Михаил Горевич ПСИХОДЕЛИКА: литературный метод и направление
Среди публикуемых сегодня авторов, мои друзья – замечательные поэты Черный Георг, Ирина Каменская, Виктория Берг. Все эти авторы, в той или иной степени, отдают свое время психоделической поэзии. Что же это такое, психоделика?
Прежде всего, психоделика-π (названная так поэтом и теоретиком Черным Георгом) не связана с употреблением наркотиков. Речь идет об особом литературном методе и наборе поэтических инструментов, а также о литературном направлении, которое использует приёмы когнитивной лингвистики и психолингвистики для достижения более глубокого контакта с читателем. Хочу особо подчеркнуть – поэтический инструментарий психоделики-π применим к самым разным «типам стиха» и может быть использован в поэзии любых направлений и жанровых особенностей.
Чёрный Георг (слово «чёрный» в псевдониме связано с восточным пониманием цветов, поскольку именно восточным философским направлениям и практикам, в частности дао, Георг уделяет особое внимание) пришел к пониманию психоделики-π, как особой структурированной архитектоники текста, поддержанной специфическим использованием и взаимодействием его отдельных компонентов. Какова задача психоделики? - Повысить сопричастность читателей к событиям, объектам и идеям литературного произведения. Я бы подчеркнул – речь не идет об изобретении конструктора по сборке идеальных стихов; напротив, на первый план выдвигается интуиция, вдохновение, если угодно. Недаром «пси» связано с «Психеей» (ψυχη «душа, дыхание»).
Я рекомендую всем интересующимся теорией современной поэзии прочесть эту статью, продолжающую вызывать необычайно высокий интерес: за полгода к ней обращалось более 2,5 тысяч читателей, что совершенно уникально для теоретических работ. Здесь же я попытаюсь кратко сказать о главном, на мой взгляд.
Прежде всего, в чем все-таки глубинное предназначение данного поэтического метода? Какие «сундуки», и с чем, стоят в его «таинственных пещерах»? На этот вопрос я пытался ответить в одной из своих заметок: «…я считаю справедливым желание всякого поэта «быть читаным взахлеб» - авторы хотят для своих творений этой счастливой участи. Они спят и видят – вот стихотворение читается и нравится всем на свете невероятно. Глаза читателя горят, рот полуоткрыт, он поражен, он счастлив, он не замечает ничего вокруг… Я иронизирую, но все мы знаем модель «юношеского чтения», когда книги «глотались», когда мы не могли оторваться от них («в тот день тебя всю»…) и прочитывали до конца «в момент»… И даже ночью, тайком, мы читали под одеялом, подсвечивая страницы фонариком… Вот эта модель текста и читателя, она почти у всех, из "литературного детства".
Но есть и другая сторона. Мы жили и видели – очень часто внимание привлекают пустышки, чепуха, подделка. Причин множество, это отдельный разговор. Но как не обосновывай, картина печальная – толпы «голых королей», да и «королев, не вызывающих восторга формами», шествуют по страницам и сценам, экранам и мониторам. Где же место сложной ассоциации, образу, или мысли – уж произнесу это малопочтенное слово?…
Пси-тексты и их теория – попытка совместить интерес читателей, поглощенность читаемым и «фундаментальную поэзию». Задача «высшего уровня». И, в куда более общем порядке – просто соединить сложные, умные стихи с их притягательностью для читателя…
Я позволю себе, перед тем, как перейти к стихотворениям подборок, привести также еще одну цитату. В своей статье «Постмодерн и психоделика-π», опубликованной в трудах одной из конференций по постмодернизму, я писал: «… я вижу главный образ пси-стихотворения, как образ дороги, странствия [в широком понимании слова]… Образ дороги и странствия – основной для становления европейского романа. Открытие мира, свет новизны – в его сути… Для появления моего интереса к пси-текстам, как романиста, был важным ряд обстоятельств, и не последнее из них – поиск выхода «за окружившие весь мир флажки постмодернизма».
Сама суть психоделического стихотворения – выход за пределы привычного, вовлечение читателя, причем активное, целенаправленное вовлечение, в «чтение-странствие». Давайте расширим этот метафорический образ. Возьмем, например, путешествие по неизвестной нам стране, автора – сравним со спутником, более нас знающим местность; он выбирает маршрут, иногда обращает наше внимание на окружающее и помалкивает о том, что в некоторой, но только в некоторой степени демиург этого мира.
Два принципиальных макроэлемента композиции любого психоделического текста – экспрессии и трансфиксии. Первые характеризуются движением (направлением, скоростью, энергетикой), вторые – впечатлением, очарованием, которое испытывает читатель. Таким образом, основные понятия как нельзя лучше «примыкают» к образу странствия, путешествия; – мы идем то быстро, то медленно, скажем, по горной дороге, то дорога петляет, иногда возвращаясь назад…
Наш шаг то более энергичен, то менее, иногда нам приятнее сам путь, само движение, а иногда мы замираем, очарованные открывшимся нашему взору ландшафтом. Кажется, что исчезло само время, и вместе с ним все характеристики движения, мы стоим «раскрыв рты» перед зрелищем «чудес природы» или перед невиданной панорамой городишка, внизу, в долине….
Наконец мы достигаем вершины и, за поворотом, видим необычный мир, порожденный стихотворением, до того небывалый, какого нет и не было никогда… Прошу простить за некоторые «красивости», но иначе мне трудно объяснить свою мысль.
Странствие – и зарождение средневековой романной формы, морские путешествия эллинов, когда каждый новый день и новый ветер дарили новыми приключениями и чудесами, и Улисс, которого Джойс сделал опорой в открытиях и приключениях его героя, странствующего по Дублину, – все это я вкладываю в предложенную метафору.
Сюда же отнесу и чрезвычайно интересующий меня вопрос – о соотношении поэтического и научного методов познания мира. Я вижу в пси-текстах особо пристальное внимание к этому моменту. И достаточно четко понимаю и обратное – насколько художественный образ существенен в научном мышлении, расширяющем границы изведанного…
В заключение повторю еще раз, основное: пси-стихотворение это путь, тропа, когда ты неожиданно оказываешься на вершине и видишь новый, огромный мир, столь далекий от мира комнаты с игрушками, моделями реальных вещей, мира постмодерна, музея всего на свете, который уже нечем пополнить.
Этой пыльной комнате противостоят мир реальности и мир искусства, постигающего новые просторы, вид моря эллинов, островов, открытий, мир Колумба и Ньютона, мир Возрождения... мир радостный и светлый, где всегда есть припрятанные для путника, дотоле неведомые чудеса...
***
Чёрный Георг
Теперь о стихах и их авторах. Вовсе не все стихотворения подборок относятся к пси-текстам, это стихи, которые написаны в разной манере, их следует читать, как и всякие стихи – принимать или нет, восхищаться по их поводу или негодовать.
Итак, стихотворения Чёрного Георга. Георг формулирует свое отношение к стихам, как к реализации некоторой идеи. Но это вовсе не отрицает чувственного начала в его стихотворениях, человечности, теплоты, а часто и горечи… Он также превосходно осознает роль интуиции в создании произведения. С технической стороны его стихи критикуются редко, поскольку он обращает особое внимание на эти моменты.
Подборка открывается стихотворением «Партизаны подпольной луны», ироничным, как часто бывает у ЧГ, произведением, но с максимально серьезным содержанием – об одиночестве, человеческом и поэтическом:
«И, завидев тебя, в страхе мечется
чёрт на небе, прозрачном до звёзд,
потому как ты сам – и отечество,
и оплот, и семья, и погост».
Конечно же, «черт на небе» отсылает нас к Гоголю, да и многому другому… Все же замечу – Георг родом из Харькова, живет в Англии. В его семье давние литературные традиции, одна из прабабушек долгие годы была секретарем Короленко, земля Украины ему не чужая, но его «отечество и оплот» не только он сам - русская поэзия.
Следующее стихотворение «беглый квадрат» начинается словами : это дом, без которого сад не растёт./ это тлен, без которого клён не шумит./ это я, без которого пусто – и всё». «Тлен», конечно же, аллюзия на Борхеса. «В начале полагали, будто Тлен - это сплошной хаос, безответственный разгул воображения; теперь известно, что это целый мир и что сформулированы, хотя бы предварительно, управляющие им внутренние законы» («Тлен Укбар»). Всплывет в памяти и «Определение поэзии» Пастернака, у Георга так:
«…это влажные всплески растительных дюн.
это неба вращающийся василёк.
это птицы спустились так низко – к дождю,
что летают уже целый час под землёй»…
Но, вместе, мы имеем мысль о сотворении «особого Космоса» художником-творцом, построенном им мире, который, казалось бы, может существовать сам по себе:
«это чёрный малевич, задраивший люк
в небольшой ослепительно-белый квадрат.
это значит, что я подобрал к тебе ключ.
здравствуй, дом без замков.
бог пришёл умирать».
Как всегда у Георга многослойно. И все же – отдельное существование поэта связано не с «чёрным квадратом», он сам-то имеет право на личные тайны, «литературную кухню», а вот его стихи должны быть «ослепительно-белыми», не «чернухой», что все еще в моде… В сотворенном им мире поэт – бог, и он «растворяется» в своих произведениях и в каждом читателе.
И сразу, перекличкой, «Про червей», связано с эпиграфом из Державина: «Я царь – я раб – я червь – я бог!»:
«Вращается туманный тракт вокруг медвежьей втулки млечной,
И бельма лунных катаракт глядят в тебя по-человечьи...
И нет бесчеловечней черт, чем те, что ясной летней ночью
Сияют над холмами. Червь, – как ты на фоне их непрочен!..»
Лирические стихотворения «Когда магия теряет силу» и «моисей в папоротниках», с ярким, парадоксальным финалом: «а после сидя у костра в исподнем/ поймём последний день ещё не прожит/ и ночь но только главное запомни/ плохой я много лучше чем хороший». Лирические стихи? Да. Но не только – откуда бы взяться «библейскому названию»? Легко увидеть – здесь как бы «юный, египетский период Моисея»… после убийства египтянина, он станет «плохим», но он станет Моисеем… Широко известно стихотворение «Звезда в надире», форма произведения продумана в связи с содержанием, как всегда в настоящих стихах – в данном случае «движение к верлибру»
Читатели, не желающие подумать над стихами, часто считают стихи Георга эпатажем, хотя такого намерения у автора нет. «Подать манную кашу, принести пережеванное!» - вот «вопль нынешнего читателя» (я не говорю о присутствующих). Плоская попса, ряженная под «умные стихи» правит бал, толпы «детей Мандельштама и Пастернака» бродят по «сетевым и бумажным просторам», но не их, не «восхищенных собственным величием Паниковских», выбрасывают на улицу…
Стихотворение «Ещё раз о Троице» - умные, религиозные стихи, а вовсе не издевка над религией. Рыбы – известный образ, связанный с Петром. Пифагорейская немота, древность существ переживших Потоп сопутствует им. Речь о душах, приближающихся к Единому… Их пути, в особенной стихии… Хочется повторять рефрен:
Макрель – загадочней, чем сон,
Ставрида, сладкая, как мёд,
И хек, похожий на печаль».
Замечательно и стихотворение «Одиночка», я отсылаю к своему разбору этого произведения, надеюсь, что он окажется интересным.
http://www.stihi.ru/2011/02/02/2264 Завершает подборку стихотворение, адресованное читателю «unusuаl in yоu» - он, этот человек, слушает во сне наши стихи, пока не включаются «информационные электроприборы»:
«вспыхивает лампочка, 220 вольт,
и врубает приводы речевых колёс».
Цельная и сильная подборка, замечательный поэт.
***
Ирина Каменская.
Стихи Ирины Каменской производили на меня всегда сильное впечатление. Традиционная лирика, пси-стихи, метапоэзия… Автор живет в Евпатории, университетский преподаватель и «язычница» - любящая море, цветы, деревья, «птичье небо», крымскую степь… Для Каменской существует слово «любовь», практически изгнанное из нынешней поэзии вместе со словом «душа». Причем, любовь деятельная, спасающая, врачующая. Если же говорить о конкретном воплощении мыслей и переживаний в стихах, то Ирина Каменская пишет парадоксально, такова ее глубинная, поэтическая суть.
Как и всякий значительный поэт, Каменская музыкальна, ибо музыка – основа поэзии. Подборка открывается стихотворением «Cлушай»: «Молчи. Я умею играть/На цитре капризного времени»...
И вот, мы сразу в плену поэзии Каменской. И мы замечаем – идет диалог, характерная особенность стихов Ирины.
«В этом городе лето» - четкая реализация понятий «пространства и времени» в культурном поле, вроде бы простые, «медленные строки»… но волшебное «мерцает» рядом с обыденным:
«Расстоянье от утра до моря, от моря до ночи –
В этом городе лето не знает других измерений.
Здесь дороги длиннее, случайные тропки короче,
И куда ни пойдешь, попадешь в неизменное время»
Жажда свободы и «соленая вода житейского плена», так я воспринимаю стихотворение «Даже если ты прав». Удивительное решение – написать стихи с использованием образов квантово-волнового дуализма. Даже не знаю, у кого бы еще вышло написать так:
«За стенами волнистые пространства
И времени прохожие шаги,
А здесь – она, и если постараться,
То вечности больные сквозняки,
Прикидываясь птицей Метерлинка,
Не разглядят за плоскостью окна
Сиюминутку, зернышко, пылинку.
Не говори ей, что она – волна».
«Слушая Равеля»: «Всё дальше в плен, всё выше в слух. Иду на звук, закрыв глаза –/
Когда захватывает дух,/Смотреть нельзя». И «маленькое стихотворение», но очень качественное («так плавно»)…
«Восвояси». И снова «парадоксальное ощущение жизни». Зверье не в лесах, в городах… И опять – такая мысль не самоцель, а желание во внутреннем диалоге дать лирическое переживание:
«Ты отпустишь меня в очарованный лес?
В толчее городов сатанеет зверьё –
Непокорное, гордое войско моё.
А тебе хорошо – и со мною, и без».
«По эту сторону» - стихотворение небольшое, но мне нравится очень. Покажу устройство, но сначала – полный текст:
«Сводя потери к нулевым
И к не замеченным – утраты,
По эту сторону любви
Горят бумажные солдаты.
Огонь исполнен правоты
И чист, поскольку бесталанен.
По эту сторону мечты
Нет сожалений и желаний.
Чего желать, коль даже смерть
Не значимей плохой погоды,
Когда научишься гореть
По эту сторону свободы?»
Выписываю две первых строки каждого катрена, получаю два «протостихотворения» о которых сам автор знал или нет – не в курсе. Итак:
1.
«Сводя потери к нулевым
И к не замеченным – утраты,
Огонь исполнен правоты
И чист, поскольку бесталанен.
Чего желать, коль даже смерть
Не значимей плохой погоды».
2.
По эту сторону любви
Горят бумажные солдаты.
По эту сторону мечты
Нет сожалений и желаний.
Когда научишься гореть
По эту сторону свободы?
Первый текст, если бы немного «зарифмовать» - «вполне стихотворение»: о «правоте огня», чистого, бесталанного… о безразличии к смерти, если нет опыта утрат… А вот второе, оно задает две стороны переживания – внутреннюю и наружную; «любовь»-«мечта»-«горение» наделены двусторонностью – существуют в реальности или только внутри нас… Соединение текстов дает не сумму текстов, но многократно увеличивает впечатление читателя…
Стихотворение «В такой-то век и год такой-то» продолжает тему, причем блестяще – в городе, в типовом доме, сгорает любовь: «Любовь последняя горит /неустрашимо и спокойно/ на самом верхнем этаже».
«Но выбор сделан – и давно.
Твои холодные брандспойты
нацелены в ее окно».
Необыкновенно красиво третье «музыкальное» стихотворение подборки - «Amadeus»: «Что держит тебя в этом теле, глупышка?/Вселенский младенец, дитя мирозданья,/Сиятельный Пта./Сегодня особенно щедро и пышно/Раскрылись соцветья на древе желаний./В небесных садах»… Нравится «Танец Кармен», «испанское воплощение автора среди северных снегов», характер, звукоряд:
«От такой простоты – учащая биение сердца,
Разметая сугробы горячим шуршанием шёлка,
Отрывая заплывшие взгляды от пива и зельца,
Ускоряя шаги – да-пошёл-ты-пошёл-ты-пошёл-ты».
Хороши стихи «Сестра милосердия» - осень побеждает блеск августа, но горечь потери слышится в словах: «По замкнутой плоскости окон неспешно и плавно/Покатятся круглые дни, упоительно праздны./И ты победишь непременно, бескровно, бесславно/сиятельный август, забытый совсем и напрасно»… Четкая передача пейзажа - «Предосенний Крым акро», элегические по тону «С кем не бывает?»… Завершает подборку «Отче мой», где обращение не только к Господу, у всех нас есть или, увы, уже только были, родители:
«… В надапрелье твоем буду я не от мира сего,
Созерцателем тихим в надежном убежище слов.
Ниспошли мне любовь, чтобы снова мое ведовство
Помогло и тебе, сберегло, сохранило, спасло».
***
Виктория Берг.
«… загораются солнца сиянием белым
и кружат, и кружат между сомкнутых век
над лубочными крышами прусских домов,
над корицей дорог в рыхлой сахарной пудре,
растворяются в ярком озоновом утре,
закрывая сезон бесконечных штормов»
Это строки из первого стихотворения («Снег в моей голове») подборки Виктории Берг, серьезного и значительного поэта, живущего в Калининграде. Основные особенности поэтического дара Виктории – широкий диапазон голоса: от стихотворений на Библейскую тему до ироничных произведений, пристальное внимание к архитектонике стихов, необычный образный ряд, современность.
«Рассвет для камня» - стихотворение о казни апостола Петра. По преданию, во время гонения императора Нерона на христиан апостол Пётр был распят на перевёрнутом кресте в 64 году (по другой версии — в 67—68 гг.) вниз головой, согласно его желанию, потому как считал себя недостойным умереть смертью Господа.
«… Закрываю глаза - Гефсиманский чернеющий сад
бесконечно, беззвучно счисляет молитвы олив
в свете бледном, неясном. Спит в сумерках тела душа.
Далеко до рассвета, но солнце в зените зрачка –
«И в тюрьму и на смерть!»… Плотоядные трупы спешат
за одежды поспорить и прибыль найти в медяках»...
Всегда любуюсь плотностью поэтической речи Виктории, умением лаконично передать сюжетную составляющую текста. «Солнце в зените зрачка», и все – вот и задано это «распятие вниз головой». Или о саде: «бесконечно, беззвучно счисляет молитвы олив» - физическое ощущение скорбного, 500-летнего сада, такова продолжительность жизни этого дерева, и сад «чернеющий», точно деревья в траурном облачении… «и земля исторгает к ногам онемевшим рассвет…/И услышать, теряя сознание, крик петуха»…
«Авигея» - Библейская тема находит современное воплощение. Это одна из интереснейших библейских историй. Навал - жаден и богат, поплатился за неуплату Давиду услуг по охране …
Все же важнее иное - не угощение Авигеей Давида, но поддержка его царских амбиций. "И ... сделает Господь господину моему все, что говорил о тебе доброго, и поставит тебя вождем над Израилем"... Мудрость и дар ясновидения, в дальнейшем Авигея стала женой Давида... Он, Давид, взял в жены Авигею, чтобы она и дальше указывала ему путь. В этом дело, думается...
И вот «Авигея» Виктории Берг:
«Неизменно лишь то,
что цари забредают все чаще –
не откупишься маслом
и веткою пальмы из шопа. –
Всем ягнят подавай,
да с руном золотым, настоящим.
Налетели, забрали,
и снова вперед – автостопом».
Умение взять высокую тему современно и не сорваться с «каната» - драгоценное умение. Другое стихотворение «Ab exterioribus ad interiora», что переводится как «от внешнего к внутреннему», пустыню превращает в состояние мира, включающего и Высшее: «В Твоей пустыне столько лет не шли дожди. /Засохли пальмы,/ и "аллилуйя!" не звучит в тени невыросших маслин»... Каплями с листов алычи падают слова «Алычевого храма», следующее - теплое, возвращающее в детство стихотворение «Дождевая бабушка»: «За окном стучит уютно спицами,/вяжет кружевное полотно/дождевая бабушка. /Не спится мне, я вожу кораблики из снов…»
Как я уже сказал, Виктория истинный мастер не только лирического, но и смешного, ироничного стиха, в таких стихах для нее важна и форма, и идея, никогда она не гонится за смехом читателя, улыбка возникает от неожиданности сопоставлений. Вот, к примеру, «Диспозиция по Штерну», стихотворение написано в так называемом формате «А4», то есть графически – формате прозы.
Я думаю, что это признак - не в первый раз возникает территория «новых земель поэзии», которые будут плотно застроены «поэто-прозаическими постройками». Но есть и более существенное обстоятельство - мы вступили в эпоху «современного средневековья», это феодализм «рулит на дороге», когда сшибая все на своем пути, мчат «кареты с мигалками». Литература крепостной России смыкается с литературными современными ходами.
«Рыдала ключница Гликерья, слезой закапав пирожок: «Вишь, барин плеткою ожёг, суровенек опять с похмелья». Нахмурившись и подбоченясь, рукою щеку подперев, пеняя на хозяйский гнев, внимала причитаньям челядь»… так начинается «Диспозиция», а завершается так: «Кухарка, очищая лук, прислушалась – затих ли стук и стон. «Закончил, вишь, охальник. А то все драться. Вот ведь дело. Папаша тоже был мастак – баб портил, так его растак… Лицо старушки потеплело… »
В «Романтической песне о борьбе с грызунами» летят перелётные зайцы, а сюжет о «живущей у олигарха корове и сердобольной женщине» завершен «выстреливающим финалом», пусть читатели прочитают сами… «Пчёлки небесные», «Полеты безумных» - снова возвращают к более серьезной интонации. Наконец, «Исток»:
«Помолчать в тишине.
Быть никем. Ниоткуда.
И увидеть, как волны стирают следы
из вчера в никуда.
Жизнь - великое чудо,
если можешь один посидеть у воды».
Вода – поэтический синоним времени, остаться с временем наедине и долг и крест поэта…Но разве не наш долг ценить настоящее искусство?
***
Чем же мне завершить разговор? Я не стал разбирать – какие из стихотворений трех прекрасных авторов психоделичны, относятся к дыханию Психеи, какие более обычны, чтобы не мешать чтению. С этим успеем разобраться… Понять бы еще – почему не печатаются стихи таких поэтов, как трое представленных вам? Впрочем, мы все и так знаем ответ… Но главное сейчас не только наши произведения – важно единение всех толковых авторов, помощь друг другу. Литературная бутафория не привлекает читателей, от пластмассовых стишков – скучно и тоскливо. Искать способы – как привлечь нового, высокообразованного читателя, вот о чем следовало бы думать и чем озаботиться.
