И примолкла земля, растеряла
Всех весенних и шумных детей,
Лишь печально луна утирала
Дымно-желтые слезы дождей.
Средь ветвей, обнаженных и черных,
Как сережка, но ярче чем свет,
Лист один, все дрожал обреченно,
Будто праздник, которого нет.
Было то или не было
Дед, я знаю, ты стал добрым великаном
В самой грустной своей сказке без конца,
Облаков плывут нездешние экраны,
Может тень твоя у старого крыльца
Примостилась. Укрывает тишиною
Мои плечи, укрощая пыль и зной,
Дед, побудь еще немножечко со мною,
Ну хоть деревом, побудь еще со мной.
Опустела наша хижина в Хомхели,
Лишь цикады да упавшая лоза…
Твои сказки в эти утренние трели
Слух вплетает, будто много лет назад.
Как, спеша взрослеть, от них я убегала,
Как в судьбу свою входила, точно в храм,
Перекресток – всех дорог моих начало,
Да добро со злом, в обнимку, по пятам.
Хорошо, что ты не видишь, как мне больно,
Одиночество, как ранит, на бегу,
Твои сказки будто «воля» и «неволя»
Мое детство и Хомхели берегут.
Я не знала, что так жизнь на них похожа,
Днями горечи наполнился хурджин,
Обними меня, оттуда, как ты можешь,
И сначала эту сказку расскажи.
Слеза солнца
Лали Тотадзе
Ты – слеза солнце, ты – стихотворенье,
Не луч – слово, рожденное взглядом.
Соткала рубашку сновидения,
Не позволив милому лечь рядом.
Заслонив белоснежную постель,
Отвернулась от тепла и света,
Но нетронутых гроздьев жадный хмель,
Все тоскует по ладоням лета.
Как далеко ушел твой садовник,
Не испив тоски этих ждущих глаз,
Проклянешь ли цепких рук терновник
Или же простишь последний раз?
Срезанных прядей лег скорбный венок,
Напрасно ветер тебя тревожил…
Ведь он уже рядом ,высокий бог…
Как мерцают фиалки у ложа.
И дождь смывает все следы
Смешны твои уроки равнодушья,
Они всего лишь детская игра,
Не прячь глаза, вчера мне было скушно,
Я, милый, не права была вчера.
Сегодня, видишь, все уже иное,
Как манит склон и как свежи ветра,
Ну, не сердись, побудь еще со мною, …
А дождь, – давай, отложим до утра.
Песня одиночества
Сколько небесных лун моей башне,
Башне ожиданий и печали,
Коршун на плече, как день вчерашний,
Вскормлен одиночества ночами.
В одну сторону мы смотрим. Время дышит
И отсчитывает дни мои без толку,
Я тебя придумала, ты слышишь?
Торопись, теперь уже недолго.
Скакуна пришпорь нетерпеливо,
Осади у самого порога,
Я еще успею стать счастливой,
Я в тебя поверила, как в Бога.
Видишь, коршун над дорогой вьется,
Волосы смешались с конской гривой,
И слеза моя в тебя прольется –
Я еще сумею стать счастливой.
А когда поймешь ты боль и силу, -
Я дыхание твое уже ловлю, -
Скажешь то, о чем я так молила –
Я люблю тебя, ты слышишь, я люблю!
Елена Иванова-Верховская
Венеция
Шипит вино, стекая на песок,
В себя его немедленно вбирая.
А солнце возвратится на Восток,
Дойдя до края.
Стеклянных бус мерцает глубина,
И донный сумрак плещется в канале,
Так просто думать, что судьба одна,
Что жизнь одна, что где-то не совпали…
Канал – колодец, выше во венца,
Над срезом улиц – ангелы в просвете…
Венеция листает без конца
Свои столетья.
Пускает лодочки вдоль окон, на залив,
Бесплотных масок кружит хороводы,
За годом год, надменно терпелив,
Восходит город в сумрачные воды.
Не помнит более пространства и людей,
А трепет жизни – трещины и фрески,
И рыбьи тайны мраморных затей,
И запах водорослей резкий.
Баллада
Злая толстая соседка
Называлась сукой в ботах,
Материлась очень метко
И ходила на работу.
В спину ей орали дети
Непристойно и глумливо,
И жила одна на свете,
Это было справедливо.
Это было беспощадно
От конца и до начала,
А хотела быть нарядной,
Шапки толстые вязала
И синтетикой скрипела
На неведомых маршрутах
И зверела так зверела,
Что сильней нельзя как будто.
Память маленькую детства
Закрутила бигудями,
Может быть болело сердце,
Может, плакала ночами…
А потом она пропала,
Сгинула, сдалась на милость
Площади, где три вокзала,
Поезду, куда садилась…
И уехала, не глядя,
На могилку к маме с тятей
В ту деревню, в лес да в осень,
В мир, что выманил и бросил.
Март 2009 г.
Люблино
Светились окна, жарилась еда,
Склонялись тени к жестким изголовьям.
Такая жизнь, почти уже беда,
Где сон вдвоем считается любовью.
Я заблудилась в снежном Люблино,
Когда осталась в этом стылом месте.
Плыл запах инея, похожий на вино,
И небо отзывалось мерзлой жестью.
Был намертво кодирован подъезд,
Не подпускал и гнал под белый ветер
К собакам, замерзающим окрест –
И были мы едины в целом свете.
Лохматая и брошенная рать
Металась по дворам и по задворкам,
А то, что в общем надо выживать,
Я понимала, как они – подкоркой.
Осень
А дальше только тьма и окрик,
И редкий отклик за стеной,
Деревья в потускневшей охре
Плывут по небу стороной,
И осень как простая баба,
Так долго крестится им вслед,
Их уберечь она могла бы,
Когда б не оскудевший свет,
Не эта глушь, не это поле,
Пустой и стылый горизонт…
Вздохнув, всплакнет о бабьей доле,
И тяжко спину разогнет…
* * *
Птичий причал, гомон и грай,
Промельки света и заводи,
С краю стоял старый сарай,
Полный поленьями загодя.
Ими топить избы зимой,
Им ли сжигать мои сумерки?
Мне ли ходить той стороной,
Той, где не все еще умерли?
Стонет косой пир-сенокос,
Пчелы снуют клевером,
Где васильками ветер зарос,
Тучи торопятся к Северу.
Возле колодца зеленая муть
Свет заслонила обманчиво,
То ли испить, то ли уснуть?..
День как-то надо заканчивать.
Месяц взойдет, звезды начнут
По небу чистому маяться –
Там косари песни поют,
Там и дорога кончается.
* * *
Длинные тени путь перекрыли
И тормозит электричка,
Молча войдем. От любви, от тоски ли
День окликает по-птичьи.
Дачный поселок – там лето в разгаре,
Станем смотреть на дорогу
Перед грозою, наверное, парит
Я отвернулась – «Не трогай».
Там волейбол, там река и закаты,
Пес наш немыслимой масти…
В тамбуре кто-то прокуренным матом
Вслух размышляет о счастье.
Ближе к концу где-то возле вокзала
Ласточек низкая стая…
Морщишься – «Не начинай все сначала…»
Что же. Не начинаю.
* * *
Такой неотвратимый, жесткий шанс
Дается мне, что руки холодеют,
Зачем небесный выверен баланс,
Чего еще понять я не умею?
И шаг за шагом вязкое житье
Зеленой ряской плещется у края,
Прими непонимание мое,
И даже то, чего сама не знаю.
Когда в толпе тягучий липнет страх,
Бегу к стволам, не ведая причины –
Я, может, дерево в твоих лесах,
Любое, господи, но не осина.
Врастая в почву, обрасти корой,
И обреченный дух и бег стреножив,
Ждать топора, чтоб становясь золой,
Подумать вдруг – И в этом мы похожи!
* * *
Чуткая чушь ветру сродни,
Всюду здесь глушь, кочки да пни.
Рядом стоят, песни орут,
Вместо оград с ряскою пруд.
Только коровий осмысленный взгляд
Полон любовью, да птицы галдят,
Скачут по стрехам и по кустам,
Вот бы уехать в эти места.
Луг за погостом, поле да гладь…
Жить – это просто. Как умирать.
Архангельское
Чьи-то тени мелькают в ограде,
Пар дыханий и будто зрачок…
Это дождь, перестань бога ради,
Да в траве заплутавший сверчок.
В паутины забытого сада
Не хватало еще угодить,
Перестань, моя радость, не надо
Слишком часто сюда приходить,
Слишком долго смотреть на портреты
Все опасней и в солнечный день,
Души тянутся к жизни и свету,
Посмотри, как раздвоена тень.
Эти лица и эти картины…
Слишком многое с ними срослось.
Из прибрежной, бугрящейся тины
Выползают личинки стрекоз.
Как ушедшее нетерпеливо,
Как шуршит помертвевший песок…
Но все так же созревшие сливы
Мерно падают в зелень осок.
Желудь
Запахло осиной. В сырой горизонт
Как будто щенки, облака убегают,
И быстрое небо по следу плывет,
И листья, сбиваясь, считает.
А их уже столько успело пропасть
И так заголились уставшие кроны,
Что кажется осень уже не напасть,
А отдых меж белым и буйно зеленым.
Упавшие стебли последних цветов,
Отчаянно желтых, отчаянно алых…
Но больше не вьется над ними никто
И маленькое не готовит жало.
Где лес от себя отпускает туман,
И рыжая хвоя, смешавшись, с ним тлеет,
Я желудь последний прячу в карман,
Чтоб стало хоть желудю чуть теплее.
Дворник
Подсохшей кромкой заострились листья,
Еще летят, буравя первый снег,
Накрывший осень. Дворник скверы чистит
И мерзнет. Он ведь южный человек.
От хлопка и арыков оторвавшись,
И рукавом смахнув с лица зевок,
Коротким птичьим именем назвавшись,
Пугается вниманья моего.
Как будто бы отбившийся от клина,
Не дотянувший верный перелет,
Над этой холодеющей равниной
За кругом круг, скребет себе, скребет…
«Такая жизнь…» - скажу ему, себе ли…
«Какая?» - только б не спросил в ответ.
По обе стороны одной сквозной метели
Разводит нас проснувшийся рассвет.
* * *
Давали всё и отнимали всё,
И перепуталось за чем что шло и было,
А ветер тишину мою засек
И поднял промежуточный песок,
И сразу осень наступила.
Не время года, а вообще – пора.
Пора, пора – на землю лягут тени.
Привычку жить заклинило с утра,
Не греет больше блочная нора,
И смысл, не глядя, правит угол зренья.
Я по нему сползаю в немоту,
Сползаю в сквер, к траве, иду на ощупь,
Чуть ниже крон, где день почти потух,
Грибами пахнет и дождливой рощей.
В заплатках листьев оскудевший свет,
Как пес бродячий, тихо лижет руку,
Идет по следу и глядит мне вслед,
И разницу меж словом «да» и «нет»
Теперь я различаю лишь по звуку.
* * *
Руки, которые ничего не держат,
Звуки, которые ничего не значат,
Человек, у которого всё не на месте,
Не срослось. И жизнь на исходе,
Одевается, из дому утром выходит,
Ищет себя повсюду, но поздно…
И опять возвращаться, и те же звезды,
Не в трамвае и не в метро, а иначе…
Кто по тебе, такому, поплачет?
Кто послушает, кто пожалеет…
Мир вокруг ничего не умеет.
Таким вот создал, с таким и прожил,
Теперь и его узнать не может.
В зеркало взглянет – как непохоже
На умысел твой. Прости его, боже!
* * *
Всяк кто был, остается в силе –
Так гласят небесные скрижали,
А как слово это обронили,
Так и помнили его и держали.
Значит, не было сирот на этом свете,
А другого я света не знаю,
А в другой я ухожу не за этим,
А чтоб не было у времени краю.
Больно жестко себя с нами держало,
Не давало себя знать – лишь манило,
А вот много его было или мало.. ?
Как считать, - так никому не хватило.
