
Такую нигде уже не поднесут -
Последний приют заметелен и страшен,
И ученики - от Креста не спасут…
Кричи же, Мария! Пустынна палата.
Кричи же, родная! О счастье - кричать,
Пока ты - звериным усильем - распята,
Пока на устах твоих - вопля печать!
Ори! Это счастье - все выкричать в лица
Наемных врачей и воровок-сестер,
И криком родильным - и клясть, и молиться
На сытый очаг, погребальный костер,
И в небо упертые копья коленей
Внезапно - до хруста костей - развести,
И вытолкнуть - Бога иных поколений!..
…И крик оборвется.
Помилуй. Прости.
Обмоют. Затянут в больничную ветошь.
Придут с молоком и лимоном волхвы.
И станет метель Ему - Ветхим Заветом,
Твердимым устами российской молвы.
Он будет учиться любови у старцев
На овощебазах да на пристанях.
Он с первой любимой не сможет расстаться
На грозном вокзале, в дымах и огнях…
Ему ляжет Русь и мазутом и солью
Под легкие, злые мальчишьи ступни…
Бери эту землю.
Болей этой болью.
Прости.
И помилуй.
Спаси.
Сохрани.
* * *
С размалеванными картинами У гостиниц инших сижу. Меж нарисованными каминами Греюсь; пальцем по ним вожу.
Руку в варежку песью засовываю. Купи живопись, воробей!.. Я устала есть похлебку нарисованную Нарисованной ложкой своей.
КУТЕЖ. ХУДОЖНИКИ
Поле боя - вся дымится: рюмки, руки и холсты.
Дико пламенеют лица, беззастенчиво просты.
Пьяным - легше: жизнь такая - все забудешь, все поймешь.
Над тарашкою сверкает именной рыбацкий нож.
Это Витя, это Коля, это Костя и Олег
Разгулялися на воле, позабыв жестокий век.
И домашние скандалы. И тюрьму очередей.
И дешевые кораллы меж возлюбленных грудей…
Костя, беленькой налей-ка под жирнущую чехонь!..
Вьюга свиристит жалейкой. В рюмке - языком - огонь.
Колька, колорист, - не ты ли спирт поджег в рюмахе той?!..
Да, затем на свете были мы - и грешник, и святой, -
Чтоб не в линзу водяную ложь экрана наблюдать -
Чтобы девку площадную Магдалиной написать,
Чтобы плакать густо, пьяно от бескрасочной тоски,
Лик холщовый, деревянный уронивши в сгиб руки,
Потому как жизнь и сила - в малевании холста,
Потому как вся Россия без художников - пуста!
Первобытной лунной тягой, грязью вырванных корней
Мы писать на красных флагах будем лики наших дней!
По углам сияют мыши вологодским серебром…
Ничего, что пьяно дышим. Не дальтоники. Не врем.
Дай бутылку!.. Это ж чудо… Слабаку - не по плечу…
Так я чохом и простуду, и забвение лечу.
Стукнувшись слепыми лбами, лики обмакнув в вино,
Мы приложимся губами к той холстине, где темно…
И пройдет по сьене жженой - где вокзал и где барак -
Упоенно, напряженно - вольной страсти тайный знак!
Ну же, Костя, где гитара?!.. Пой - и все грехи прощай!..
Этот холст, безумно старый, мастихином не счищай…
Изнутри горят лимоны. Пепел сыплется в курей.
Все дымней. Все изнуренней. Все больнее и дурей.
И, хмелея, тянет Витя опорожненный стакан:
- Наливайте… Не томите… Хоть однажды - буду пьян…
МАТЬ МАРИЯ
Выйду на площадь... Близ булочной - гам,
Толк воробьиный...
Скальпель поземки ведет по ногам,
Белою глиной
Липнет к подошвам... Кто ТАМ?.. Человек?..
Сгорбившись - в черном:
Траурный плат - до монашеских век,
Смотрит упорно...
Я узнаю тебя. О! Не в свечах,
Что зажигала,
И не в алмазных и скорбных стихах,
Что бормотала
Над умирающей дочерью, - не
В сытных обедах
Для бедноты, - не в посмертном огне -
Пеплом по следу
За крематорием лагерным, - Ты!..
Баба, живая...
Матерь Мария, опричь красоты
Жизнь проживаю, -
Вот и сподобилась, вот я и зрю
Щек темных голод...
Что ж Ты пришла сюда, встречь январю,
В гибнущий город?..
Там, во Париже, на узкой Лурмель,
Запах картошки
Питерской, - а за иконой - метель -
Охтинской кошкой...
Там, в Равенсбрюке, где казнь - это быт,
Благость для тела, -
Варит рука и знаменье творит -
Делает дело...
Что же сюда Ты, в раскосый вертеп,
В склад магазинный,
Где вперемешку - смарагды, и хлеб,
И дух бензинный?!..
Где в ополовнике чистых небес -
Варево Ада:
Девки-колибри, торговец, что бес,
Стыдное стадо?!
Матерь Мария, да то - Вавилон!
Все здесь прогнило
До сердцевины, до млечных пелен, -
Ты уловила?..
Ты угадала, куда Ты пришла
Из запределья -
Молимся в храме, где сырость и мгла,
В срамном приделе...
- Вижу, все вижу, родная моя.
Глотки да крикнут!
Очи да зрят!.. Но в ночи бытия
Обры изникнут.
Вижу, свидетельствую: то конец.
Одр деревянный.
Бражница мать. Доходяга отец.
Сын окаянный.
Музыка - волком бежит по степи,
Скалится дико...
Но говорю тебе: не разлюби
Горнего лика!
Мы, человеки, крутясь и мечась,
Тут умираем
Лишь для того, чтобы слякоть и грязь
Глянули - Раем!
Вертят богачки куничьи хвосты -
Дети приюта...
Мы умираем?.. Ох, дура же ты:
Лишь на минуту!..
Я в небесах проживаю теперь.
Но, коли худо, -
Мне отворяется царская дверь
Света и чуда,
И я схожу во казарму, в тюрьму,
Во плащ-палатку,
Чтоб от любови, вперяясь во тьму,
Плакали сладко,
Чтобы, шепча: "Боже, грешных прости!.." -
Нежностью чтобы пронзясь до кости,
Хлеб и монету
Бедным совали из потной горсти,
Горбясь по свету.
ГРАД АРМАГЕДДОН
1.
…Всей тяжестью. Всем молотом. Всем дном
Дворов и свалок. Станций. Площадей.
Всем небоскребом рухнувшим. Всем Днем -
О если б Судным! - меж чужих людей.
Всем слэнгом проклятущим. Языком,
Где запросто двунадесять сплелись.
Всем групповым насильем. И замком
Амбарным - на двери, где шавка - ввысь
Скулит так тонко!.. безнадежно так… -
Всем каменным, огнистым животом -
Обвалом, селем навалился мрак,
Сколькиконечным?.. - не сочтешь! - крестом.
Мне душно, лютый град Армагеддон.
Из твоего подвала - вон, на свет
Рождаясь, испускаем рыбий стон
В январский пляс над головой - планет.
Да, в метрике царапали: “Арма-
геддонский исполком и райсовет…”
Тех слов не знают. Им - сводить с ума
Грядущих, тех, кого в помине нет.
А я пацанка. Флажное шитье
Да галстучная кройка впопыхах.
С вокзальных башен брызнет воронье,
Когда иду со знаменем в руках.
Так сквозь асфальт - слеза зеленых трав.
Так из абортниц - мать: “Я сохраню!”
Средь серп-и-молот-краснозвездных слав -
Оставьте место Божьему огню…
Но давит Тьма. Сменили ярлыки,
А глыба катит, прижимает плоть.
Ни напряженьем молодой тоски,
Ни яростью ее не побороть.
Ни яростью, ни старостью, - а жить
Нам здесь! Да здесь и умирать!
На площади блаженный шепчет: “Пить”.
И фарисей - неслышно: “…твою мать”.
Нет жалости. В помине нет любви.
Нет умиранья. Воскрешенья - нет.
Ну что же, град Армагеддон, - живи!
В пустыне неба твой горящий след.
И я, в твоем роддоме крещена
Злом, пылью, паутиной, сквозняком, -
Твоим мужам бессильным я - жена,
Да выбью стекла сорванным замком.
Из гневных флагов котому сошью!
Скитальный плащ - из транспарантного холста!
Армагеддон, прости судьбу мою.
Мне здесь не жить. Нет над тобой креста.
Я ухожу, смеясь, в широкий мир.
Кайлом и стиркой руки облуплю.
Продута ветром грудь моя до дыр!
Да ветер больше жизни я люблю.
2.
В горьких трущобах со сводами тюрем,
В норах казарменной кладки,
В острых дымах наркотических курев -
Живо, наружу, ребятки!
Сладкие роды. Сопливые бабы.
Молот и серп - над локтями.
Сдерните эти нашивки хотя бы -
Рвите зубами, когтями!
Очередь улиц на детоубийство,
Бабы, занять опоздали.
Черной поденкой вы плод погубили,
Праздником - вновь нагуляли.
Праздник-душа: демонстрация, флаги,
Радио, зельц да вишневка,
Да из бумаги навертим, бедняги,
Красных гвоздик под “Каховку”!
С этих дождей-кумачей забрюхатев,
Выносив четкие сроки,
В горьких трущобах рожаю дитятю,
Жилисто вытянув ноги:
Ну же, беги, несмышленый бубенчик,
В Гарлем лабазов и складов,
В ночи разъездов, где винный путейщик
Перебирает наряды
Белых метелей, в дымы новостроек -
Брызнули ржавые крепи!
Режь головенкой солдатскою, стоек,
Сцепки, и спайки, и цепи!
Мать - обрекаю тебя я на голод,
На изучение грамот,
Где иероглифы - МОЛОТ И ХОЛОД -
Спят в заколоченных рамах.
Мать - я толкаю тебя из утробы:
В нежном вине ты там плавал!.. -
В гарь полустанков, в тугие сугробы,
В ветра белесую лаву.
Я изработалась?.. - Факел подхватишь.
Быстро обучишься делу.
…Картой Луны - потолок над кроватью.
Мучась, ломается тело.
Все я запомню. Сырую известку.
Содранную штукатурку.
И акушерку, что матерно-хлестко
Боль отдирала, как шкурку.
Вышит на шапочке - крест ли багряный?..
Серп-ли-наш-молот?.. - не вижу.
Выскользнул сын из меня, окаянной.
Ветер нутро мое лижет.
Ветер, ломяся до сердца упрямо,
Злые пустоты остудит.
Здравствуй, лисенок мой. Я твоя мама.
Пусть будет с нами, что будет.
ДИТЯ ОВИДИЙ В БАНЕ
Ах, баня… воды с высоты… и волчьи пламенные крики
Людей, чьи красны животы и дымно-кочегарны лики…
Свод зелен - малахит тяжел - чрез пар тела горят огнями…
И каждый - беззащитно-гол, шов на рубце, и шрам на шраме…
Клубятся тел златых дымы… в подмышках - ужас угнездился…
Мы - голыми - из чрева. Мы - наги - на ложе: кто влюбился.
Мерцают потно: грудь, живот, и чресла - ягодою виснут…
Мы люди. Всяк из нас - умрет. Нас в землю грязную затиснут -
Не спросят, кто нас обмывал, кто в погребальные рубашки,
Слепяще-чистых, наряжал… и так во тьме замрем, букашки,
В дощатых длинных кораблях, сработанных по росту, точно…
Ах, баня, мальчик вот, в слезах - он в зеркало глядит нарочно,
Он видит!.. - амальгама - дрянь… сползает… отражает еле
Старуху, ржавую как скань, - она забыла в колыбели
Себя… и груди - козьи - врозь - девчонки рядом с ней… из чана
Льет на старуху: друзу, гроздь, хрусталь и слиток, сон тумана,
Гремящий ливень, водопад - воды?!.. из чана?!.. ЭТО - баня?!.. -
Льет - жизнь, что не придет назад, - лови: морщинами, губами…
Льет - слезы!.. Поцелуи - льет!.. Мальчонка, что на баб ты голых
Так пялишься?!.. раззявив рот, глядишь на них, парных, веселых?!..
Им на тебя, пацан, плевать. Уж больно хороша парилка.
Трет дочь мочалкой жесткой - мать. С гранитных плит крадет обмылки.
Дрожит слезою меж грудей алмаз - у молодой. У старой
Зад шире римских площадей, и задохнулась от угара,
И ловит воздух черным ртом… Гляди, малец, как это просто -
Вот так и мы как раз умрем, в парных клубах увидя звезды…
Вот так - вон, в зеркале - гляди - обнимемся, застыв улиткой,
В любви, - а там - пойдут дожди,
Пойдут косящие дожди - к помывке собирай пожитки…
И, плача, - невозвратный путь!.. - увидишь в амальгаме мыльной:
Во тьме горит сосцами грудь, глаза, - а дале - мрак могильный…
А дале, в духоте, во мгле - малек, два зуба, щеки - красны:
Как банный пар навеселе, как меж грудей алмаз опасный,
Ты верил в то, что жизнь прекрасна.
ТЫ БЫЛ РЕБЕНКОМ НА ЗЕМЛЕ.
АНКОР, ЕЩЕ АНКОР!..
В табачной пещере, где дым, как щегол,
Порхает по темным закутам,
Где форточка, будто Великий Могол,
Сощурилась мерзлым салютом,
Где добрая сотня бутылей пустых
В рост, как на плацу, подровнялась... -
О, сколько штрафных этих рюмок шальных
За мощным столом подымалось!.. -
Где масляных, винных ли пятен не счесть
На драной когтями обивке, -
В каморе, где жизнь наша - как она есть,
Не сахар, не взбитые сливки, -
Один, человек на диване лежал,
На ложе в ежовых пружинах,
Тощой, востроносый, - ну чисто кинжал -
Махни, и вонзается в спину...
Он пьян был в дымину. Колодою карт
Конверты пред ним раскидались...
Он выжил в слепом транспортере - то фарт!
И пули за ним не угнались...
Да только от воплей на минных плато,
От крика тех танков горящих
Он нынче в постель надевает пальто
И мерзнет! - теперь, в настоящем...
Ничем не согреться. Хлестай не хлестай
Подкрашенную хной отраву...
Яичница стынет. Полночный наш Рай.
Ад прожит: красиво, на славу...
Зазубрины люстры... Свечи мыший хвост...
И Жучка - комок рыжемордый...
Взы, Жучка!.. Ну, прыгай - и в небо до звезд,
И в петлю: дворняги не горды!..
Ах, дворничиха, ах, дворянка моя,
Ну, прыгай же ты... через палку -
Свеча догорает... а в кипе белья -
Скелет, что пора бы... на свалку...
Еще, моя Жучка!.. Анкор... эй, анкор!..
Вот так-то, смиряйся, зверюга,
Как мы, когда - из автомата - в упор,
Пред телом веселого друга,
Под глазом приказа, в вонючем плену,
Над почтой, где очи... не чают...
Полай ты, собака, повой на Луну -
Авось нам с тобой полегчает...
Ну, прыгай!.. Анкор, моя моська!.. Анкор!..
Заврались мы, нас ли заврали -
Плевать!.. Но в груди все хрипит дивный хор -
О том, как мы там умирали!
Как слезно сверкает в лучах Гиндукуш!..
Как спиртом я кровь заливаю...
Анкор, моя шавка!.. Наградою - куш:
Кость белая, кус каравая...
Мы все проигрались.
Мы вышли в расход.
Свеча прогорела до плошки.
И, ежели встану и крикну: "Вперед!.." -
За мной - лишь собаки да кошки...
Что, Армия, выкуси боль и позор!
А сколь огольцов там, в казармах...
Анкор, моя жизнь гулевая,
анкор,
Мой грязный щенок лучезарный.
ЮРОДИВАЯ
Ох, да возьму черпак, по головушке - бряк!..
Ох, да справа - черный флаг, слева - Андреевский флаг...
А клубничным умоюся, а брусничным - утрусь:
Ох ты флажная, сермяжная, продажная Русь!..
Эк, тебя затоптал закордонный петух!
Песнопевец твой глух, и гусляр твой глух:
Че бренчите хмурь в переходах метро?..
Дай-кось мужнино мне, изможденно ребро -
Я обратно в него - супротив Писанья! - взойду:
Утомилася жить на крутом холоду!..
Лягу на пузо. Землю целую.
Землю целую и ем.
Так я люблю ее - напропалую.
Пальцами. Звездами. Всем.
Дай мне билетик!..
Дай мне талончик!..
Я погадаю на нем:
Жить нам без хлеба, без оболочек,
Грозным гореть огнем.
Рот мой сияет - ох, белозубо!
Жмурюсь и вижу: скелет
Рыбий, и водкою пахнут губы,
И в кобуре - пистолет...
Вот оно, зри - грядущее наше:
Выстрелы - в спину, грудь,
Площадь - полная крови чаша,
С коей нам пену сдуть.
...Эй-эй, пацан лохматенький, тя за штанину - цап!
В каких ты кинах видывал грудастых голых баб?!
Да, змеями, да, жалами, огнями заплетясь,
Из вас никто не щупывал нагой хребтиной - грязь!
Из вас никто не леживал в сугробном серебре,
Из вас никто не видывал, как пляшет на ребре,
На животе сияющем - поземка-сволота!..
А это я с возлюбленным - коломенска верста -
Лежу под пылкой вывеской харчевни для господ -
Эх, братья мои нищие! Потешим-ка народ!
Разденемся - увалимся - и вот оно, кино:
Куржак, мороз на Сретенье, мы красны как вино,
Мы голые, мы босые - гляди, народ, гляди,
Как плачу я, блаженная, у друга на груди,
Как сладко нам, юродивым, друг друга обнимать,
Как горько нам, юродивым, вас, мудрых, понимать...
Вижу Ночь. Лед.
Вижу: Конь Блед.
Вижу: грядет Народ -
Не Плоть, а Скелет.
Вижу: Радость - Дым...
Вижу: Ненависть - Дом!
Вижу: Счастье... Над Ним -
Огонь! и за Ним! и в Нем!
Вижу: Разрывы. Смерть.
Слышу: Рвется Нить!
Чую: нам не посметь
Это
Остановить.
Чучелко мое смоляное, любименький, жавороночек...
Площадь - срез хурмы под Солнцем!
А я из вьюги, ровно из пеленочек -
На свет Божий прыг!.. А Блаженный-то Васенька
Подарил мне - ревнуй, сопляк! - вьюжные варежки:
Их напялила - вот ладошки-то и горячии,
А глаза от Солнца круто жмурю, ибо у меня слезы - зрячии...
Воля вольная,
Расеюшка хлебосольная -
Черный грузовик во след шины
Пирожок казенный скинул -
Дай, дай полакомлюсь!..
Милость Божья
На бездорожьи...
Не обидь меня, не обидь:
Дай есть, дай пить,
А я тебя люблю и так -
Ни за грош ни за пятак -
Дай, дай поцелуйную копеечку...
Не продешеви...
Дай - от сердца деревянного... от железной любви...
Черный грузовик, езжай тише!
Пирожки твои вкусны...
Я меховая богатейка! Я все дерьмо на копеечку скупила!
Я все золотое счастие забыла,
Я широко крестила
Черное поле
Грядущей войны.
Дай, дай угрызть!..
Жизнь... ох, вкусно...
На. Возьми. Подавись. Мне в ней не корысть.
...Лоб мой чистый,
дух мой сильный -
Я вас, люди, всех люблю.
Купол неба мощно-синий
Я вам, люди, подарю.
Вам дитя отдам в подарок.
Вам любимого отдам.
Пусть идет огонь пожара
Волком - по моим следам.
Заночую во сугробе.
Закручу любовь во рву!
В колыбели - и во гробе -
Я - войну - переживу.
И, космата, под вагоном
Продавая плоть свою,
Крикну мертвым миллионам:
Дураки! я вас люблю...
Вы себя поубивали...
Перегрызли... пережгли...
Как кричала - не слыхали! -
Я - о бешеной любви!..
Но и в самой язве боли,
В передсмертнейшем хмелю,
Я хриплю: услышь мя... что ли...
Кто живой... тебя — люблю...
