Михаил ЮДОВСКИЙ: «ДЕЛО СУДЕЙ – СУДИТЬ, А ПОЭТОВ – ПИСАТЬ!» Беседа с Герольдом поэтического турнира "Пушкин в Британии-2009"
Пушкину не довелось побывать на берегах туманной Темзы. Он лишь мечтал об этом. И после него не одно поколение пиитов мечтало туда попасть. Но не только на Темзу, но и на Сену или на Гудзон никому из наших не полагалось. Разве что на Иордан кое-кому.
И вот домечтались. Нынче от нас по всему миру, в том числе на всех вышеназванных берегах, кишмя кишит. И повсеместно проводится масса международных русскоязычных литературных конкурсов, выявляющих все новых и новых победителей.
Один из самых зрелых и известных в Европе поэтических турниров «Пушкин в Британии» состоялся в этом году в Лондоне уже в седьмой раз. В разные годы призерами этого конкурса уже становились русскоязычные жители Германии - поэтесса и переводчик Марина Гершенович из Дюссельдорфа (Золотая Корона 2004 года) и «срамная» поэтесса Виктория Баркова из Берлина (приз «За поэтическую дерзость»). Михаил Юдовский из Франкенталя, заслужил на последнем, седьмом конкурсе титул Герольда (бронзовую награду) и стал обладателем «Приза зрительских симпатий».
Сегодня Михаил Юдовский в гостях у За-За. Мы попросили его немного рассказать о себе и поделиться впечатлениями от участия в конкурсе «Пушкин в Британии-2009».
- Я – киевлянин, родился в этом городе 43 года назад, там же стал вольным художником. В Германию переехал в 1992 году, и продолжаю тут художественно вольничать.
- То есть, Вы зарабатываете на жизнь художественным ремеслом? И как эта художественная вольница Вас кормит? - Кормит, слава Богу. Правда, несколько лет назад кормила лучше, сейчас немного чувствуется кризис.
- Кто приобретает Ваши работы? - Как обычно - частные коллекционеры. Правда, одна картина куплена чикагским музеем.
- Думаю, читателям За-За было бы интересно познакомиться с Вашим искусством в рамках рубрики Вернисаж. Вы не против? - Нет, что Вы, я с удовольствием.
- В таком случае, мы вернемся к этой теме позднее, а теперь, с Вашего позволения, сосредоточимся на литературе.
Поскольку кормит Вас именно ремесло художника, будет ли корректно называть Вас художником, пишущем стихи? - Формально – да. Но на самом деле в моей жизни живопись и литература занимают равные позиции. А еще точнее – стихи для меня самое важное.
- Михаил, рисуете Вы с детства, а пишете? - Стихи и прозу пишу лет с 18, то есть, перефразируя Лермонтова, я поздно начал, кончу позже. Во всяком случае, писать.
Первую книгу ("Приключения Торпа и Турпа"), написал в 25 лет, в соавторстве с другом, Михаилом Валигурой. Она вышла в 1992 в Киеве в издательстве "Эссе".
- А какие у Вас есть еще публикации? - Некоторые стихи были опубликованы в немецком русскоязычном журнале "Родная речь", поэму "Попугай" напечатал американский еженедельник "Новое русское слово". А в конце апреля в Украине вышел сборник поэм и стихов.
- А есть ли у человека, профессионально занимающегося живописью и литературой, еще и хобби? - Представьте, есть. На досуге я сочиняю музыку.
- И как ко всему этому относится Ваша семья? - Никак, я уже трижды счастливо не женат.
- Принимали ли вы прежде участие в каких-либо поэтических конкурсах? – Никогда. "Пушкин в Британии" – мой первый поэтический и вообще какой-либо конкурс. И в нем участвовать я не собирался. Когда я прочел о нем в газете «Европа-Экспресс», эта информация меня не слишком заинтересовала. Потому что не люблю, когда первая строка написана за меня кем-нибудь другим, пусть и Пушкиным. Но дальше события как бы вышли из-под моего контроля: стих с пушкинской строчкой «Моря достались Альбиону» неожиданно написался сам собою, очень быстро, и дело было решено.
- Расскажите, каким был лондонский турнир в год 210-летия со дня рождения поэта? - Турнир был организован отлично и с любовью. К сожалению, далеко не все участники смогли добраться до Лондона – кому-то не дали визу, кому-то не позволило здоровье, а кому и финансы. Из ныне живущих на территории бывшего Союза приехали лишь Андрей Олеар из Томска и Юрий Сапожков из Белоруссии. Они, кстати, заняли соответственно первое и второе места в конкурсе перевода, который в этом году проводился впервые. В поэтическом турнире Королевой стала Наташа Максимова из Великобритании, а вице-Королевой очень обаятельная Лена Петрова из Франции. Наше с ними соперничество носило скорее относительный характер - всё же, мы больше коллеги и, если хотите, "соучастники", нежели соперники. Вместе шлялись по Лондону, заглядывая в каждый третий паб, болтали о чем попало (иногда даже о поэзии) – словом, время проводили весело. Кстати, старожилы турнира с удивлением (надеюсь, что без досады) отметили, что это был чуть ли не первый случай, когда обошлось без единого скандала, которыми частенько сопровождалось на этом турнире распределение призовых мест. Главным для меня было знакомство с интересными и большей частью веселыми людьми, а также с самим Лондоном, который я уже давно хотел увидеть. Не скрою, третье место было для меня разочарованием, но первенство, отданное Малым Жюри, а, главное, приз зрительских симпатий это разочарование вполне скрасили. В конце концов, дело судей – судить, а поэтов – писать.
Вот, я сочинил для ваших читателей экспромт на тему Лондонского конкурса.
Писать о Лондоне отчет –
Неблагодарная задача.
Меня, события инача,
О чем-нибудь наврать влечет.
Допустим, Пушкинский Турнир:
Любимец публики, кумир
Пивнушек, баров и кофеен,
Я не был здесь окорифеен
И не вкусил заветный сыр
Из мышеловки. Но зато,
Веселый, словно конь в пальто,
Прошел по всем окрестным пабам,
Пил эль, подмигивая бабам
Со станом, сходным с баобабом,
И возвращался по ухабам,
Сквозь улиц сеясь решето.
У Букингемского дворца,
Как зверь, бегущий на ловца,
В Сент-Джеймском парке встретил белку,
Что лапой мне сдавила кисть
И, не найдя в ней, что погрызть,
Сквозь верхнюю зубную щелку
Весьма презрительно и мелко,
Но метко плюнула в лицо,
Свой хвост свернув в полукольцо.
Порою злы судьбы подарки...
Но как смеялись дети в парке!
На этом грустный свой отчет
Закончу. Призрачно и тускло
Пускай, как прежде, жизнь течет
По мной проложенному руслу.
Вот только – мною ли? Увы,
Я сам на откуп жизни отдан.
И пусть мне вслед помашет Лондон,
Не поднимая головы.
- Спасибо, Михаил. До новых встреч на «Задворках», я надеюсь?
- Конечно. А пока, как приложение к нашей беседе – стихи, которые я читал на конкурсе. И фотография, изображающая меня в этот торжественный момент.
С Михаилом Юдовским беседовали Евгения Жмурко и Евгений Кудряц.
* * *
Моря достались Альбиону –
Мощь, равнодушная к закону,
Завоевала мир на треть,
Чтоб, уподобясь скорпиону,
Себя ужалив, умереть.
Судьба империй – обреченность.
Их нерушимая сплоченность
Верна не более, чем миф.
Самовеличьем увлеченность
Бросает корабли на риф.
Легко опиться, как отравой,
Своею собственною славой,
От этой чаши околев,
Кто б ни был ты – орел двуглавый
Или на лапы вставший лев.
Величье длится лишь мгновенье.
Лишенная благословенья,
В пустыню превратится степь.
Хиреет связь, теряя звенья,
И на кусочки рвется цепь.
Да будет так. Но разве дело
В размерах собственного тела?
Переливаясь и дыша,
Внутри телесного предела
Трепещет бабочкой душа.
Несясь вперед с поджатой гузкой,
Пусть станет мир полоской узкой.
Простор – не более горсти
Земли британской или русской,
Что тянет к сердцу поднести.
Бредут созвездий караваны –
На свете всё обетованно,
И, сбросив ложный ореол,
Пусть лев бежит через саванну
И в небесах летит орел.
Зимнее поле
Прости меня, поле
В вечерней мольбе,
За то, что без боли
Хожу по тебе,
Срываю твой колос
И пальцами тру,
Прозрачный, как волос
На зимнем ветру.
Судьба человека –
Как путь корабля.
Меж пятнами снега
Чернеет земля.
Я стану ковчегом,
Твердя наизусть
О том, как под снегом
Колышется грусть,
Как ветер страницы
Листает во тьме.
Но холодно птицы
Поют по зиме.
Дрожащий их голос
До боли похож
На тоненький колос,
Попавший под нож.
И лезвие стали
Лукаво, как бес,
Шумящие дали
Срезает с небес.
Прости меня, поле,
Змеясь от теней,
За то, что неволи
Охота сильней,
За то, что над телом,
Сраженным в бою,
Оставшийся целым,
Я песню пою.
Застыв в укоризне,
Прости и продли
Дыхание жизни
Над спячкой земли.
Однажды умру я,
И песня на мне
Обвиснет, как сбруя
На мертвом коне.
Но ты, мое поле,
Но ты не умрешь,
Достав из подполья
Весеннюю рожь.
Блеснет на раздолье
Веселая медь.
Поэтому, поле,
Позволь мне допеть.
Звени, аллилуйя,
Во веки веков,
Колосья целуя
Сквозь толщу снегов.
Из темной юдоли
Пробившись к весне,
Прошу тебя, поле,
Пропой обо мне.
Под тяжестью хлеба
Пусть даль шелестит,
И дух мой на небо
Под песню взлетит,
А тело, до срока
Измучась в борьбе,
Без тени упрека
Вернется к тебе.
Шестистишья
Твоя наивность слишком горяча.
А я устал. Ни твоего плеча,
Ни рук твоих, ни нежного затылка
Я не коснусь. Как к пламени свеча,
Так жертва опрометчиво и пылко
Стремится под секиру палача.
Я не злодей, я не нарочно груб.
Звучит печально флейта в хоре труб.
Под ветром осыпается шиповник,
Теряя лепестки невинных губ.
Помилуй Бог – какой же я садовник?
Скорее – поневоле – лесоруб.
В душе моей гуляют декабри –
Темно снаружи, холодно внутри.
Завален снегом сад наполовину,
И, как живые пятнышки зари,
Поклевывают мерзлую рябину,
Сверкая алой грудью, снегири.
Забредшая сюда издалека,
Застыла в изумлении река,
Со всех сторон охваченная льдами.
Но неподвижность стала ей близка –
Мгновения, умножившись годами,
Незримо превращаются в века.
Так было, есть и, верно, будет впредь.
Печально раньше смерти умереть.
Бездарно ощущенье здешней скуки.
Вечерний воздух потемнел на треть,
И ветер дует бешенно на руки,
Пытаясь их морозом отогреть.
Но даже если нет пути назад,
Заглянем напоследок в этот сад,
Где, с трепетом предчувствуя секиру,
Под снегом ветви голые висят.
И наши судьбы шествуют по миру,
Живя и умирая невпопад.
