№1/2, 2012 - 25 января родился Владимир Семёнович Высоцкий
Игорь Фунт Земную жизнь пройдя до половины...
Не знал Высоцкого, не любил, не слушал.
***
Мне, молодому хиппарю, пёплу, был он неинтересен.
Но чем бы я ни занимался, он всегда тёрся где-то рядом –
вечно занятым «07»; р-рубленым рваным рыком,
чуть з-замедленным заезженной плёнкой
и пародируемым старшими пацанами
из настежь открытых окон пьяных хрущёб; –
воплями, сдобренными расстроенной гитарой
и грудным бабьим басом, ярко-громким,
измождённым невозможностью что-то изменить в её жизни:
лишь бы «этот» не пил, воя под один аккорд про баню и коней…
Он никому не навязывался, врываясь в дом вместе
с прихваченным откуда-то сыном магнитофоном;
и даже отец, любитель оперы, когда услыхал
кайфовые песни из «Бегства мистера Мак-Кинли»,
сказал: «Может ведь, ну ведь может не хрипеть!»
Подумалось: «А зачем тогда хрипел?..»
Поздней понял: я и сам тогда корчился,
сипел до боли, до тошноты, подражая не ему,
кому-то другому, «из-за бугра» – это был мой Ответ.
И получается, мы пели-отвечали в унисон.
…А сейчас послушайте: истинно великие судьбы, вплетаясь в наши с вами чувства, делают людей более терпимыми и расчищают дорогу, ведя к свету. Они плевали на закон во имя свободы и пели о всеобщем молчании, удивляя окружающих непредсказуемой дерзостью, уча смеяться над собой. И хочется спросить: как же быть нам, сегодняшним, хлебнувшим торжества закона и послушания, пару-тройку войн, равно как пару сроков, приведших в новое рабство новой капиталистической формации, ежели усмирить обкуренного вурдалака за рулём можно только одним способом – у…...ть?! Вурдалака-чинушу, харкающего в лицо ветерану Великой Отечественной – …? «Белого» дилера – …? Пьяного мента-вурдалака – …? Педофила – … и т.д.
…И дохрипели до «сегодня».
Он – бронзовыми фильмами и памятниками,
Я – белой горячкой и забытыми аккордами,
непрестанно себя коря, до неистовой печали,
всё ли сделал, чтобы отец тогда не умер;
а ведь его сын переживает наверняка о том же.
Мы, добравшиеся до «злобного ныне» Онегины 70-х,
не в силах исступлённо крикнуть своему отцу:
«Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы!» –
Они-то как раз и не признали и не дрожали! А вот мы…
Всё получилось наоборот.
Ведь это отцы вытащили нас «оттуда»;
они, любящие оперу и блатноту,
хрипя надсадно, в лагерях и на воле сдвигали солнца и светила,
переворачивая-перелопачивая комедию бытия,
отнюдь, к сожалению, не божественную, с ног на голову;
и вместо того, чтобы подруливать к счастливому концу,
мы лишь по-дантовски резюмируем нечто
не начатое, неопределённое и непрожитое:
«Земную жизнь пройдя до половины,
я очутился в сумрачном лесу…»
Не нравились тогда его песни – у меня были свои кумиры.
Минуло время, и странным образом воцарилось
вовсе не молчащее ощущение,
что мысленно разговариваю его словами,
выковыривая потерянные ноты из проржавленных струн,
чего-то недопонимая в происходящем:
«Найдя стократно вытертые ленты,
я хрип твой разбираю по слогам».
