№11/1, 2010 - Продолжение следует

Нина Горланова, Вячеслав Букур
РОМАН ВОСПИТАНИЯ

Коротенькое предисловие

Когда мы взяли Н. в свою семью, ей было около семи, и она нам рассказала, как ее чуть не изнасиловал очередной любовник матери. Он стал ночью тянуть Н. к себе в постель, шепча: «Малюська, иди сюда!». А мать спала мертвецки пьяная, конечно… Во дворе про эту пьяницу говорили: «У таких надо варом заливать, чтоб не рожали».
В нашей семье, любимая и талантливая, Н. расцвела, как волшебный цветок. Она писала маслом, лепила и вырезала из бумаги, как Матисс. А мы тогда еще были так молоды, что не писали прозу. Мы были кто? Обыкновенная советская семья, верящая в светлое будущее. Да-да, верящая… Поэтому и взяли девочку с улицы, прямо из лужи. Поэтому и дали своим героям в романе обыкновенную фамилию – Ивановы.
Авторы


СКАЗАНИЕ

В НАЧАЛЕ ВРЕМЕН. Долго ли, коротко ли все было вместе: стены, потолок, сияние под ним и два тела – большое и маленькое. Это все жило. При помощи большого тела ходило тяжелыми ногами по полу, поднимая клубы пыли, а малым телом сосало грудь, а со стен штукатуркой сыпало на пол. Это было хорошо и просто.
ПОЯВИЛИСЬ СЛОВА. Вдруг большое тело оказалось очень умным, знало много слов, и смысл их радостно было понять. Кстати, большое тело называлось «мать»! Мать говорила: «Гнида ты! И в кого такая проглотка – знала бы, на алименты подала!»
И Гнида радостно тянула свои ненасытные губы в сторону голоса, запаха и вида матери. Но вскоре грудь перестала давать молоко, и наступила первая большая голодовка.
КАК ПОЯВИЛИСЬ ДЕНЬ И НОЧЬ. Во время голодовки она кричала, потом замолкла и заметила, что стало темно. Когда она опять закричала, стало светло. От большого крика время разделилось на день и ночь. И ее переложили в другую комнату. Там были люди в белых халатах. Они давали белую кашу. И называли ее вдруг Настей. Так получилось, что Гнида и Настя – одно и то же.
ВСЕОБЩЕЕ РАЗДЕЛЕНИЕ. Когда Настя оказалась дома, мать закричала:
- Спиногрызка, навязалась опять!
Стало ясно: мать – это такая настя, от которой нечего ждать. В это время в квартире появился дядя Вася. Он был отдельным человеком. Однажды он ушел, и мать отправилась его искать. Для Насти наступила вторая большая голодовка. В это время она вышла на кухню, и соседка тетя Тося дала ей тарелку супа, в котором плавали вермишелевые звездочки. Настя поняла, что пакетный суп – самое вкусное на свете. И самое красивое.
ДОХОДЯГА. Скоро мать принесла маленький сверток, в котором была сестра. Дядя Вася звал ее всегда: «Доходяга». Мол, все равно подохнет – кожа да кости.
Доходягу положили на пол, и Настя крепко прижимала ее к себе, чтобы согреть. Она кормила сестру размоченным хлебом, который придумала воровать у голубей. Но один раз голубь чуть не сбил ее с ног. И тогда Настя пошла к булочной – оттуда люди выносили хлеб. «Иди-иди», - говорила ей Доходяга, которая была все время с Настей и в то же время лежала в комнате. И Настя вошла. Всюду лежал хлеб. Это было очень красивое место. Она взяла две буханки и услышала:
- Деньги где? Нет? Нехорошо это – воровать.
Настя не знала, почему нехорошо то, что хорошо для нее и для Доходяги. Пришлось Насте научиться быстро брать пакетный суп у девушек, торгующих на улице, пока они не заметят и не начнут говорить: «Безобразие», «Кто из тебя вырастет»…
КАК ПОЯВИЛИСЬ ЗВЕЗДЫ. Настя зубами разорвала пакет супа. Доходяга уже не могла ждать. Вдруг за окном послышался голос матери. Может быть, она еду принесла? Настя раскрыла окно и высунулась. Она зорко всматривалась в темноту, но матери не было. Вермишелевые звездочки за это время убежали из наклоненного пакета прямо на улицу. Настя с пустым пакетом побежала вниз. Под окном оказалась лужа.
- Что ты ищешь? – спросил ее прохожий.
- Я ищу звездочки.
- Они вон где – на небе!
Настя подняла глаза и увидела, что звездочки из пакетного супа улетели высоко и сияют теперь оттуда. Так появились звезды на небе.
ПРЕВРАЩЕНИЕ ДОХОДЯГИ. Появилась бабушка Доходяги – мать дяди Васи. Она сказала, что его посадили в тюрягу. Она привезла с собой шербет. Настя его поела, а сестру за это время умыли. Настя еще поела, а сестру переодели в новое платье.
- Прощайся, мы скоро уедем, - сказала бабушка Доходяги.
Стало понятно, что Настю никуда не увезут. Она заметалась. Она сбегала на улицу нарвала репьев и незаметно для бабушки прилепила их сестре под платье. На память.
Без Доходяги Настя почувствовала, что стала никому не нужна. Эта мысль была плохая, и от нее сделались судороги. Временами Насти уже словно не было. И она очнулась в больнице. Когда ее выписали, за ней неотступно следовала маленькая собачка: худая и с репьями на хвосте. Настя поняла, что это Доходяга превратилась в собаку, чтобы не расставаться с сестрой. Настя взяла собачку себе, и ночью они согревали друг друга…
КАК СДЕЛАТЬ ЛЮДЕЙ ХОРОШИМИ. Настя была нужна матери, когда та ссорилась с соседями. Это было самое хорошее время. Мать обнимала ее и приговаривала: «Моя родненькая, да мы с тобой еще заживем!» И не кусалась взглядом. Так Настя поняла, что люди становятся хорошими, когда ссорятся. От них в это время можно что-то получить. Она поняла это на всю свою жизнь. И скоро сама научилась ссорить мать с соседкой. Однажды соврала: «Мама, это тетя Тося подсыпает нам жучков в крупу». Вскоре с кухни донеслись крики: «Я все про тебя знаю!» - «Ну, жги-говори, что знаешь?»
- Старая колода, ты мне жучков в крупу подсыпаешь! Я тебе сделаю!
- Не героисся! Не героисся! А то лишим тебя материнства: ишь, себе купила туфли на копытцах, а дочку не кормишь.
- Ты, что ли, ее кормишь?
- Кормлю, - и соседка угостила Настю пряником.

КУЛЬТУРНЫЙ ГЕРОЙ. Во дворе был пацан шести лет. Звали его Антон. Он все время говорил о невкусных вещах:
- Это мяч-глобус. Смотри: мы живем в Евразии. От восхода солнца до темноты наш глобус поворачивается (он крутанул мяч).
- Да ну, как это – у нас бы голова закружилась, - ответила Настя.
- Пойдем со мной в булочную, а? – сказал Антон.
Он боялся ходить в булочную. Там висело объявление: «Отбор хлеба производится с помощью бумаги и вилки». А вдруг он задумается, забудет заплатить, и на него тотчас накинут большой лист бумаги и начнут тыкать в него вилкой, отбирая хлеб!
Он догадывался, что дело хождения в булочную – нужное совсем не потому, что там хлеб (родители могли бы сами его купить). Это дело опасное, а мужчинам нужно пройти разные испытания. Иначе почему бы мама так гордилась, что он ходит в булочную.
Настя купила ему хлеб и закричала: «Сорок восемь – половинку просим!» Антон отдал ей половину буханки и решил еще поблагодарить беседой:
- Смотри! – он крутанул мяч-глобус. – Земля повернулась, и наступила ночь.

В РАБСТВЕ.
ЗЕМЛЯ ПОВЕРНУЛАСЬ, И НАСТУПИЛА НОЧЬ. Настя сидела на скамейке. Доходяга убежала с другими собаками искать, а вокруг нечего было найти. Подошла женщина с черными зубами:
- Пойдем, у меня согреешься. Одеяло есть двуспальное – тяжелое, как трактор. Проснешься и думаешь: трактор наехал на тебя.
Настя вошла с женщиной в квартиру и услышала мужской голос:
- Фая, это чьи там шаги?
- Это твои шаги, райком, - спела в ответ Фая (это была известная песня, Настя ее слышала по радио на своей кухне).
На кухне были помидоры. Вдруг Фая схватила мужика за шею и начала душить: «Отдай трешку, отдай!» А Настя в это время проглотила один помидор, не жуя. И внутри пищевода у нее что-то стало неправильно. Мужик отдал трешку и стал наливать суп, капая на стол самые вкусные, самые жирные капли. Настя смотрела на стену: там висели, змеясь, прозрачные трубки с иголками на концах. Некоторые были в крови. Настя видела в больнице такие капельницы, но почему они здесь? Ей хотелось убежать отсюда в уютную домашнюю ночь.
- Научу тебя делать чертей и рыбок, - сказала Фая, подавая ножницы и одну трубку. – Хвост разрезай под абажурки… Я сама не могу – руки дрожат все время.
Вскоре Настя научилась придумывать. Рыбкам она дарила роскошные хвосты, похожие на локоны принцессы из мультика. Телевизор ей разрешали смотреть. Настины поделки Фая продавала на рынке. Говорила: хорошая мода – все раскупают! Большая часть денег шла на водку.
- Наська, чего в окно смотришь – кого ты там увидишь?
- Люди ходят.
- Не вижу я людей. Крокодилы все.
- Люди!
- Да ну, тут человека-то два-три, остальные – крокодилы. Разве это люди? Вот я раньше жила на другой планете, там были люди, а здесь – крокодилы. Ты была на моей планете? Самое быстрое средство передвижения – это мысль. Чего они говорят: ракеты да ракеты! Сколько лететь до планеты, а в мыслях – раз!
Вдруг пришла дочь тети Фаи:
- Мама, зачем ты бутылки пустые собираешь! Это же инфекция.
- А мы их моем, у нас вода есть – аш-два-о!
Настя обрадовалась нарастающей ссоре: чужие ссоры всегда счастье приносят ей, можно ли сейчас сбежать отсюда? Но Фая перешла на примирительный тон: водка помогает от УНИЖЕННОГО давления. И вдруг она схватила Настю за подол у самой двери:
- Я – сударь, ты – сударь, а кто же у нас присударивать будет!
Настя поняла: черт, которого она вчера сделала злым, сегодня вредит ей. Она решила написать записку и спрятать в рыбку. Нечто подобное она видела в мультике. Слова «Спасите меня!» Настя написала в виде красивых зубцов. Потом произнесла: «Я живу тут». Это Настя нарисовала в виде овалов, соединенных друг с другом.
- Красивые узоры! Ты и рисовать умеешь? – неслышно подошла Фая и выхватила бумажку.
- Вон в кусты мужики поставили пустые бутылки, - придумала Настя.
Фая поверила и побежала, не закрыв дверь. Настя выскочила и нырнула в первый же подъезд, шепча: «Подъезд, подъезд, спрячь меня!» Потом она перебежала в гастроном. Там разгружали арбузы, и Оля-толстая стояла в цепочке. А вокруг ходили люди и говорили: как плохо стало с продуктами. Они какие-то чокнутые! Настя видела, что еды на полках навалом: сахар стоит огромными пирамидами. Если бы у сахара были зубы, он сам себя съел бы! У Насти потекла слюна, и она вышла из магазина. И в это время навстречу ей кинулась счастливая, в репьях, родная верная Доходяга.


КЛЯТВЫ

ОБЕЩАЮ: больше не буду воровать!
ЧЕСТНОЕ СЛОВО: врать не хочу – оно само врется!
ПРОСТИТЕ, что я обзывалась и дралась!

БЕЗЫМЯНКА. Семейство Ивановых вышло во двор. У Сонечки – кулек с куриными косточками. Антон нес плошку с молоком, которое медленно покачивалось всем своим круглым белым телом.
Дворничиха вскапывала клумбу, хотя на ней еще ярко пылали мальвы из семейства мальвовых.
- Тетя Паня, вы не видели Безымянку? – Антон волновался: он ждал от жизни приключений и боялся (если тетя Паня точно знает, где кошка, тогда будет уже не так интересно).
Безымянка была любимицей двора. Считалось, что такие рыже-бело-черные кошки (богатки) приносят счастье. Но тетя Паня кошек вообще не любила и посоветовала скормить косточки Доходяге. Это собака Насти, не верящей во вращение Земли, сказал Антон.
- Да она же неумоя – эта Настя! – тетя Паня называла «неумоями» все живое и неживое, если это быстро пачкается или плохо отмывается. – А Ольга-то, что рядом с Наськой – вовсе на колы учится.
У тети Пани не было своих детей, но было свое мнение о всех детях двора.
- Зато у этих девочек собачка, - вслух позавидовала Сонечка.
- Должен же быть с ними кто-то умный, - ответил папа-Иванов.
- Когда я была маленькая, умела считать только до двух, - Сонечка решила подчеркнуть свой ум – ей ведь уже исполнилось немало – целых пять лет.
Антон нашел семейство шампиньонов и вырыл два гриба (Персей и Андромеда, да, потому что папа в отпуске и читает вслух про них). Антон хорошо притоптал ямку из-под грибов, чтобы там выросли другие.
- Правильно, - похвалил его отец, - ведь мы же должны быть гуманной частью природы.
Мама же Иванова спросила у тети Пани: почему так странно одета Настя, кто у нее родители.
- Да Настя вроде кошки Безымянки. Мать сидит в тюрьме. У Ольги мать есть, но трезвитель по ней плачет.
- Вытрезвитель, - поправил Антон. – Она что – пьет?
- Нет, за ухо льет.
Мама-Иванова сказала: если Олю помыть, она бы ничего, хотя и полненькая. А вторую уже не отмыть? – спросил папа-Иванов, в замешательстве потянув в рот сухую проволоку бороды. Просто Настю дольше мыть придется, но тоже не все потеряно. В том-то и прелесть жизни, что всегда не все потеряно.
А Настя подошла так близко, что стали видны червячки на ее щеках – крошечные кровоизлияния. Она увидела молоко, раскрыла рот, а струйка слюны тут как тут! Ивановы подняли глаза кверху, где на высотном доме бежали буквы рекламы: «ДРАГОЦЕННОСТИ – ПУТЬ К СЕРДЦУ ЖЕНЩИНЫ». В тысяча девятьсот семьдесят советском году Ивановы вплотную столкнулись с голодной слюной Насти и стали расспрашивать, ходит ли Настя в школу.
- Балин, - сказала Настя Ольге, - в школу в чем пойду? Я, блинство, не знаю… уже скоро первое сентября!
Люди шли по двору. Все это были хорошие люди. Они иногда кормили Настю. Тетя Паня часто кормила. В последний раз это было под Новый год, елку ставили, а Настя схватила петушка стеклянного – хрум – разжевала, думала, что леденец.
- А дереву больно? Почему оно наткнулось на ограду? – спросил Антон, показывая место, где древесина срослась с острой чугунной пикой.
- Мама, неужели у нас на клумбе так грязно, что черви завелись? – удивилась Сонечка (на лопате тети Пани показался длинный червь).
Только мама-Иванова перешла к делу: «Пойдемте, девочки, я вас пирожками с мясом накормлю!» А тетя Паня тут же с вопросом: где мясо берете? Мише дают в издательстве. Иногда.
Настя медленно ковыляла по лестнице. На ногах у нее золоченые босоножки – еще от матери остались. Как у Олимпии на картине Мане, думал Миша, на ребенке очень вульгарно. Настя первой вбежала в квартиру и увидела стеллажи книг. Обычно она вмиг замечала все выгоды нового места – так пчела-разведчица сразу понимает, медоносно ли данное поле. Но тут что-то пока не ясно… Зачем Антон показывает на картины?
- Пикассо – девочка на шаре, Матисс – танец…
НАСТЯ МОЕТ РУКИ. Ну наконец-то всех позвали на кухню.
Стол. На нем пирожки. За столом – Ивановы. Настя моет руки. Она моет их в раковине. Антон смотрит: только кажется, что Настя моет руки в раковине! На самом деле она моет их в реке, которая за домом, через трубу водопроводную. И вот он видит, как полреки стало коричнево от грязи, а Настя все моет, уже полностью Кама стала коричневая, затем Волга стала коричневая, а там и Каспийское море почернело. Встал шах Иранский, увидел грязную морскую воду, снял телефонную трубку: «Алло, Москва, Кремль? Кто это у вас там в Перми моет руки – Настя, что ли? Все море помутнело уже». Ну, говорят из Кремля, ничего проделать не можем, девочки должны мыть руки перед едой.

ДЕВОЧКА ИЗ ЛУЖИ.
- Это я лужу перегоняла. Она во-о-он где была, а я ее во двор.
- Пикассо бы умер от зависти. Девочку на шаре он написал, а девочку из лужи – нет, - сказал Миша.
- Лужа нужна: на плоту кататься, - серьезно заметила Настя.
Света вдруг вспомнила, как она сама в детстве любила кататься на плоту. А Настя брала в обе руки по пирожку и глотала, говоря:
- Антон, у тебя сто танков, у меня сто – кто победит? Ага, не знаешь, сдаешься! Значит, я победила. А яблоки можно?
Доходяга мирно доедала выданные ей мясные внутренности из подгоревших трех пирожков.
- Ой, жмет что-то… опять жмет! – губа Насти, как гусеница, поползла к уху: пришлось уложить девочку на диван.
- Вкусные пирожки, вкусные, а так много съела, что даже невкусно стало? – спросил Антон.
Таково состояние Ада и Рая, объяснил Миша, всякое чрезмерное удовольствие приводит к неудовольствию. Настя вдруг вскочила и убежала на улицу. Там она обмакнула палочку в пролитую кем-то белую краску и нарисовала на тротуаре танцующего человечка – такого она видела на картине у Ивановых. Все время думала об этих Ивановых. А у них продолжалось ворчание Антона: все яблоки эта Настя съела, никому не оставила. Не надо жадничать, сказала Света.
- Я не жадничаю, но она все съела.
В раскрытое окно донесся голос Насти: «А мы сегодня мясо ели! Да, мясо! Сегодня ели мы!»
- Миша, неужели ты ничего не понял? – Света повторила: - Мы ели.
Он пожал плечами и лег на диван. «Мы… мы… мясо!» – неслось со двора.
- А еще гуманная часть природы. Вставай, Миша!
Все им вставай да вставай… Жена слишком существовала в его жизни. Она мелькала так, что все ее мелькания сливались в одно бесконечное движение. «Папа – хлебматик, поэтому некоторые холерики готовы ему по бошке дать!» – пробормотала Сонечка.
- Флегматик, - поправила ее Света.
Миша встал и пошел узнавать: почему мать Насти посадили, а ребенка никуда не пристроили. «И тут ему катаклизмы жизнь прописала, как клизмы», сочинял он на ходу.
Когда Миша вернулся домой, жена – оказывается - уже сводила Настю к врачу и даже купила антибиотики для уколов. А Настя стояла перед танцующими человечками Матисса:
- Свет такой у него!
- Не свет, а цвет. Кстати, как ты меня зовешь?
- Цвета.
Света знала, как непросто будет исправить все это. Бабушка Миши, например, до сих пор ее зовет именно так – Цвета.
Доходяга в это время зарывала под детский коврик остатки своего обеда. Примесь фокстерьера давала себя знать: любят они рыть норы. Хорошее имя для собаки – Нора. Настю уговорим… Врач сказал: косоглазие девочке исправить, зубы тоже… Глаза и зубы расставить по местам.
- Всех приглашаю ужинать! – призвал Миша. – Дай мне, Соня, майонез.
- А мне можно… твой онез? – спросила Настя.
- Это же майонез!
Настя огрызнулась: она так и сказала – слушать нужно лучше, Сонечка, уши почаще мыть и не компотом, а если уж компотом, то косточки из ушей выковыривать! Все поели, а Соня долго мыла потом уши. Раз Настя старшая, значит, нужно ее слушаться. Но Настя уже не вникала ни во что, ведь пришли ее подруги: Оля-толстая и Лада.
- Кто там кого лупит! – вскричал Антон. – Настя?
- А чего они меня обзывают: нищая да нищая.
Подружки убежали.
- Про таких говорят: на них природа отдохнула, - ответила Света. – Иди, я укол сделаю.
Настя ворчала: сильно понравилось природе отдыхать: она и на Оле отдохнула, и на Ладе тоже. Кто там звонит? Оля-толстая. Оказалось: ее только что избила мать.
- Оля, сгущенки хочешь? Нет? За что мама тебя избила?
- В лагерь не хожу. А там меня дразнят: толстая бочка родила сыночка…
Света ее погладила. Оля так и прильнула: душевная сгущенка ей нужна, значит, была, а после нее и обыкновенная пошла хорошо. Настя больно ткнула Олю в бок: все не съешь, ишь, разогналась… Света обняла и Настю тоже:
- Только обещай, что не будешь больше драться!
Она пообещала, почувствовав, как вбивается этой клятвой клин, отделивший одну часть жизни от другой, словно что-то острое вбила в один момент своей судьбы, немножко больно даже…
- Как быстро они убежали, - удивилась Сонечка.
Миша только заметил: если б девочки не убежали, они бы … проели его, Мишу, насквозь! И вышли б из его организма вот тут – в левом боку. Ну и характерец у этой Насти! Вон во дворе она сметает всех зазевавшихся. Но вдруг замерла, повернула к подъезду и - кажется – взлетела по воздуху на четвертый этаж. Что случилось?
- А вдруг… вы передумали, - Настя прошла и села на диван с таким видом, словно она всегда здесь сидела.
- Настя, ты почему только один палец в рот засунула – остальным-то микробам холодно и завидно!
- Миша, ну почему ты так любишь шутить?
- А ты любишь яичницу из яиц глистов, да? Под ногтями ведь яйца глистов.
- А ты… осень без ягод! – выпалила Настя.
- А ты – превращение яиц глистов в боль в животе.
- Миша, не шути!
- А ты выбирай: или я буду шутить, или пить водку.
Настя решила: пусть лучше Миша шутит.
Ночью она упала с кровати и сломала руку.
ИЗ ДНЕВНИКА СВЕТЫ. Настя сломала руку. А с чего ее кости будут крепкими, если она никогда не ела досыта. «Все чертик виновата, Цвета, выбрось его». И я выбросила в окно каслинского чертика.
ЙОГ АНДРЕЙ.
- Можно, я у вас посижу – обтеку? – йог Андрей принес огромную сумку с минеральной водой, и пот лил с него так, словно йог Андрей решил из твердого состояния перейти в жидкое.
- Это мой подарок Насте, - говорил он, сидя в позе лотоса.
- И я могу в позе лотоса, - сказала Сонечка.
- Где, где ПОЗОЛОТА? – взвилась Настя.
ТЕТЯ ПАНЯ.
- Вы взяли эту неумою, а у меня ведь муж умер, куда мне столько! – и она принялась выгружать из сумки продукты.
Было ясно, что смерть мужа сильно повлияла на тетю Паню: маховики милосердия завертелись и выдали часть консервов и даже две пачки мыла, которое уже поросло какой-то зеленоватой жизнью.
Когда она ушла, Света прочла, что сроки годности продуктов закончились аж двадцать лет тому назад! Миша понес на мусорку ведро, прикрытое сверху газетами, чтобы тетя Паня, которая всегда сидит на скамейке, не поняла ничего…
У ПСИХОНЕВРОЛОГА.
- У тебя есть котеночек, девочка? Как его зовут?
- У меня собака, зовут ее Доходяга, то есть … Нора.
- Это она тебя поцарапала?
Шоколад ее «исцарапал», сказал Миша, аллергический гепатит.
- А руку где сломала?
- Тихий набредет, а быстрый налетит, - выпалила Настя, прежде чем Миша успел своим интеллигентным голосом что-то как-то…
- Скажи, как можно назвать врача, когда к нему обращаешься?
- Гинеколог, - снисходительно пожала плечиком Настя.
- Мм… А как ты узнаешь, что наступила весна?
Настя начала сочно описывать кошачьи свадьбы.
- Последний вопрос: что такое физиономия?
Тут Настя зачастила, вспомнив все от рожи до хари, включая моську, рыло и ряжку. Психоневролог смотрела на Мишину бороду ассирийской формы, потом – на его очки оправы «директор».
- Ну, задам еще один вопрос: кто у нас в стране самый главный?
- Ленин!
- То моська, то Ленин, когда на самом деле Брежнев! Откуда рыло, когда человек звучит гордо, папаша?
Миша серьезно вступил в спор: человек должен звучать гордо, но пока не звучит. Долго ли, коротко ли он говорил, но очнулся, когда прозвучало грозовое: «Не дам я вам направления в нормальную школу!»
Тут он понял, что опять сказал не то, а если то, то не там и не тому.
ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ЗВУЧАТЬ ГОРДО.
- Цвета заболеет, когда узнает…И что меня наумило? Я ведь слышала, что Ленин умер, но по радио все время говорят: «Ленин жив».
Миша обещал придумать какой-нибудь выход из положения, а пока предложил зайти в книжный магазин «Кругозор», который называл – «Кругослеп». Пока он с видом сомнения листал книги по марксизму, Настю позвала покупательница из очереди, чтоб получить два экземпляра книги из серии «Юношеская библиотека».
- Миша, а почему дают по одной книге в руки?
- Чтобы не спекулировали.
- Про каждого человека подозревают, что будет спекулировать! А у иностранцев тоже так?
У иностранцев нет дефицита, поэтому никого не подозревают, объяснил Миша. Настя подумала. Еще подумала. И вдруг спросила: значит, ТАМ человек уже звучит гордо? Да, сказал Миша, но для этого люди много работают, чтоб дефицита не было… Насте очень захотелось работать! Она могла бы иллюстрации для книг рисовать!
НОВЫЕ СВЯЗИ.
- Знаешь, Миша, - призналась дома Настя, - когда ты говоришь, у меня в голове взволнованно все, прямо что-то делается.
Он объяснил: это образуются новые связи между нейронами.
- Как корешки растений?
- А у меня тоже новые связи между нейронами, кое-что придумалось… для Насти! – сказала Света.
Она пошла к Ладе, которая – конечно – знала, что врача нужно называть доктором, и заковыристая подпись психоневролога красовалась в Ладиных документах. Света сделала пару пробных заковык, а потом подмахнула обходной лист Насти.
ИЗ ДНЕВНИКА СВЕТЫ. Сегодня смотрели с детьми альбом Пикассо. Вдруг Настя спросила: «Цвета, а если вырасту художником номер один, как Пикассо… короче, ты будешь рада?» – «Если даже художником номер сто один, как Ван Дейк…» – «Это у которого автопортрет, где рука свисает интел… (не могла выговорить), короче, свисает, так свисает?!»
ПИСАТЕЛЬ К – ОВ.
- Папа, вставай, скорее! Ты уже поспал? – кричала Соня.
- А что случилось?
- А во сколько лет можно целоваться? Ты уже проснулся?
- Нет, я сплю, и мне снится кошмар: как дети не дают спать…
И тут три звонка в дверь, хотя к Ивановым звонить дважды. Это пришел писатель К –ов с женой, которая имела прозвище Дороти Донаган.
- А почему вы звоните трижды? – удивился Антон.
- А это чтобы вы пришли в опупение, - серьезным голосом ответил писатель К-ов.
- Вы что – забыли семнадцатую заповедь: «Не вводи в опупение»? – не менее серьезно ответил Миша.
Он позвал с кухни Свету. Чтобы купить Насте кровать и одежду, она продает сережки этой Дороти, которая уже – подумать только – смахивает слезу:
- Вообще-то золото уже не носят, все предпочитают платину, но у нас денег нет на нее! – тут Дороти уронила вторую слезу.
Сколько их у нее запланировано? - думал Миша.
СОНЕЧКА.
- Мама, а бутылки-то молочные - вымыла я – можно отдать Дороти? Пусть купит плать… платины.
Писатель К-ов срочно перевел разговор. Как давно он здесь не был, как давно, а Фауст – все же имя, дорогой Антон! Антон ранее полагал, что Фауст - это фамилия.
Соня тоже захотела принять участие в беседе.
- А у меня были гниды. Скажи, папа!
Папа сказал, что гниды, конечно, никого не унижают, но и не возвышают. Просто фауна из волос Насти перекочевала. Пришлось всех детей обрить.
НАСТЯ.
- А я уже читать умею! – похвасталась Настя.
- Ну, прочти, что у меня на лице написано? – писатель К-ов говорил голосом под Смоктуновского и смотрел взглядом под Янковского.
Настя прочла на его лице, что она никому не нужна. Эта мысль была плохая: она не помогала выживать.
- А у вас написано то же, что на автопортрете Ван Дейка, только рука не свисает, а в кулак сжата, - Настя пригвоздила гостя и громко замолчала (аденоид не давал ей дышать свободно, и Настя все время как бы пыхтела).
Света побежала на кухню ставить чайник, и писатель К-ов отправился вслед за нею, напевая:
Один-то глаз фанеркой заколочен,
Другим она и видеть не могла,
Одна нога была другой короче,
Вторая деревянная была…
И он посмотрел на Свету, безнадежно далекую от совершенства. На секунду он показался ей стариком с мефистофельскими складками на лице. Его глазами она увидела Настю:
1. Голова обрита.
2. Глаз заклеен бинтом.
3. Рука в гипсе.
4. Во рту аппарат для исправления зубов.
- Свет, послушай: дочь Брежнева коллекционирует бриллианты, а ты продаешь единственные золотые сережки ради девочки с помойки. Зачем?
- А ты зачем пишешь?
«Для денег» – пальцем по муке написал писатель К–ов на столе кухни.
- Для денег иди натягивай струны. Не струны в душах людей, а карниз такой есть – струна. Для штор. Шабашники к нам пришли и за десятку две штуки сделали…
ДОРОТИ. Она уже сидела в Светиных сережках, а рядом с нею курила сестра Миши – Людмила Архипова и своим низким голосом (за что ее прозвали Охрипова) хвасталась: все, что сейчас на ней, связано своими руками.
- Мне бы маму такую! – сказала Дороти.
Света внутренне ахнула: если Людмила и старше, то на год- два всего-то. Ну и Дороти! Небось, ляпнула и сама кается сидит. И Света с междометиями кинулась гладить и хвалить вязку Людмилы. И тут Дороти повторила: ей бы маму такую!
Тут даже писатель К-ов понял, что жена его переборщила, и стал срочно забинтовываться своим длиннейшим шарфом, потом перетек в плащ, тоже длинный. Он взял в руки трость, а в губы – трубку.
- Гены-то! – напомнил он на прощанье и кивнул на Настю.
Света поморщилась. Бывает, все мы говорим банальности, но именно как банальности, а писатель К-ов – с выстраданным видом.
- Что такое гены? – спросила Настя, как только захлопнулась дверь.
- А это когда тебе хочется беситься, когда другому нравится сидеть спокойно, - ответила Света. – Миш, почему писатель К-ов еще ничего такого не написал, а ведет себя, словно знаменитость какая?
- Магическое поведение. Он думает: буду вести себя, как знаменитость, и тогда напишется что-то… такое.
СОСЕДКА НИНА. Вдруг Настя услышала, как Света кому-то сказала на кухне:
- Ниночка, как съездила, отдохнула?
- Грушами вас угощу, - ответила Нина (и Настя поняла, что это соседка Ивановых по кухне).
- Бутылку-то тоже доставайте, - сказал йог Андрей, который был в гостях.
- Вам бы в торговле хорошо работать – предчувствовать ревизию, - сказала соседка, ставя на стол бутылку красного вина. – Ивановы говорят, что вы – гений. Это правда?
- Да, я гений, вот рука гения, а вот так гений пьет из стакана (быстро налил себе вина и выпил).
- Не выйогивайся! – попросил Миша.
- В коридоре вчера видела жучка синего цвета, - сказала Сонечка, всегда желавшая общаться. – Честное малышское!
- Кыш, кыш! – замахала руками соседка, выгоняя детей с кухни.
- Бонна опять заболела, - пробормотал Миша.
Когда дети ушли в комнату, взрослые стали чокаться, причем Нина запретила чокаться Мише со Светой: мол, супругам нельзя, а то денег не будет.
- Да чего уж там, мы и так разорены революцией, - Миша махнул рукой и чуть не разбил стакан.
Нина сжала губы. Ивановы здесь живут уже несколько месяцев, и она привыкла к некоторым их играм: к тому, например, что есть бонна, но она всегда «заболела». Однако про революцию уже чересчур! За это и посадить могут. Нина была старше их на десять лет и еще застала ночные аресты. Чтобы срочно перевести разговор, она побежала в свою комнату и вернулась с синим плащом для Насти (после стирки он сел, а девочке будет хорошо).
- Настя, а почему у тебя такие грязные ноги? – спросила Нина.
- Так я ведь везде хожу.
- А руки почему грязные?
- Но я же все трогаю.
- Так. А шея-то почему грязная?
- Ну, я кувыркаюсь иногда.
- Молодец, Настя, - сказал йог Андрей и от восторга закрыл глаза.
- Вы тут йоганутые все, - Нина, наоборот, широко раскрыла глаза от возмущения.
Радости у Насти было столько, что она вытянутых руках понесла в комнату не столько плащ, сколько – радость свою.
- Нирвана, - выдохнул йог Андрей.
- Слышишь? – Света подтолкнула соседку.
- Что - цены повышают?! – вздрогнула Нина.
- От плаща у Насти нирвана…
- Да нет, жизнь с Настей теперь… будет приближаться к нирване, - пояснил йог Андрей.
Но нирвану пришлось пока отложить. Настя спросила:
- Цвета, ты будешь смеяться, но я хочу четвертую тарелку пельменей.
- Нет, я буду плакать: опять у тебя живот заболит!
Но так хочется, умоляла Настя. Нет, отрезала Света. Хочется – нет. Да – ни за что! К счастью, пришел новый гость – Василий.
ВАСИЛИЙ
- Запомни, Настя, Василий сочиняет пиццы, только мама считает, что это яд, - Антон с надеждой посмотрел на Василия (если тот возразит, то начнется спор, а спор – это почти приключение, только в виде слов таких интересных).
Василий оправдал надежды Антона, ринулся в приключение:
- Нужно есть пиццу и говорить себе, что это – салат овощной, все ведь от мозга зависит.
- А ты полон идей, - заметила Света.
- Что делать – это форма моего существования, - захохотал Василий, а Настя подумала: какое у него грудастое лицо, не Василий, а Васишна.
Васишна достал из сумки тесто и фарш, и Настя поняла, что это медоносный гость, но кто он – родственник, друг или?.. Ах, земляк! Из одного с Мишей места под Одессой.
- А у Антона крылышки прорезались – смотрите! – вскрикнул Василий.
Из футболки Антона на месте лопаток в самом деле торчали два пера – из подушки, значит.
- Цвета, а у образов тоже крылышки есть, да! Я придумаю, как нарисовать, а потом забываю. Как их привязывать к голове – образы?
Записную книжку надо с собой носить, плохой карандаш лучше хорошей памяти, ответила Света.
- Пора жениться мне! – решительно заявил Василий.
Но тут Настя попросила сырого фарша. Она его пробовала у тети Тоси – очень вкусно. Ей не разрешали, она настаивала.
- Пилкой голоса ты пилишь мои нервы, а ведь сама на них сидишь! Перепилишь и упадешь – я не смогу тебя вырастить, Настя!
- Секундочку! – отвлек внимание на себя Василий и скрылся в туалете, а когда вышел, сказал: - Уф, как хорошо быть спущенным шариком!
Стоит мне в автобусе сделать глубокий вздох, рассказывал Василий, соседи кричат, что я хам и всех растолкал.
Света, которая жалеет всех, кто живет с нею в одно время и в одном месте, всегда скажет что-нибудь ласковое мужчине, например: «Где выдают такие плечи?»
- Будешь внукам говорить: «У меня была такая грудная клетка, такая, что в автобусе после глубокого вдоха хамом называли!». А внуки в ответ спросят: что такое автобус, дедушка?
- Увы, они будут спрашивать: «Что такое грудная клетка?» – предсказал фантастическое будущее Миша.
- Старик, ты ужасно меня пугаешь! – схватился за грудь Василий.
- Да ты весь побледнел! Как жаль, что нет пива.
- А что есть, Миша?
- Ничего.
- Тогда как можно скорее, а то я вся не могу.
Света с жалостью посмотрела на гостя: в таком большом вместилище – такое маленькое чувство юмора. Если бы Миша, приходя из издательства, говорил: «Такую повесть печатаем – я вся не могу», Света давно бы… что? Да нет, он никогда так не скажет.
ЗА СЧЕТ ЧЕГО?
Света мыла посуду и телепатировала Василию, чтобы он шел домой. Хорошо, что Настя пока его занимает: показывает носки и варежки, приготовленные к зиме:
- Мне Цвета все связала!
- Настя, ты в пятый раз это говоришь, а я не могу из-за тебя сдвинуться с первой страницы «Фауста», - заныл Антон.
- А тебе какое дело – кошка тапочки надела…
Свете пришлось вмешаться:
- Настя, если будешь ругаться, не дадим тебе посуду мыть! Как можно грубить? Вы должны любить друг друга!
Она свирепо призывала детей любить друг друга. А Миша, конечно, сразу начал жену передразнивать:
- У, недобрые вы, не любите друг друга, я призываю, призываю вас к любви, - кричал он как бы женским голосом.
- Кстати, о доброте, - вспомнил Василий. – Света, ты скоро нам лекцию о Пикассо прочтешь? И давайте сейчас посмотрим альбомчик!
Она сейчас с удовольствием полистала бы свои сны, но нужно быть гостеприимной. Василий так одинок, кто его еще пожалеет, если не она. И Света стала рассказывать, как Пикассо гулял по парку и перенасытился зеленым цветом, поэтому написал картину в зеленых тонах. Она сейчас была перенасыщена общением, но гость еще нуждался в нем… и я должна дать ему общение, только вот за счет чего? А за счет своего отдыха.
Наконец Василий собрался домой. С боем взятое общение принесло ему облегчение.
КАК ВСЕ.
Миша выручил: перевел разговор на другие рельсы:
- Настя, носки меряла? Теперь иди: кроватку примерь, - и он так перевернул очки, что рога получились: - Забодаю! И жвачку давай, чтоб во сне не подавилась.
Но не было жвачки, а была белая резинка из-под пробки. Настя придумала жевать ее. Для чего?
- Чтобы быть, как все дети!
И Миша твердо решил почаще покупать ей жвачку.
ЭТО НЕ СВЕТА. Настя написала маслом портрет Светы. А в это время в гости пришла Тата и сказала:
- Это не Света.
- Не похоже?
- Похоже, но… Света не может заговорить железным голосом, а женщина с портрета – может.
ОНО.
- Ох, Настя, какое же ты все-таки оно! – полыхнула Света, узнав, что в классе та украла шоколадку у соседки по парте. – Еще и куски яблок валяются, как будто в семье миллионера ты, Антон, растешь! Пойми: мы давно уже не миллионеры, нас разорила революция: библиотеку реквизировали чекисты, усадьбу сожгли мужики…
- Света, ты устала? – полуспросил Миша. – Воровство ведь тоже из мифа, трикстер… вспомни… должен был перемещать элементы вселенной.
- Да, я устала: белье прокипятила, в магазины сходила, полы помыла…
- Ветер подтолкнула, - продолжил Миша, - чтобы он, ленивый, не стоял на месте. Дождь хотел мимо – тучу пришлось потрясти, все требует работы, и ночью не сплю: слежу, чтобы звезды не ленились выполнять свой долг. Только отвлечешься от ленивого мира, сразу… Так, приводя в порядок Вселенную, и устаешь.
- Цвета, я больше не буду, прости меня! – И Настя завыла, выдвинув из нижней губы корыто.
Клин клятвы опять больно уколол ее. Но в то же время она подумала: если сквозь слезы смотреть на мир, то он становится очень интересным, надо бы нарисовать. И тут Настя дала волю рыданиям: стали слышны даже всплески, словно там, внутри, целое море слез, бурлит, шумит, вот-вот выплеснется наружу и все затопит.
А В ЭТО ВРЕМЯ…
…некоторые члены Политбюро брали с директора Елисеевского гастронома в Москве многотысячные взятки, а в резиновой камере Лефортовской тюрьмы (так называемой резинке) московские кэгэбэшники избивали диссидентов. Если мы поставим посредине Мишу со Светой, возмечтавших отучить Настю от воровства, то контраст будет огромен в обе стороны. Директор Елисеевского гастронома украл миллионы таких шоколадок, за какую ругали Настю. Но и диссиденты из-за своих благих порывов страдали в миллион раз сильнее, чем Света с Мишей. Таким образом, в это время в стране было уже все, чтобы отрезвить Мишу и Свету, чтобы показать им истинный масштаб, так сказать, но обо всем ЭТОМ они прочтут лишь во время перестройки, десять лет спустя.
А пока – что же отвлечет их от тоски в холодный октябрьский вечер, кто или что развеет эту отчаянную тоску? Да уж у жизни нашлось средство, хоть и не сразу. Сначала жизнь пыталась лечить простыми средствами: лучом солнца там, улыбкой Сонечки, сентенцией Антона – люди должны раз в день сильно задуматься, что такое хорошо, что такое плохо. Так вот сесть и думать-думать…
- Но люди в туалет чаще ходят, чем раз в день, - резко сорвался Миша.
И тогда жизнь применила к Ивановым сразу два сильнодействующих и отвлекающих средства. Первым был приход Льва Израилевича с бутылочкой коньяка, а вторым – появление тети Пани. Причем тетя Паня, как вепрь, ворвалась. Это слова Антона, который тут же Сонечке объяснил, что вепрь – это дикая свинья.
ФАРТУКИ
- Я вам, Света, давала фартук? – заполошно спросила тетя Паня, словно речь шла о жизни и смерти.
- Ну, тетя Паня!.. Фартуки всего лишь, а я думала, за вами гонятся убийцы, меня бросило сначала в жар, потом в холод…
- Потом в сверхплотное состояние, наконец – в сверхпроводимое, - это уже добавил Миша.
- Но я записываю! В тетрадь! Все добрые дела! – объяснила тетя Паня. – Уже к вам к пятым захожу – никто не сознается ведь, какие все… Шесть фартуков сшила, а записано пять! Если уж подарила кому, так обратно не вырвешь, во люди-то! (Тут она спохватилась, что не то сказала, и поправилась). Не учтешь уж в тетради… У меня по годам. На каждый год отдельная тетрадь добрых дел.
- Вы… э… записываете те дела, которые вам сделали, или свои?
- Свои! А один фартук не записала. Помню, вроде вам дала… Нет? Так, один домоуправше, один паспортистке, один – соседке, у которой собачка Тобик, знаете?
- Одно дело осталось незаприходованным, значит, внутри вы лучше, чем снаружи. Сделали больше добра, чем записали, - пытался по-своему утешить ее Миша, представляя, как тетя Паня грозно закричит на Господа Бога: «А это доброе дело Ты учел? А тетрадь добрых дел за последний год Ты видел, нет?!»
Тетя Паня не поняла, о чем он, и затеребила свой фартук, тогда Света перевела ей Мишины слова так: «ВНУТРИ вы лучше еще!»
- А на вас-то фартук – записан? – спросил Антон.
- Во, точно: его-то я и не записала! – И тетя Паня побежала вон, чуть
не сбив с ног гостя, подходящего к двери Ивановых.
ЛЕВ ИЗРАИЛЕВИЧ
Да, это был он. И дворничиха с ходу ему все объяснила: она записывает добрые дела из такого расчета – пять сама сделает, так в ответ одно – бывает – получает… добро!
- Вот бы заглянуть в эту книгу добрых дел! – задумчиво сказал Лев Израилевич, когда тетя Паня простилась.
- Думаю, там чисто, ничего не записано, - ответил Миша. – Тогда почему она прибегала? А чтоб кусочек энергии от нас оторвать…
- Кусок? Нет, она через соломинку коктейль пьет из ваших энергий, это присосался человек к вам! А вы не говорите о ней, и все.
- Да, не будем о тете Пане, а будем о… Достоевском, - сказала Света.
- Подождите, это слишком высоко! – закричал гость.
- О Достоевском – слишком высоко? Ах, нет, живем высоко, у вас дыхание перехватило, понятно! Значит, чай индийский вы для нас достали, балуете, - она поставила на стол свои любимые «ситцевые» чашки, которые доставала лишь для дорогих гостей.
- А выгодно тетя Паня делает добрые дела: то домоуправше, то паспортистке дарит фартуки, - заметил Миша задумчиво.
- Опять! Ты позволил ей присосаться, поставляешь ей энергию, не вспоминай, Миша!.. Лев Израилевич, какой у вас свитер! Откуда? Женщины вам вяжут?
- Вяжут… А что с ними делать! – И он разлил коньяк прямо в ситцевые чашки (в мелкий цветочек).
- Это Лев Израилевич, как всегда, после бассейна, - пояснил Антон Насте. – Полный праны пришел Фреман после бассейна!
- Я не полный праны, а полный этой… хлорки. Ох, льют ее!.. – Он вытер слезящиеся глаза. – Безобразие прямо… Почему давно не был? А, писалось, наверное (докторская то идет, то нет, объяснил Антон Насте).
Миша мрачно листал подаренные тома «Индийской философии». Чем ценнее подарки Льва Израилевича, тем сильнее он подозревал гостя во влюбленности, взаимности и так далее. Вечно эти книголюбы и холерики где-то знакомятся, так и направлены друг на друга, так и направлены, экстраверты несчастные.
- Вы девочку взяли? – второй уж раз спрашивал Лев Израилевич у Миши, и губы его так сильно сжимались и разжимались при этом, словно он с огромной силой бросал их друг на друга.
Неужели будет отговаривать? Взяли, а что?
- Мы там приготовили мешок всего: постельное белье, кофточки… Вы бы приехали да увезли, а?
Миша тут вспомнил, что Лев Израилевич всегда с отчаянной силой бросал одну губу об другую в разговоре – просто такая у него мимическая особенность.
Света улыбалась, Света обещала приехать, Света резала колбасу на закуску. А кто сидел рядом с Львом Израилевичем на последнем заседании у книголюбов, спрашивала она, в синей кофте и с крашеными волосами?
- Неужели с крашеными? – изумлялся Лев Израилевич.
- А вы что, не заметили?
- Мы, мужчины, ведь не воспринимаем внешнее, мы больше внутренне. Свечение. Свечение, свечение от женщины усиливается и уменьшается…А это кто ваш портрет написал? Настя! Где я уже видел такие облака, показывающие кукиши – у Пикассо? – И тут он почувствовал, что свечение от Светы усилилось.
И Миша это понял, поэтому срочно обнял жену: вот она у него какая, взяла девочку, научила рисовать…
- Вам нравятся мои доски? А некоторые говорят… ярко чересчур. – Настя принесла из детской еще несколько своих работ, несколько своих «яркостей».
Вот один человек видит в картине красоту, а другой – не видит. Что это? Значит, она внутри нас, красота-то, в душе, говорил Насте Лев Израилевич. Выпили за красоту.
- Ты какие книжки любишь читать, Настя? – спросил он.
Пока что она над «Пеппи» засыпает, призналась Света. Свечение усилилось, заметил Лев Израилевич.
- Подумаешь, может, я сама буду книжки выпускать, - буркнула Настя.
Миша извиняющимся голосом заметил: чукча не читателя, чукча – писателя…
- А можно… Я сделаю набросок… для вашего портрета, дядя Лев?
ПЕСЕНКА
- Мне не надо больше дуть! Больше дуть! Я пойду в кино! – пели утром
дети под руководством Миши.
Что за песня и откуда? Света встала позже всех, она совершенно не в курсе. А это песня ветра, который услышал прогноз погоды, обрадовался, что ветра не будет, запел и пошел. От лица ветра всю песню пропел Антон:
- Я прослушал весь прогноз:
Мне не надо больше дуть.
Мне не надо больше дуть.
И я пойду в кино!
О ЗАКОНАХ
- Цвета, а как нарисовать это?.. Ну-у кааак?..
Что же – это? Оказывается, Настя увидела… нет, не подглядела, а так вышло, что… В общем, в комнату соседки Нины дверь ВСЕГДА заперта! А тут была открыта. Ее ветром-сквозняком открыло. Окно было настежь, когда Настя вбежала, чтобы узнать, что случилось. Вбежала и замерла. Чуть не умерла! Нина изо всех сил за ноги держала йога Андрея, который хотел выброситься в окно. Хорошо, что он не успел. Только успел пукнуть… Нет, это был звук пилы. Он с пилой был. Оказалось: Нине тополь мешал: ветками своими лез в окно.
На самом деле, Света уже не стала Насте этого говорить, тополь служил поводом для близкого знакомства с тем или иным мужчиной. Нина сама даже этот тополь под окном поливала-удобряла, чтоб рос побыстрее, давал листья пожирнее. Потом она звала кого-нибудь ветку отпилить, а сама в это время сильно держала человека за ноги! Потом, когда все отпилено, она еще и за талию мужчину как бы поддерживает – обычно. И уж тут либо сразу произойдет то, что должно произойти, или… какое-то уже начало положено, как говорила Нина.
И хотя нынче Настя все испортила, зато вот Андрей так сильно захохотал, что Нина его гланды наконец увидела! Во всем есть что-то полезное! Ведь гланды очень важны… Нина видела однажды плакат в больнице, где был изображен мужчина в поперечном разрезе, распиле то есть, и там от этих гланд шли-шли-шли злые указатели, желтые, во все стороны, во все органы, а самая злая стрела вела прямо в самое главное место. Еще она думала спросить у Андрея, часто ли он ангиной болел, как у него с этими гландами дела. А тут он захохотал, и она их увидела: ничего, не очень-то увеличены, жить можно.
А Настя потому так закричала, что ей показалось: Нина и Андрей должны сейчас вместе вывалиться и погибнуть, но не в окно вывалиться, а в другое странное и страшное место, в окно бы так еще ладно… Она не могла сказать, что именно ей почудилось страшное, но и не могла забыть потом это происшествие, вот и собиралась написать картину. Она словно понимала, что напишет, и ее НЕ будет волновать эта сцена у окна.
Но ничего не получалось. Если в средине будет задница Андрея – даже в джинсах… все равно задница - не букет какой-нибудь.
- А это кинематографично! – сказала Света. – Есть, Настя, разные виды искусства, и каждое живет по своим законам. Сцена с окном – не для живописи, а для кино. Или для театра.
Света долго еще говорила бы, не замечая, что Настя скучает, но тут суп с кухни подал голос своим вскипанием и растеканием, как мысли по древу, самим собой по горячей плите.
ИНСТИНКТИВНО
- Цвета! Инстинктивно! Смотри. Инстинктивно!
Какое еще такое чудо: ужель Настя это слово усвоила? Тогда к чему оно сейчас-то? Нет, оказалось, что дело в другом: идет Инна Константиновна, инспектор по опеке. Света бешено кинулась прибирать Настины кисточки, разбросанные там и тут, а Миша вдруг лег на диван и закрылся хрестоматией по общей психологии:
- До свидания! – сказал он.
- А ты куда? – растерялась Света.
- Я пошел в себя, - он явно хотел остаться в стороне.
Ну и напрасно, заюлила Света, Инна Константиновна вообще-то красивая женщина. Да, она красивая, согласился Миша, но ему не нравятся те, которые так и подставляют свое лицо под восхищенные взгляды. Зато улыбка у нее хорошая, возразила Света. Это правда, но улыбается она редко, ответил Миша.
- Она глубокоуважаемо смотрит так, - сказала Соня, пытаясь как-то выразить то, что взрослые бы назвали словосочетанием «много претензий».
В самом деле, как только Инна Константиновна вошла, подставила сразу свое лицо под предполагаемые восхищенные взгляды и спросила диктаторским голосом:
- Ну, как получается у вас контакт «опекун-опекаемый»?
Свете до этого в голову не приходило думать, что она – опекун, а тут сразу официальное слово заставило ее вздрогнуть: в самом деле – хороший ли она опекун?
Пикун или пихун, пихаемый! Это о ком? Настя лихорадочно соображала: если Инна Константиновна – инспектор, то она отвечает за Настю. Значит, она называет Настю «пикун». Но Настя не пикает. Если она «пихаемая», то это неправда… И она вынесла из детской портрет Льва Израилевича. Ход оказался удачным: Инна Константиновна некогда училась у него, в педе. Хороший портрет, Настя, хороший контакт «опекун-опекаемый». Но еще и тетрадки покажите, школьные. Настя открыла портфель. Так, «Прогулка в лесу», ага, «Антон купил орехи»… Какие орехи он мог купить, вы что, в лесу-то! Опекуны, называется! Ничему ребенка не учите.
И тут неожиданно зарыдал Антон – обиделся, что Настя его так прокатила, и за что?! Это просто какая-то сатира!
Вдруг Инна Константиновна смягчилась: она тоже сегодня уже плакала. У самого Первого секретаря обкома, да! У начальства тоже проблемы, дети разводятся, а внуки должны встречаться с обоими родителями, правда! И вот все пили валерьянку: Инна Константиновна – от страха перед Первым, а Первый – от страха перед ЦК (полагается, чтобы в семье был порядок, его могут снять, если узнают обо всем). Поскольку Инна Константиновна была очень здоровым человеком и никогда никаких лекарств не знала, валерьянка на нее произвела неожиданное действие: она почувствовала, что всех любит до слез и бурно зарыдала…
На прощанье она еще раз прозвенела фразой «контакт ОПЕКУН – ОПЕКАЕМЫЙ…» И Настю вдруг осенило: пекун – тот, кто печет, а Цвета ведь печет каждый день, вот и пекун, все нормально, значит!
КТО ЕСТЬ КТО
Света верит во все, что видит, слышит, осязает, да еще и с трепетом относится к мыслям, которые не поддаются осязанию. А Миша верит в то, что однажды может проснуться в другом мире – их ведь несколько, миров! Он как идеалист считает, что лекарства нельзя покупать про запас, ибо у них есть душа, а она будет требовать применения, так что если их запасешь – обязательно заболеешь… А Света-то понимает, что лекарства – дефицит, и когда заболеешь, их не найти, поэтому нужно их покупать тогда, когда они есть. И когда в семье кто-то заболевает, она радуется, что лекарства уже есть, а Миша горюет, что его предчувствия сбылись. И поскольку это событие (болезнь-лекарство) вписывается у каждого в его картину мира, то ссориться они не ссорятся. Только Миша начинает ворчать, что духи болезней и лекарств сговорились за спиной у людей: чем больше лекарств, тем изощреннее становятся болезни, а чем изощреннее болезни, тем более сильные лекарства нужно изобретать. И так до бесконечности.
СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ
Наш терпеливый друг! Тебя здесь ждет неожиданность. Дело в том, что следующие восемнадцать страниц романа пропали. Их сжевала кошка, обустраивающая гнездо для своих будущих котят. Она сжевала их очень добросовестно: в вату такую бумажную превратила. И мы не помним, о чем там шла речь, зато хорошо помним выражение кошкиной морды: «Какая обида! Они еще чем-то недовольны! Я стараюсь – строю гнездо, жую эту мерзкую бумагу, рожаю им первосортных котят, чего им еще-то!.. Не ценят меня!»
Конечно, мы бы могли заново придумать эти восемнадцать страниц романа, но тогда бы читатель так и не узнал, что горести случаются не только с героями, но и с самими авторами!
Мы всю бумажную вату по миллиметру перебрали и нашли несколько недожеванных кусочков, которые разгладили и расшифровали, дополнив по смыслу недостающие слова. Вот они:
1. Тети Пани не видно – наверное, сидит, добрые дела записывает в тетрадку.
2. Заварку в тарелку с творогом? Ты чего, Света! Думаешь, вечно тебе будут всякие Львы Израилевичи чай дарить? Вечно, думаешь, возле тебя будут крутиться щедрые пожилые? (Миша)
3. Настя пишет поздравительную открытку в тюрьму матери, восклицательные знаки выводит с такой любовью красной пастой, что получаются настоящие сердца, а точка выглядит каплей крови, капнувшей из... (дневник Светы).
ТАТА
- Меня преследуют они, понимаете, нет? Ну, что тут не понять – агенты КГБ, кто же еще, - говорила она.
А врач записывал: агенты ФБР. Он кое-что писал латинскими буквами, но Тата-то училась на романо-германском, она легко читала и латинский шрифт. Когда она прочла ФБР вместо КГБ, ее осенило: ОНИ с врачами договорились! И вот этим ФБР вместо КГБ проговорились! Ну, думала Тата, хоть вы и подготовлены где-то там, в безднах КГБ, я вас обведу! КГБ, разъяснила она врачу, это Космическо-Галактические Бастионы, на летающих тарелках прилетают. Это бывает, невозмутимо отвечал врач, это у вас после смерти любимого мужа. О пришельцах поподробнее, пожалуйста! И она вспомнила тест из курса общего языкознания: «Вы высадились на планете… Впереди светило… Мимо пробежал…» Начала бормотать что-то совершенно невнятное для врача, распадающееся, никак не связанное в артикулируемую речь: мимо пробежал шестикрылый семихвост… или семикрылый шестихвост?
- Что? – немного в нос спросил врач, изображая суетливое внимание и поводя красноватым носом совершенно морковного оттенка (у Таты сейчас вообще весь мир в растительных оттенках).
- Я имела в виду: КГБ – это космическо-галактические бастионы. – Тата вдруг поняла, какое это удовольствие – сочинять, когда начиная фразу не знаешь, чем ее закончить,
- Кос-гал-бас, так? – комариным голосом переспросил врач, быстро двигая морковной рукой, ловя ее слова.
- Они из другой реальности…
Врач строчил с каким-то неврачебным блеском в глазах. Тата заметила, что буквы в истории болезни, которые стояли на голове (врач сидел напротив), в местах закругления отсвечивали радужным ореолом, как будто она смотрела на них в плохо настроенный бинокль.
- Живут на плоскостях. Причем, чтобы перейти из плоскости А на плоскость Б, нужно предъявить перпендикуляр в открытом виде. – Скудные остатки познаний в математике у нее закончились раньше, чем она завершила предложение.
«Рабле, Чехов, Булгаков и я!» - пронеслось в мозгу у врача.
- Ну, а как они выглядят?
- А так…. Все покрыты погонами.
- Наверное, в виде чешуи? – азартно уточнил врач.
- Да, Сергей Иванович, и на каждой чешуе – звезда, как у генералов, поэтому я… звала их генералоидами. Они откликались…
«Надо кормить будущий рассказ подробностями!»
- Какие же у них обычаи, а?
- У них только один народный обычай: рождаться от применения презервативов в нашей реальности…
Рука врача со свистом скользила по бумаге, а конец шариковой ручки налился и стал упругим и большим.
- Как-как?
- Ну… люди рождаются, когда не применяют презервативы… А там – наоборот. У нас, к примеру, выбросили презерватив с миллионом живчиков, там один появился… генералоид. Поэтому там постоянно озабочены, чтобы у нас предохранялись…
- Но если все будут предохраняться, то род людской вымрет: некому станет предохраняться. И там рождаться не будут? – блеснул логикой врач и подумал: «Все-таки я – хороший специалист… и автор».
- Это и есть основное трагическое противоречие Плюс борьба – с ЦРУ – Центром Разумных Убийств. Те размножаются с помощью убийств…
- Понятно! Ловлю на лету вашу идею. Когда у нас кого-то убили, в той реальности кто-то появляется. И не иначе. Поэтому у нас и прошло две мировых войны.
Тата и врач начали криком перекрикиваться через пространство стола.
- Там теперь демографический взрыв, они измучились от перенаселенности, - кричала Тата.
- И стали бороться за мир на земле? – восклицал врач.
«Я зашифрую КГБ – контрацептивно-галюциногенная бездна… не пропадать же этому материалу в архивах».
…Когда Света, немного отодвинув проблемы воспитания Насти, появилась в больнице, Тата поразила ее своим выздоравливающим видом. Так быстро! Она решила, что свою роль сыграл богатейший генофонд имперского происхождения: у Таты были следы русских, немецких, еврейских и грузинских кровей. Тата была настолько сейчас увлечена сочинением языка «генералоидов», что не заговорила о погибшем муже. Между тем приближалась годовщина со дня гибели Жени, и нужно устроить поминки.
Поскольку Тата была четвертым человеком в той общежитской комнате, где проживали Света, Дороти и Лю, то каждая из них готова предложить что-нибудь. Например, ленивейшие вареники, изобретенные Мишей Ивановым из макарон с творогом. Но пол у Ивановых имени Малевича! Краски удалось достать так немного, что Света покрасила ею лишь те куски, которые сильно сносились, получились оранжевые квадраты на коричневом фоне. Дороти и Лю примутся это критиковать. Однако, у самой Таты в квартире безнадежно сломан унитаз. Что же делать?
ТАТА И СВЕТА
Если писатель К-ов и Дороти говорили банальности с тем видом, словно это выстраданные ими истины, то Тата говорила гениальности с таким видом, будто это банальности. С нею это сделалось после смерти мужа. Женя погиб сразу после выхода из ЗАГСа – побежал вдруг через дорогу, чтобы пригласить на свадьбу знакомого, и попал под машину.
- Только не у Дороти и писателя К-ова устраивать поминки! – говорила она Свете. – Он же выпьет и начнет читать свою прозу, по которой видно, что его не несет. Талант – это когда несет…
Тата произносила «несет - не несет» таким тоном, словно речь шла о поносе.
В отличие от своих друзей Света говорила банальности как банальности, но если уж она что-то выстрадала, то и произносила это со вздохами и даже вдруг сильно заикаясь:
- Зззнаешь… я думала: русло жизни должно расширяться, как река, и что Настя вольется так естественно, как ручей в речку… Вввместо она, как ппплотина, перегородила русло жжжизни! Ввврет, ворует, я ночи не сплю…
- Может, другая Настя – дочь Дороти - сможет повлиять или стать примером? Ты попроси, чтоб на поминки они ее к вам привели!
Так будущее событие пространственно определилось.
ОТЕЦ ЛЖИ
Тата всем рассказывала, что врач пишет вместо «агенты КГБ» - «агенты ФБР». Миша заявил:
- Тот, кого в Евангелии назвали отцом лжи, все-таки покажется менее ловким, чем КГБ. В нашей стране отец лжи и есть КГБ…
Муж Лю, бравый подполковник Архипов, разъяснил, что пишут «ФБР» вместо «КГБ», потому что боятся международных проверок, ведь слишком яркая статистика боязни КГБ будет, если все точно записывать! Но, воля ваша, кому охота вникать до глубин в эти хляби КГБ-ФБР, да Бог их рассудит! И Дороти переключила всех на другую тему:
- Надела левую линзу на правый глаз, и сразу так дурно мне стало.
- Ахматова б нынче писала: «на левый глаз я надела линзу с правого ока», - сразу подхватила Лю.
Пришел йог Андрей, уже нетвердой походкой, и Настя сказала Синей Настасье (дочь Дороти была в синем платье):
- Бедняга родился поэтом в этой стране! Миша не смог пробить ни одной строчки его стихов в Пермском в издательстве.
Света поняла: Настя повторяет слова Миши, чтоб перещеголять Синюю Настасью, которая пришла с томиком «Маленьких трагедий» Пушкина и демонстративно читала про себя. После слов о «бедняге йоге Андрее» Синяя Настасья предложила:
- Ежик-девочка, хочешь играть в двенадцать записок?
Света сжала в руке бокал, как факел просвещения, - вдруг на «ежик-девочку» Настя обидится, ведь у нее только-только на голове вырос этот ежик, которым она так гордится. И главное, «ежик-девочка» Синяя Настасья произносит тем же тоном, каким ее мать – Дороти – недавно восклицала: «Мне бы маму такую» (о вяжущей Лю). Такие уж у нее генки, значит, в хромосомках.
Настя не обиделась, она захотела играть и даже написала такие записки: «Следующая находится там, где не ступала нога человека», «Клад находится между небом и землей». Словно ей не семь лет, а все семнадцать! Но у детей так и бывает. Это у взрослого все определенно, он привязан к возрасту, а ребенок – то взрослый, то младенец, и переходы от идиотизма к разумности возможны каждую минуту.
- Тепло, холодно! Холодно, Соня, а еще сундвиник! – руководила Настя поисками клада.
- Не сундвиник, а сангвиник, - поправил ее Антон. – Ты думала что: от сунуть и двинуть это? Хм, хм…
Света предположила, что Настя сейчас огреет его за хмыканье по хмыкалке, но она вдруг запричитала, как в сказке:
- Антонушка, братушка, интровертушка, выгляни на бережок самого себя, ищи получше снаружи, а не внутри себя!
Вот пример ускользаемости Насти от любого окончательного мнения о ней, думала Света. Девочка еще много раз уйдет, изменяясь по собственному разумению, рванет вперед… «Ее картины так обгонят время, что будут мне непонятны».
- Цвета, а кто такой этот… отец лжи? Черт! А-а…
Света вернулась своим вниманием к застолью: там все еще правит бал новость про КГБ-ФБР. Но пора-пора поминать Женю!..
ТЕСТ
- Почему Лев Израилевич к вам ходит без жены? – спросил у Светы писатель К-ов, пришедший на кухню раскурить свою трубку.
- Так у жены изменения…
- Измены?
- Изменения мозговые, после инсульта… например, она чувство юмора потеряла: не знает, где в комедии смеяться.
Не везет Львам, заметил писатель К-ов, вот у Льва Толстого тоже жена была без чувства юмора… странные сближения бывают во вселенной.
Если писатель К-ов стал швыряться такими словами, как «вселенная», значит, он в редкостно чудесном настроении, готов проявить широту подходов, и Света даже почувствовала любовь к нему, братскую, конечно. То есть, сестринскую. Это было некое приближение к Мише, который минуту не может прожить без слова «вселенная», для него и галактики словно родня, близкая притом. Такая близкая, что… Пирожки пригорают, вот что. Света убавила газ:
- Миша называет вселенную вообще «Вселенная Ивановна»…
- Вот поэтому, Света, я не к тебе сюда прихожу, а к нему!
Получила? Узнала: кто есть кто! Миша – это редактор, а ты – кто такая, а? Света решительно выключает газ и берет писателя К-ова за лацканы: «А ну-ка вон из моего дома, подлец!» - «Ну, ну, Свет, ты шуток не понимаешь, да! Это бы тест на сложность натуры».
- Ну, хорошо, сложная натура, бери вот тарелку с пирожками и неси в комнату!
- Эх, как легко вас, простых людей, провести, - укоризненно сказал пирожкам писатель К-ов и понес тарелку в комнату.
«РУБЛЬ ДЕСЯТЬ»
- Майн гот! – С пьяной дружелюбностью сказала Ивановым мама Оли-толстой (на ее щеке шрамы составляли цифры: 1-10, за что она и получила прозвище Рубль десять.) – Не уходите, куда вы? Гостей своих проводили, с нами побудьте…
- Надо полежать, почитать. – Миша высвободился из-под руки нежданной собеседницы.
- Один вот тоже лежал-лежал, пока все лежало не отсидел… А я ведь вашего писателя К-ова знаю! Мы в одном классе учились, да-а, на Мотовилихе! А там каждую весну утопленники. Конечно, он был башкоголовый, наш-ваш писатель К-ов! Но… Я могу на колени встать, что все это ерунда…
- Что ерунда? – спросила Света, сраженная наповал внешним видом Олиной матери: ведь если она в одном классе с писателем К-овым… то ровесница ему (казалось же, что она старше лет на тридцать).
- Могу встать на колени, что литература – ерунда! «Редкая птица долетит до середины Днепра»!.. Да до середины-то Днепра и я долечу – с разбегу.
Тут Миша хотел в защиту Гоголя произнести небольшую речь, но Рубль-десять разразилась такой историей, которую не хотелось перебивать.
- На Мотовилихинском пруду вы бывали, нет? Там утопленники, а нам интересно!.. Они же, знаете, утомленные и это… непреодолимые! (Может быть, она сказала «неопределимые», но теперь уж не проверить). Мы ведь пятиклассники, из бараков. Безотцовщина, а утопленники чаще мужчины… Я как зареву тогда, ну, как по родному! Писателя К-ова, тогда еще он и не был писателем, мы оставили сторожить, а сами в милицию – сообщить. Вернулись: он булку наяривает! И с таким аппетитом: откусит, зажмурится, разожмурится… жует, в общем. Мы ему: ты чего это, а, что с тобой! Тебя оставили сторожить утопленника… А он говорит: ничего, братцы, я лишь на секундочку в булочную сбегал, есть хотел, никто не украл вашего утопленника. Мы ему: не понял, что ли? А он не понял. Жует, зажмуривается, откусывает. Утопленник рядом… Милиция приехала, перевернули труп, а из него налим живой выпал, ел-ел человечину налим, задремал, может… Из живота утопленника так и выпал на асфальт. Это, значит, его уже несли в машину… да. И ваш писатель – пи-са-тель! – взял налима. Он, конечно, был тоже из барака! Но мы не взяли же… Мать сварила уху, а мы ей говорим: «Вы хоть знаете – откуда налим-то!» Она испугалась. Мы ей все сказали, она засмеялась: мол, ну, не украл, слава Богу…
СЛОВАРЬ НАСТИ
Если Настя говорит «диктатор», значит, имеется в виду диктор радио. Вместо «этюдник» ей слышится «ютюдник», так она и пишет в дневнике: «Мне купили ютюдник». «Лото и моро» – это лето и море. А что такое: «каки»? Света не сразу поняла, что это союз «как и» (бабочки, каки цветы…)
СЕРЕБРЯНЫЕ РУЧКИ
Что это слышится в квартире Ивановых: прерывистое, нервное, переходит от крика к причитанию, от напева к скороговорке, потом слышны отдельные слова: моя… где… серебряная?…
Это Настя потеряла ручку. Света купила три немецких ручки: они были гранено-серебряные, как марсианские стрелы. И было сказано в магазине, что каждый шарик может провести линию длиной в три тысячи метров! Настя сразу на своей ручке сделала ножом зарубку-нарезку, чтоб никто ею не писал, чтоб она сама все три километра провела этой драгоценной немецкой красавицей. Но ручка ее потерялась. А Света видела, что кошка Безымянка несла в зубах что-то блестящее, проскальзывая в кухонную дверь. Она гнездо строит для будущих котят. Иди, Настя, поищи ручку на кухне. Пошла Настя на кухню раз, пошла другой, потом пошла в третий и закричала: «Ура, нашла! Моя с зарубкой»
Тут заплакал Антон: он тоже потерял ручку. Настя ему ободряюще говорила: ищи, брат, получше, всегда можно найти, если искать, как люди, снаружи, а не внутри себя!
- А кто-то в это время уже провел твоей ручкой первые сто метров, – как бы в пространство сказал Миша.
Антон понял, что все над ним смеются, а ведь он ничего плохого не говорил, просто опыт хотел провести: сколько метров напишет шарик, если обвести все линейки в тетради…
- Вот еще сто метров кто-то сейчас провел, - хмыкал Миша.
Антон решил выть внутри себя: найти самый глухой угол, забиться в него и там повыть вдоволь, чтоб папа не смеялся над ним.
УМНЕЕ ВСЕХ
«Как всегда, я умнее всех», - думала Настя.
В самом деле, она нашла способ сделать ручку Антона – своей (тоже провела ножом нарезку-зарубку, и все!) Но Света уронила ложку на кухне, полезла ее искать под шкаф, а там… серебряно блестела ручка. С зарубкой! Действительно кошка построила себе великолепное гнездо из немецкой ручки, жеваной бумаги и трех перьев голубя. Безымянка оказалась превосходным архитектором! Нимейер или Корбюзье позавидовали бы ее идее совмещения несовместимого, а уж Гауди бы прямо закричал: моя идея, плагиат, караул, грабят! Перья голубя, сизые, создавали такой веер, а несущей опорой служила серебряная ручка, причем серебряные грани ее просвечивали лишь в отдельных местах. Так ненавязчиво.
- Миша, иди сюда, скорее! – закричала Света.
- Скорее?! – оскорбленно переспросил он, словно этим словом его призывали на что-то страшное, приглашая украсть что-нибудь
(а его и призвали украсть – собственный психоритм, привычный к лежанию на диване).
- Цвета! – прибежала на кухню Настя. – Вы, когда были маленькие, о камень огонь зажигали, да?
А был солнечный осенний денек с зайчиками: зайчики от лужи бегали по стене кухни Ивановых. Вода в луже ходит от ветра, и зайчики попадают на кухню. Или это Настина ручка в руках Цветы пускает их? И в такой день мир напал зло и коварно на Настю. Мир иногда бывает специально плохой, специально против… Ивановы не дают ей быть хорошей – взяли, чтобы мучить!
- Как же так? - вопрошала Света у Насти. – Почему теперь две ручки с зарубками, а! Ты украла у Антона ручку, сделала зарубку…
- А Антону это полезно, да! Он будет внимательнее, бди… тельнее.
Миша сунул ей бумагу, карандаш: пиши расписку, что больше не будешь воровать! Эту расписку можно на стену повесить, чтоб… видели!
- Ага! Расписку! А потом что: на магнитофон будете записывать? А еще после что – на видик запишете и по телевизору?..
На глазах Насти показались какие-то сопли.
Света и Миша, переглянувшись, молчали. Миша и Света, Заумец и Главздравсмысл, хором закричали:
- Ты что, планируешь надолго вперед воровать, да?!
ОБМЕНЫ
Свою злополучную ручку Настя невзлюбила и поменяла ее с Ладой на пудреницу. Зачем пудреница, восклицала Света, когда есть в квартире большое зеркало, на стене висит, как раз на уровне Насти, специально так повесили.
- Как ты не понимаешь? – ехидно вставил Миша. – Если из зеркала кто-нибудь полезет, то Настя успеет захлопнуть пудреницу, и все! В пудренице есть крышка.
Настя в ужасе посмотрела на Мишу и убежала гулять с пудреницей. Там она поменяла ее на серебряную цепочку. Цепочка была с пробой!.. Света просто ошалела: такая дорогая вещь, где только Настя ее взяла! Со Славкой поменялась? А где он взял, ах, во Дворце Свердлова нашел на полу? Надо пойти и проверить. Она ушла. А Настя колебалась: говорить или нет, зачем ей цепочка. Ведь все пьют, кругом пьют по-черному, а Ивановы никогда почти не выпивают, так, пригубят если… она уж видит. Но! И они ведь могут запить. ВДРУГ. Тогда она цепочку дорогую продаст и на эти рубли будет еду покупать. Но если Ивановым сказать всю правду, они что? Получится, что она им только напомнила! Что можно и запить… Запросто, напомнила. «Сама же и буду себя винить после». Миша скажет: кстати, можно ведь и запить.
- Цвета, что тебе сказал Славка?
- Что нашел во дворце… Слушай, Настя, если так ДЕЛО пойдет далее, то у тебя к весне – в результате всех этих обменов – будет дача! За рубль. Нельзя же, а? За какую-то ручку шариковую – дача!
Но сама при этом она понимала, что Настю не остановить. Однажды Света видела, как лосось плывет по водопаду вверх. Он разгоняется и стремится вверх по враждебной струе, и срывается. Он снова пытается прыгнуть. Еще и еще раз! И так до тех пор, пока не поднимется по падающей воде до самого верху! Чтобы там, в верхах, икру метать, оставить потомство… Так вот и Настя будет плыть навстречу запретам быстрее, чем Света эти запреты рождает. Чтоб впереди иметь прибыль от обменов. Одна надежда на то, что круг знакомых ее ограничен, и жизнь сама оборвет цепочку выгоды… Но пока жизнь ничего не обрывала, потому что вскоре Настя принесла импортную новую сумку. Где взяла? А поменяла на цепочку, вот.
- Знаешь, так уже нечестно! Отнеси ее обратно. Это очень дорогая вещь, сумка. Настя, ты поняла?
- Да, - сказала Настя, надела пальто, добавила «Прощайте!» и хлопнула дверью.
Таких дураков, как Ивановы, много на свете, а сумка-то у меня одна, думала она, выбегая из подъезда. Весь светодень она носилась по городу, раза два подходила близко к дому Ивановых, даже издалека видела свою собачку, а когда совсем стемнело…
НАСТЮ ПОХИТИЛИ
Дорогой читатель! Ты уже покачал головой и усомнился в таланте авторов романа: мол, все те же старые романные приемы завлечения читателя – погони, похищения… тому подобное. Но что нам делать, если Настю в самом деле похитили. Кто? В том-то и неожиданность, что не кто, а что… старая жизнь похитила ее. Зачем? А вот сейчас вы это узнаете.
ПРОДЕЛКИ ЧЕРТА ЛЫСОГО
Настя только уселась на скамейку отдохнуть, как подошел пьяный:
- Глухая ночь, черта лысого не видно, а чего ты тут?
И Настя все поняла! На днях Миша рисовал всем детям на спине йодистую сетку для прогревания, а чтоб было смешно – в виде чертиков. Неужели он нарисовал ей черта лысым? И вот теперь черти, конечно, вредят Насте! Они ее доконают! Это они подговаривали на обмены: ручка-пудреница-цепочка-сумка… Они из пудреницы могут выглянуть! Она встала, чтобы убежать, но пьяница первым убежал, выхватив у Насти сумку. Настя завыла и бросилась догонять похитителя.
Долго ли, коротко ли она бежала, сама не помнит. Опять села на скамейку. И вдруг поняла: здесь живет тетя Фая! А вот и сама тетя Фая – откуда ни возьмись. Подошла к Насте, потрогала воротник пальто:
- Новосёлиха? Матушко ты мое! Дед мой помер. Пойдешь ко мне?
Настя побежала впереди тети Фаи. Чувство пермского подъезда у нее было развито удивительно. Она не только не запиналась в полной темноте, но еще и тараторила при этом:
- Приутили и выгнали! – Настя так и произносила – «приУтили», думая, что У от утенка гадкого, которого в сказке не любили. - Всю свою сучность они показали. (Слово «сущность» она произносила именно так, с буквой Ч, думая, что оно от слов «сука», «сучьи дети»).
- Прямо сердце занялось, - бормотала тетя Фая. – Вот они, ученые-то люди! Вышарили девку. Простые-то так не сделают, нет. Народ – он не такой…
Настя сразу заметила, что квартира изменилась: стены выпученные, в клопиных веснушках. Или ей после квартиры Ивановых здесь так? Память вытолкнула, как Настя здесь делала чертиков и рыбок, чертиков и рыбок. Тетя Фая включила радио и укорила его:
- Ты утром говорило, что снега не будет, что ветер стихнет! А ничего не потеплело. Зачем ты меня обманываешь?
Ответило радио:
- …честь и совесть советского народа. В эфире передача пермского радио «Писатели у микрофона». Выступает писатель К-ов.
- Добрый вечер! – немного не своим голосом начал он. – В литературе сегодня чувствуется забота партии о нас, молодых…
Ничего себе, подумала Настя, писатель К-ов у Ивановых критикует эту партию, а тут благодарит. И Настю приучают правду говорить еще…
Тетя Фая выключила радио.
- Ой, скота, скота! Вышарили девку, – она пощупала пальто и поморщилась: - Шерстюшка-то плохонькая, никто не возьмет.
Но Настя уже не слушала ее: она сомлела, задремала. Тетя Фая бросила на пол фуфайку, Настя повалилась на нее и захрапела.
Утром тетя Фая начала упрекать радио: оно говорило, что хлеб не подорожает, а подорожал ведь! В ответ послышался голос артиста Леонова, сдобный такой, какой у него бывает в роли пьяниц. Голос сказал:
- Курица свежая и яйца свежие, вчера еще были в жопке. Рынок – это рынок!
Настя открыла глаза и увидела, что «Леонов» сидит здесь и считает деньги. Красные его глаза окружены коричневыми кругами, как на иконах. Будто он что-то вредное для здоровья, но полезное для народа вытерпел.
- Теть Фай, где мое пальто? Пойду я.
- Шелупонь! – басом крикнул «Леонов», и она поняла, что надо молчать.
- Няргушу-то питЕ? – с пермским акцентом спросила тетя Фая.
- Какую няргушу? – спросила Настя.
- Брага. Мужики ее выпьют и няргают, стонут. Куда ты, Наська, без пальто пойдешь! Холод ведь, замерзнешь. Вон у тебя что с носом: по этим соплям можно в ОКИЯН выплыть.
Тетя Фая сказала ОКИЯН и «сопли», Настя вспомнила, как плакала Сонечка: «Ага, у меня сопли, а у принцесс не бывает соплей!»
Значит, снесли на рынок Настино пальто и купили еду: курицу, яйца. Ну и ну! Показали что? Свою суЧность. Ивановы, конечно, дураки, но добрые.
Настя заскулила и сразу же увидела, как над ее головой навис огромный кулак «Леонова». Она замолчала. Но из кулака на нее вдруг посыпались… семечки.
- Дай девке хлеба-то! – сказал он тете Фае.
- А пошел ты! – отмахнулась она.
- Пошел бы я, да очередь твоя, - «Леонов» сам протянул Насте кусок.
Два паучка опустились Насте на плечо. Она осторожно стряхнула их, но паучки не стряхнулись, они повисли на паутинках перед носом Насти, как две бодрые вести.
ТЕБЯ ЖДУТ ДОМА
Света проснулась, когда солнце уже вовсю разводило зайцев на стене. Опять долго не могла встать с постели. «Где ее искать?» Наконец поднялась, взяла в руки будильник и уронила его на пол.
- Все валится из рук, из ног… Антон, мусор уже машет тебе своими мусорными ручками на кухне. – Она говорила про мусор при соседке Нине, чтоб та видела: Света еще беспокоится о чистоте, она еще не сдалась.
Но соседка довольна была, что нет Насти, что в квартире стало одним человеком меньше, и насчет мусора не ругалась.
- Интересно, на какое время она ушла от нас? – в который раз спросила Света у мужа.
- На долгое время, близкое к бесконечности, - ответил он.
Прошло долгое время, близкое к бесконечности – десять дней. И Света решила идти в милицию. Дежурный милиционер встретил ее жалобами: за ночь два трупа, три ограбления, две квартирных кражи и одно нападение на таксиста. Все как на Диком Западе, сказала Света. Что?! Милиционер на секунду отключился. Потом дернулся, открыл глаза:
- У вас-то что? Повторите.
Света покусала губы и ничего не сказала. Надо через два часа прийти, когда новая смена будет, свежие головы.
Дома сильно пахло вареной рыбой. Света прошла на кухню: там в кастрюле рыба кипела так, что давно сошла с костей. Миша в это время выбрел из туалета с «Наукой и жизнью» в руках, весь взволнованный изобретением лазерного скальпеля, который режет без крови.
- Значит, скальпель и лазер – хорошие? – спросила Сонечка.
- Он не хороший и не плохой. Все зависит от человека, который его использует. Сейчас мне на работу пора, вечером обсудим.
И тут раздался дверной звонок: Настя без пальто и в порванной одежде!
- Я знаю: вы меня искали! – зачастила она. – И машину послали, да? К подъезду тети Фаи. А я читать умею. «Тебя ждут дома», - там написано. Большими буквами.
На самом деле Настя догадалась, что на машине написано не для нее, но предлог-то нужен был для возвращения.
- Почему ж ты так долго не возвращалась? – спросил Миша.
- А они меня не пускали без пальто. Холод! Простые люди, хорошие. Народ…
На коленке, в дырке, у Насти была нарисована грустная рожица. Чем же? Ну хорошо, все же рисовала. Но пальто! Но деньги! Ивановы только что купили Сонечке диван: она выросла из своей детской кроватки. А где теперь взять на пальто Насте?
Миша совсем в другом направлении мыслил:
- Скульптор Ведееев хочет нашу семью лепить! Так надо ему сказать, чтоб фигуру Насти сделал съемной. Она то уходит, то приходит. Когда уйдет, мы снимем ее, а вернется, фигурку воздвигнем снова на постамент.
О НАРОДНОЙ ПОЭТИКЕ И ВООБЩЕ
- Бегал Васька по па-нели… - Соня читала кое-где еще по слогам.
- По панели! – с порога начала Лю. – Что это такое неприличное ребенок читает - опять влияние Насти?
- Это влияние Хармса, - отвечал Миша – он снимал свитер после рабочего дня, но приостановил процесс на середине (твердо помнил, что Людмила – его родная сестра).
- Купила набор открыток Акопяна. Вы мне объясните, как это можно назвать искусством, а?
Миша утянул открытки к себе, в хобот свитера, но не знал, как далее перевести в шутку все, что говорит и еще скажет Лю. Одну открытку ухватила Настя и решила тут же ее сакопянить. Ведь Цвета говорила, что каждый вечер нужно копировать.
И тут пришел Василий. Миша стал загребать его огромное лицо к себе в хобот и там целовать, шепча: как бы спровадить поскорей сестрицу, а?
- Пусть Настя пишет портрет Людмилы, - громко предложил Васишна.
Настя возмутилась: вечером-то портрет! Ну и ну…
- Ах да! Надо утром, когда в твоей мастерской проветрено, чисто, гулко, врывается сквозняк в открытую форточку, и только что сменили цветы. Эрекция!
Света дремала в детской комнате (она отсыпалась за все предыдущие бессонные ночи) и думала: если бы Миша от восторга произносил «Эрекция!»… то что? Она не придумала ничего и снова задремала.
Лю забурчала: кто же даст Насте мастерскую, когда она изображает трагическими все лица советских людей! Василий подошел к зеркалу и отразил там свое нетрагическое лицо.
- Но! – сказал он. – Видели бы вы сегодня мое лицо, когда я говорил шефу, что я устал жить в общежитии, а он мне: «Мы в ваши годы в палатках жили».
Я подвел его к окну и просил показать хоть одну палатку. В это время я напевал: «Бьется в тесной палатке один…» Я ведь разве что в десятиместную палатку могу влезть, не иначе.
Тут и Лю решила посочувствовать Василию: сказал бы шефу, чтоб тот ехел в Одессу, пошел там на Привоз, нашел тетю Маню и уж ей бы пудрил мозги.
- Товарищ Досужий, а не поехать ли вам в Одессу, - начал прикидывать он родные одессизмы, - не пойти ли вам на Привоз…
Досужий? Лю поморщилась: ну и тесен же мир в Перми. Нет ли у товарища Досужего сына Кости? Ах, именно Костя. Так вот. Костя женился на знакомой Лю, что ж – папа им устроил почему-то не палатку, а трехкомнатную новую квартиру. Молодым супругам подарил ордер…
Ну и фамилия, ну и ну, Досужий… Миша пытался увести разговор куда-нибудь от квартирной проблемы, а то Света проснется.
- А у меня! – пожал плечами Василий. – Фамилия простая – Арбузов, и что? Все детство дразнили: «Гарбуз-дыня – ж… синя». Я уже тогда смутно понял, что искусство живет по другим законам, отличным от жизни, ведь синим не бывает ни арбуз, ни дыня. Поэтому я вполне понимаю, когда Настя делает лицо человека зеленым или красным. Если даже народная поэтика допускает это…
- Кстати, о поэтике, - заметила в ответ Лю. – Я портив поэтики расстегнутых ширинок. Так ведь тебе никогда и жену не найти!
Миша не захотел давать в обиду друга: кстати, о народной поэтике. Сами знаете этот анекдот про советских офицеров. Идет Штирлиц по городу с расстегнутой ширинкой… Муж Лю – офицер. Она поняла намек и перебирала в уме варианты обидных ответов.
Счастливый звонок в дверь разбил тягостную паузу. Это пришел Лев Израилевич. И Антон кинулся к нему с наболевшим вопросом:
- Как самый умный человек в городе, скажите, дядя Лева, лазер сквозь зеркало может пройти?
- А ты сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответил гость и поставил сумку на пол – возле нее сразу же стали кружить и собака и кошка. - Там кошке рыба, собаке колбаса, а вам, дети, конфеты.
Встала Света, поставила на стол «ситцевые» чашки и стала разгружать сумку Льва Израилевича, который так и всплыл весь из-за стола, когда Света в своем коротком халатике нагнулась кормить животных. Миша слегка позавидовал гибкости старика, каковым он считал гостя пятидесяти пяти лет. «Что-то он бросает на жену совсем не отеческие взгляды», - подумал он так громко и сильно, что Лев Израилевич закрыл лицо руками и признался: завтра его жене сделают операцию… не мог усидеть дома, она уже в больнице.
- Все обойдется, - Света погладила его по плечу. – Чай покрепче?
- Чай у тебя, Светка, вкусный! На редкость! – повеселела Лю, выпив первую чашку и попросив вторую. – Ну, Настя, сакопянила уже? Покажи… Талант у девки явно от Бога….
Вечер прошел в теплой и дружественной обстановке, время от времени освещаемый люрексовыми всплесками с плеч соседки Нины. Она часто заходила под разными предлогами, ожидая прихода йога Андрея. «Вечно она, как со вчерашнего бала», заметила Лю (надо же ей было хоть кого-нибудь да осуждать).
НО
Но Настя! Но диван! Но сердце Светы!
Когда она закрыла дверь за гостями и увидела, как оглаживает Настя новый диван, сил уже не оставалось на борьбу. Махнула рукой: спите вдвоем, девочки! И девочки – Настя и Соня - довольные, вскоре заснули в обнимку. А потом сколько визгов было, когда в бане все увидели, что тела обеих девочек покрыты розами лишаев. Почти что сплошь. Лечение нитрофунгином так длительно, а нитрофунгин такой ядовито-желтый, он никогда не отстирывается. В итоге ядовито-желтыми стали простыни, пододеяльники, наволочки, ночнушки, футболки, трусики и прочее, и прочее. Света сняла с руки обручальное кольцо, схватилась за сердце, надела обратно. Что же продать, чтобы купить девочкам по футболке, по трусам, по смене белья? Лев Израилевич предлагал тетради заочников проверять – в пединституте. Придется взять эту работу на дом… меньше читать детям. И с завтрашней зарплаты купить пальто Насте, а то она ходит в демисезонном, а уже пошли сопли…
- Если есть сопли, значит, ребенок точно живой, успокойся, - говорил Миша. – Купим пальто, куда ж деться.
ПОКУПКИ В ДРЕВНЕЙ СОВЕТИИ
- Неужели ты, Цвета, думаешь, что пальто можно купить в магазине, когда сезон?! – воскликнула Настя и дернула тощим плечом.
Да, Света так думала. И в субботу они отправились туда. Но перемеряли не менее двадцати пальто: все были либо длинны, либо коротки, либо широки. Рядом ходил растерянный мужчина с девочкой возраста Насти. «Русский лес, - уныло повторял он. – Русский лес».
- Найдется хотя бы одно нормальное пальто? – спросил Миша у продавщицы.
Тут выскочила заведующая, стала хватать пальто с вешалок по пять-шесть сразу и сбрасывать их на пол. Она кричала:
- Я звоню им, звоню! Сколько можно везти к нам это гуньё! В гунях-то никто нынче не ходит!
Покупатели разбежались. Света начала говорить Мише: люди хотят разнообразия, вот и ходят в магазины, но покупают все только на рынке.
- Да, да, - подтвердила Настя. – Мама Лады после работы обходит все магазины. И получает это разное… впечатление.
Миша представил себе зарубежного рабочего, который за пять минут может купить в своем магазине все. Все! Бедняга, он не успеет получить разнообразные впечатления. Надо на рынок, что ж, нечего делать…
В трамвае была такая давка, что Света решила ублажать мужа какими-то щебетаниями про Карлсона, который говорил в таких случаях: «Дело житейское!»
- Конечно, он не ездил в наших трамваях, Карлсон! Поэтому так и говорил про все: «Дело житейское», - фыркнула Настя. – А если б поехал, уж никогда бы так не говорил. Он же на вертолетике своем летал!
- Но Малыш научился у Карлсона этому, хотя никогда не летал на вертолетике.
- У Малыша была отдельная комната, Цвета! Ничего себе: бедное семейство в Швеции – шесть комнат у них.
- Цена дрына, - объявил водитель трамвая, что переводе означало: «Центральный рынок».
Там иней покрывал прилавки и волосы продавцов. И было все, чего не сыскать в магазинах. Стояли рядами фарцовщики с перекинутыми через руку пальто.
- Это хочу! – закричала сразу Настя и конвульсивно остановилась.
«Это» стоило полторы сотни, а у Ивановых было в два раза меньше.
- Не могли, что ли, полторы взять! – зарыдала Настя.
- Будешь так себя вести: перекину через руку тебя и продам за полторы сотни, - решительно заявил Миша.
Настя замолчала. И тут нашли подходящее пальто. С неба шел снег, пухлый, красивый. Снова Миша начал про зарубежного рабочего, который лишен такого удовольствия – под снегом мерить пальто
- Успокойся. Купили же! Наступило же это прекрасное мгновение. – Света заставила себя улыбнуться.
- Мгновение скорее незабываемое, чем прекрасное! – Миша тоже заставил себя улыбнуться и вдруг понял, что он свободен, что может успеть зайти в «Кругозор» и купить что-нибудь почитать. Света уверяла, что поздно, но он побежал бегом. Он хотел успеть во что бы то ни стало. И он успел. Как только он вбежал в магазин, продавщицы призывно закричали ему:
- Мужчина, мужчина, идите сюда!
- Что, что такое?
- Шкаф передвинуть помогите!
Он успел помочь переволочь огромный шкаф из одного угла в другой. Когда отряхнул пыль с куртки, в микрофон объявили, что магазин закрывается. «Не Кругозор, а Круговздор… Узкозор… Кругослеп… Мелкослеп..»
- Купить-то все равно нечего, - говорил он Свете дома. – Крупицы информации растворены в море мифологии.
- Да, и мы должны выпарить все море, чтобы добыть эти крупицы, - ласково поддакивала жена.
ГЛАЗА
Всюду в квартире Ивановых разбросаны стирательные резинки, и на каждой нарисован ручкой огромный глаз. Так Настя помечает свои резинки. Это называется: у нее все приготовлено для рисования! Итак, отовсюду смотрят глаза, словно ими кто-то наблюдает за жизнью семьи, зачем-то…
ВЛИЯНИЕ
- Ваша светлость! – Соседка Нина на кухне так обращалась к Свете, когда хотела сообщить какую-нибудь гадость. – Почему Соня-то у булочной стоит? Зубы уже стучат, замерзла вся… стоит. Говорю: ну, пойдем домой! Не идет.
- Ничего не понимаю. Они час назад отпросились погулять. Побегу, узнаю.
Сонечка в самом деле стояла у булочной и слизывала языком слезы со щек. Оказывается, вчера она покупала хлеб, и некий мальчик выпросил у нее сдачу – двадцать копеек. Он обещал ей за это сегодня рубль принести. И вот она ждет рубль. Поверила! Да не в том беда, что поверила, а в том, что все это от Насти, выгоды ищет! И это дочь родная? Плачет, что нет рубля. А плакать Света должна, что дочь такая растет… Света привела Соню домой, причитая: Настя, потом Соня – все нервы вытянут из родителей! Миша сразу запел:
- Настя – за Соню, Соня – за Антона, тянут-потянут – вытянули нервы!.. Свет, ты бы хоть соседку поблагодарила – она за Соню запереживала… Ничего не ценишь! Еще бы десять минут, и застыла Соня в лед бы…
- Папа, - Соня взяла отца за руку, - давай сходим вместе к булочной! Вдруг тот мальчик пришел и рубль принес! Он ведь обещал мне.
- Он обязательно придет и принесет, просто заигрался, забыл. А ты иди, постой. Даже если ты застынешь и превратишься в статую изо льда, он рубль вернет. Знаешь как? А плюнет на него и прилепит к тебе, статуе, да! Или нет: сначала постучит по тебе, статуе, - звон пойдет! Так красиво!
Соня заплакала от этой картины. Но пришел в гости йог Андрей, и плакать было некогда: Миша стал ему разыгрывать сцену у булочной – с рублем и ледяной статуей. Дети все уже ползали по полу от смеха. Йог Андрей встал на колени и сказал Мише, молитвенно сложив руки:
- Я твой младший брат по разуму прямо!
В открытую дверь на них смотрела соседка Нина. «Рожу ему сына!» - мечтала она одной стороной своей натуры. «Свяжу ему маечку модную – хватит. Ишь чего захотел –сына!» - отвечала другая сторона.
- Выпить есть? – спросил у нее йог Андрей.
ЭТО
Директор художки, отставник в кителе а ля Сталин, зачесал при Мише расческой свои властные брови а ля Брежнев:
- У нас. Так. Не рисуют. – Он отстранил рисунки Насти. - Просто Матисс какой-то. Безобразный. Но… ничего. Это у нее пройдет.
Ивановы решили тогда отдать девочку в художественную школу, когда они будут уверены, что это у нее уже не пройдет.
ТЕТЯ
- Здравствуйте! Мы – ваша тетя, - вошла дама в мехах, с нею девочка, почему-то убого одетая. – А где она?
- Вам Нину! Нет? А кого - Настю? Она гуляет. А что? – Света ничего не могла взять в толк: если это тетя Насти, то где же она была, когда мать девочки посадили в тюрьму.
- Да мы не знали… Мы же не знаемся с ними. Они нас обокрали. Кусок мяса украли, собачины. Думали, что говядина, хи-хи. Но Бог-то их наказал. Бог-то видит, кто кого обидит.
Гости успели как-то мгновенно пройти в комнату и сесть на диван.
- А у вас взять-то нечего совсем, - заметила тетя. – Да, трудно нынче с мебелью. Сколько у вас книг – не боитесь с ума сойти? Мандельштамп… Это кто? Сколько стоит? Где цена-то у книжки бывает написана?
На Свету повеяло островщиной – Кабанихой потянуло. Она показала заднюю обложку с ценой (сборник Мандельштама старый, цена букинистическая, огромная).
- У-у, - меха заходили от смеха на даме, - такие деньги вы за книги отдаете! Но это хорошо! Значит, деньги у вас есть! Жинсы можно вместо этой книги… хорошие жинсы…
- Джинсы?
- Мы-то все имеем: машину, ковры, золото…
Вдруг Антон начал тоже про золото: мол, мама вот на днях нашла золотые часы, да-да, настоящие золотые, Настя просила их, но нет, мама решила сдать в милицию. И сдали в милицию!
- А это не вымышленность? Вымышленность, конечно! Кто ж сдает золото в милицию нынче. Ну, у нас все есть, муж таксистом. А слышали, как таксистов хоронят? У-у! Все-все такси в городе гудят! Да и сама я скорняжу. Таня, скажи!
Девочка тут открыла рот, пустила слюну и снова закрыла рот. Света постеснялась открыто наблюдать этого странного ребенка и немного отвернулась. А когда она повернулась, то заметила, что челюсть у дамы в мехах за это время подросла.
- Вы Настю забрать пришли? – обрадованно спросил Миша. – Денег у вас много, а нас она не слушает…
- Вы наши деньги не считайте! – достойно отвечала дама. – Все они менингитные! Как кто? Дети у Машки. Да. Не надо нам. От пьяниц дети менингитные родятся, - вдруг взгляд ее загнулся за угол, чтоб разглядеть все, что есть в другой комнате.
- У Насти столько болезней! – загорячилась Света. – И хронический пиелонефрит, и хронический аллергический гепатит, и хронический аппендицит. Аденоид огромный, надо его вырезать. И гланды, и ревматизм. А у нас денег нет в санаторий, в Железноводск, повезти.
- Нет-нет, нам она не нужна. Мы так… познакомиться. Мало ли, но видим – взять с вас нечего. Вот! – дама протянула Соне матрешку, при открывании та оказалась пустой, бездетной.
Миша изнемог от присутствия этих человекоидов. «Помогай же, тикающее отродье вечности!» - он взял в руки будильник. Но гости были не из тех слабаков, что уступают каким-то намекам. Их девочка вдруг толкнула Соню в бок и прошепелявила:
- Лысая башка – дай пирожка!
- Лысая, потому что Настя уходила бродяжничать, потом всех заразила вшами, лишаями… ужас! – Света пустилась в трогательные подробности.
Дама решительно начала прощаться. Ивановым показалось, что она отъела у них часа три времени, а для нее, мощной, пролетело лишь несколько секунд: когда высматриваешь, как живут люди, чуть ли не молодеешь. Никто никогда уже не узнает, сколько времени пробыли гости.
- Какие пузатые глаза сделались у тети, когда сказали: берите Настю себе, - рассказывала вечером Сонечка самой Насте.
- А, - махнула рукой Настя. – Знаю я их! теперь и вам свою сучность они показали вот.

Продолжение следует.




>>> все работы авторов здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"