Я пью cappuchino в одном из кафе Братиславы
Дворцы закружили барочную польку свою
И пальцы фонтанов по ходу меняют октавы
Я город из снов моих здесь наяву узнаю
Дунайскими ветрами зябнет вода под мостами
И ловит в себя отраженья небесных зверей –
И облачных ртов поцелуи, играя, срывает,
Лаская борта опьяневших чужих кораблей.
Карпатские горы хранят свои тайны и мифы,
Моравии светлой роман, что кириллицей писан,
И вход как выход имеет другие тарифы:
За пазухой бог или камень? Тобою пролистан
Один ее том или тонкая кожица книги
Осталась на стойке шального бармена отеля?
И нет мне на свете священней обрядов религий –
Чем звон ручейка у карпатской долины апреля…
Венгрия
Озерная тишь, гладь Балатона
Или… венгерские рапсодии Листа…
Его коронационная месса сливается
Со средневековыми улочками Будапешта,
Но вдруг взрывается словами Фридеша Каринти,
Западает в душу собором Святого Иштвана,
Оглушает, безумствует цыганским хором,
Несет в пляске проспектами Пешта, переулочками,
К Дунаю, на волю, разбрызгивая красоту базилик
Под неистовые оперетты Кальмана…
Вина, мне, вина! Густого, терпкого, вливающего в жилы
Солнечный огонь и лунную романтику ночей!
Пусть продолжается безумство жизни,
ведь я только что узнала тебя в лицо, Венгрия!
***
Моя боль выпестована солнечным сплетением,
Или лунным смятением души выплетенной
Зайчиками от фонарей в весенних лужах
Какая к черту разница? Сводит скулы
От вязкого мартовского воздуха,
полночной тьмой аукается в собачьем сердце,
преданным как всегда – тебе…
мчится по следу в мышеловку… Рраз!
И с лязгом обрушивается пружина,
Перешибая хребет!
Всего лишь мышь! – скажешь ты,
Пожмешь плечами и выйдешь на балкон,
Где лунные зайчики мечтают целовать твои губы…
***
Исколола шиповником руки
Обстрекала крапивою ноги
Уронила свой стан упругий
Прямо в пыль на степной дороге
Нет бы в поле, да в алых маках
Нет бы в озеро, да в кувшинках
Она воет чужой собакой
Потерявшись в своих морщинках.
Упивалась, меняя кожу,
Прожигала минуты жизни
Организм ее обезвожжен
И душа – ты ей только свистни –
Прибежит, приползет на пузе
Хоть змеею шипела раньше
Не чета королевской музе
Что шагала вперед под марши
Что плыла легкой тенью странной
Под мелодии вальса скромно
И константою постоянной
Припадала щекою томной
К императорской ли рубахе
К офицерскому ли камзолу…
А теперь только воет в страхе
И елозит хвостом по полу…
Гусарам
Не заламывают больше гусары
свои кивера набекрень
Не находят девицы пары –
лишь вальсирует с тенью тень
Вицмундиры, сабли и шашки,
доломаны ли до бедра…
Где вы, те, у кого нараспашку
вся душа оказалась щедра?
Испивающие ковшами
обжигающей жизни бой
Под какими же облаками,
над какою же бороздой
Конь несется ретивый, бравый,
и на нем, подкрутивши ус
Залихватски гусар удалый
Защищает святую Русь?
Цыганочка
О чем тоскуешь ты, цыганская душа?
О чем поешь, перебирая струны
Огнивом бьешь о кремень ночью лунной
И свой костер бездумно вороша
Ты ищешь не презренного гроша –
Но той любви, безумной, безрассудной
Где в танце юбок, шалей, рук и ног
Пока певец отчаянный не смолк
Играет стан девический и чудный
И мельтешит искрящийся платок
Но вот опять уходит табор в путь
Телеги заскрипели по суглинку
А город будто старую пластинку
Смакует сплетни, чтобы не заснуть…
И кто-то шепчет вслед: «Когда-нибудь…»
***
Дорожная развязка так глупа… она не перекресток – междометье
Я совершаю шутовские па – конец ли света, просто лихолетье
Какая разница? Ведь я тебя отдам – с депрессией бороться нету смысла
И дырка в сыре, этакий «Масдам» - луна сегодня в облаке зависла
Я выпадаю в иномирье сна, пространство множится - иди куда захочешь
Тебя порою просто манит тьма, а ты о свете, бедная, хлопочешь…
***
Я смешная, глупая, не в себе
Прикоснусь к закровавившей вдруг губе
Выпью водки, расплачусь сегодня вдруг
Оттого что ты… ты мне просто друг
Время года ночь, время года – мрак
Облака на небе рисуют знак
Бесконечность… Мебиус… в чем подвох?
Бесконечность рук, бесконечность ног
Необъятий наших слепая боль…
Я срубила сук, наврала пароль
Я сегодня все-таки не в себе
Я вчера спустилась с твоих небес.
***
Стою на табуретке и дрожу
Примерка – бабушка сшивает платье
А за окном гроза по виражу
Иголкою впивается в запястье.
И чуден страх – он гейзером клокочет
Взовьется вдруг и снова замолчит
А бабушка с иголкою хохочет
Едва лишь гром раскатом отзвучит.
И капли бьют по стеклам и карнизу
И электричество подмаргивает в тон
И я сама себе кажусь эскизом
А в комнате трезвонит телефон…
Так это было, тех годов трамвайных
Остался сон на рельсовых путях
И платье попадается случайно
Когда другое ищешь второпях…
