Высокий дом самоубийц
Ворота мне открыл.
Как много здесь знакомых лиц,
Как многих я любил!
Как часто думал я порой
Над той минутой роковой,
Когда тщета земная
Является нагая;
Когда приходит, наконец,
Пора отбросить бремя
И обессилевший пловец
Переплывает время.
Но, поднимаясь на крутой
Откос,
скользя по глине,
Что он увидит пред собой
В раскрывшейся пустыне?
И, переплыв теченье лет,
Переплывет ли мысль он,
Что оба - тот и этот свет -
Не более, чем листья;
Чем листья, сорванные мной
В саду соседнем с клена:
Один сухой, совсем сухой -
Другой еще зеленый?..
***
Где в жизнь прорастает искусства
Жестокий и радостный сад,
Нас губит двусмысленность чувства,
Двоякость, двуликость, разлад.
Мир ясен, покуда не назван,
Но, скрывшись за словом моим,
Он форму срывает — и разом
Становится неуловим.
Напрасно, напрасно, напрасно
К нему имена мы опять,
Как ключ, подбираем — опасно
В неведомое проникать.
Вдруг там, за последнею дверью,
Что свет разделяет и тьму,
Таятся такие потери,
Которых не вынесть уму?
***
В просторе голубом
Кружится птичья стая.
И чист, и свеж мой дом
В сыром начале мая.
А впрочем, дом — не дом.
Случайный угол только!
Мы их сменили столько...
Но стоит ли о том?
Не стоит! Так о чем
Я говорить собрался?
Вот видишь, растерялся...
Да, вспомнил! За окном,
Распахнутым окном
Проходит май холодный,
И чист, и свеж мой дом,
Как юноша влюбленный.
Над убранным столом
Струится ветер зябкий.
И пол, протертый тряпкой,
Не помнит о былом.
Не помнит о былом?
Да нет, не забывает!
А если забывает,
То как бы и с трудом.
Ему ли, день за днем
Следившему за нами,
Забыть о том, о чем
Мы не забыли сами!
Мы в памяти живем,
Как бы в кругу огромном,
Как бы в лесу сожженном
И все-таки живом!
……………………..
……………………..
Стирка
Бутылка с прокушенной соской,
Ребенок, а там, за стеной,
Грохочут стиральные доски,
И стиркою пахнет большой.
Там женщины рук не жалеют,
Пар душной плывет пеленой,
И мыльная пена белеет,
Как гроздья сирени густой.
Им некогда остановиться,
Вздохнуть, распрямиться на миг.
Распарены красные лица,
Развилися локоны их.
Но вот остается немножко.
Пылает закат вдалеке.
Пеленки, рубашки, дорожки
Развешаны ни чердаке.
Теперь отдохнуть не мешает,
И, сидя за узким столом,
Три женщины тихо болтают
Чуть слышным за шаг шепотком,
О чем? Все о том же, о том же,
О вечных заботах своих.
И жизнь и ясна, и несложна
В глухом бормотании их.
И смотрит малыш изумленный
На окна, раскрытые в сад,
Откуда на свет воспаленный
Летят мотыльки и летят.
***
Бледные сумерки марта,
Черная сажа ворон.
Тихо качнулся плацкартный
Тесно набитый вагон.
Тихо вздохнула соседка,
Вынув из сумки роман.
Пристанционная ветка
Зябко укрылась в туман.
И потянулись во мраке,
Смутно чернея вдали,
Лесопосадки, овраги, —
Скудость весенней земли.
Скудость бесснежной равнины,
Мерзлые кучи песка,
Избы, сараи, овины,
Воля, и страх, и тоска.
Будка за насыпью белой,
Капли на мутном окне —
Все, что пока не стемнело,
Видеть отпущено мне...
***
В горячем саду остаются слова без ответа,
В горячем бреду разметалось бордовое лето,
Поднялся иберис, нигелла цветет голубая!
И клонятся маки, в махровом огне догорая.
И в сердце сарая безумствует сено от зноя,
И в мед загустилось недавнее наше былое,
И пьем мы его, в синеву запрокинувши лица,
До горечи той, что в глуби его душной таится.
Но пить нам и горечь с тобою, любимая, радость!
Ведь только хмельней от нее этих капель тягучая сладость!
***
Ограда. Яблоня за нею.
В бадье зеленая вода.
И все отходит, все бледнеет
И исчезает без следа.
И исчезает. О, не надо!
Рвануться следом — но куда?
Ни яблони и ни ограды
Не сохранили мне года.
Не сохранили. Нет их больше.
Нигде их нету на земле!
За ливнем давним, за порошею
Они растаяли во мгле.
Они растаяли, как юность,
Что в самолюбье молодом,
И уходя, не обернулась
Ко мне заплаканным лицом
Сорока
Сизые крылья, черная грудь,
Снега белей бока, —
Сорока-сорока, куда твой путь?
Далёко? Издалека?
А я свое отлетал уже
И не хочу лететь.
Нелюбопытно моей душе
Другие края смотреть.
Не то чтоб совсем не хотелось вдруг
Иной какой стороной,
В предощущении близких вьюг,
Как ветер пройти ночной.
Не то чтоб совсем не хотел теперь
В налипшем снегу сыром
Войти сквозняком за чужую дверь,
Присесть за чужим столом;
Стаканом греметь... и опять пропасть
В просторе родной глуши —
Да мысли упорной сухая страсть
Заманчивей для души.
Да времени нынче заметней ход,
Слышнее его шаги.
Да слаще загула горячий рот
Морозной еще строки!
Сальери
Мы живем в текуче-жестком мире:
Миг уходит в вечность, вечность — в миг.
Часовые медленные гири
Движут время. Время движет их.
Бедный мой, мой маленький Сальери,
Что поделать, каждому свое!
Чем мы ближе, кажется нам, к целя —
Тем, порою, дальше от нее.
Дальше, дальше... И все шире пропасть,
И дороги нет уже назад!
Но опять взыскующая совесть,
Торопясь, нащупывает яд.
Кабы знали, затевая сеять,
Что пожнем!.. Не зная ничего,
Разве можно следствием измерить
Цепь причин, что вызвали его?
Разве можно в рассужденье строгом,
Пробежав страницу бытия,
Однозначным исчерпать итогом
Сущность человеческого “я”?
Нет! Я не решаюсь! Да и кто я,
Чтоб судить, сподобившись тебе,
Страсти, пробегающие кровью,
Мысли, неподвластные судьбе!
***
Сбрось и тоску и усталость!
Полон стакан до краев!
Это не старость, не старость,
А ожиданье ее!
Это не горе, не горе —
Скорый приход сентября!
Теплое мерное море —
Время колышет тебя.
Слышишь в ночи бормотание
Неповторяемых строк? —
Это гранитные камни
Вечность стирает в песок.
Это в движеньи движенье,
Скрежет и музыка слов,
Грохот кораблекрушений,
Гул бесконечных валов.
Ливня удары по крыше,
Шорох, неслышный почти —
Радости нету превыше
Слушать и слушать в ночи
Это развитие темы,
Этот сырой перепляс
Ритмов невнятной поэмы,
Сложенной кем-то для нас!
***
Лень говорить и читать неохота.
Яблоня-соня, малина-дремота
Еле вздыхают, и слышно — звенит
Воздух горячий, взмывая в зенит.
Он, как стекло, раскаляясь, струится.
В мареве зыбком природа двоится,
Словно глядит, отстранясь, на себя,
Блеклые листья едва теребя.
Душно! — и длиться, и длиться мгновеньям,
Длиться и длиться — и льется на сад
По облакам, по высоким ступеням
Знойных лучей золотой водопад.
Он размывает границы предметов —
Явь ли во сне или сон наяву? —
Это рука моя дрогнула — это
Желтые сливы упали в траву.
Это ударило сердце — и птица
С пальцев сорвалась — качнулась лоза,
Это полынь приоткрыла ресницы,
И синевой захлестнуло глаза.
Свет мой без тени! — Спекающий жаром
В цельную чашу осколки ее,
Где закипает янтарным пожаром
Спелое солнце до самых краев!
Где забродило тягуче и тускло
Будущей брагой дремучее сусло, —
Пища небесная — пламя в горсти —
Телу земному в далеком пути!
***
К вечеру море утихло и волны уже не выносит
К белым ступеням, ведущим из темного сада,
Где в нежелтеющем платье стоящая Осень
Дышит глубоко стекающей с листьев прохладой.
Славно идти вдоль по берегу мокрою галькой,
Слышать скрипенье ее под своею ногою,
Славно следить за крикливой, прожорливой чайкой,
Косо летящей над бледною пеной прибоя.
Что за корабль там возник и растаял навеки?
Кто там смеется за частой оградою сада?..
Жадной печали, что в каждом живет человеке,
Морю не надо, и чайке, и саду — не надо!
Дай же и мне позабыть о себе и о близких,
Дай мне растаять в потоке прозрачного света-
В поступи легкой беспечных ветров киммерийских,
В Осени этой, похожей на вечное Лето.
***
Те века, что когда-то здесь тропы торили —
Где теперь они, где?..
Только ветер сухой, золотой Киммерии
Запевает зеленой воде.
Только хищные чайки проносятся с визгом,
Только блещет, как пламя, в луче
Соль Медеиных слез, что оставили брызги
На твоем загорелом плече...
***
Роза цветет у дороги
В синем бензинном чаду.
Бабка сидит на пороге
Так же, как в прошлом году.
Те же, чуть, может, порезче,
Шрамы морщин на лице.
Тень от засохшей черешни
Влажно дрожит на крыльце.
— Здравствуй, Ивановна! Как ты?
— Ась? — отвечает. — Чего?
Слышу, сынок, плоховато,
А в остальном ничего.
Да... И еще вот — сгибаясь,
Не разогнуться в спине... —
И закивала, прощаясь,
Тут же забыв обо мне.
Тут же забыв, что сказала,
Что услыхала в ответ,
Щурясь с улыбкой усталой
В льющийся солнечный свет.
..........................................
Дай мне состариться, Боже,
Чтоб на краю бытия
Так же над жизнью тревожной
Мог улыбнуться и я.
Ласточки
По утрам туман полями тянется
И трава студеная сыра.
Что же вы здесь задержались, странницы?
Улетайте в Африку, пора!
Третий Спас уже в ладонях вынянчил
Стужею промытую лазурь.
Собирайтесь, торопитесь — иначе
Долететь не сможете до бурь.
Ведь едины луг мой холодеющий
И от жара спекшийся песок —
Вам, в любви связавшим не скудеющей
Юг и Запад, Север и Восток.
