№4/2, 2011 - 10 апреля 1937 родилась Белла Ахатовна Ахмадулина, советская и российская поэтесса, писательница, переводчица, одна из крупнейших русских лирических поэтесс второй половины XX века
Ужин за решеткой с Беллой Ахмадулиной
Елена СКУЛЬСКАЯ
Справка
Родилась в в Таллинне. Дочь писателя Григория Скульского. После окончания филологического факультета Тартуского университета (1972) работала учителем в школе (1972-74), в газетах «Советская Эстония» (1974-97), «Молодежь Эстонии» (1997-99). Педагог, а потом советник по литературе в Русском театре Эстонии (с 1999). Дебютировала как поэт в 1970 г (коллективный сборник "Знакомство"). Выпустила 10 книг стихов и прозы, на русском и эстонском языках. Печатает стихи и прозу в журналах «Звезда», «Дружба народов», «Наша улица», «Таллинн». Участник коллективных сборников: «Малоизвестный Довлатов», «Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба», «Татьяна Бек: она и о ней». Автор пьес «Как любить императрицу», «Новый год наоборот», поставленных на сцене Русского театра Эстонии. Произведения Скульской переведены на украинский и эстонский языки. Она - член СП СССР (1980), после 1991 года - член Союза писателей Эстонии, в эстонской газете «KesKus» ведет постоянный раздел о русской литературе (с 1997). Номинант премии им. Аполлона Григорьева (2002 г.), лауреат премии Eesti Kultuurkapital (2007 г.), премии МАПП (международной ассоциации писателей и журналистов) 2005 г. Живет в Таллинне.
В 60-е, 70-е годы минувшего века писать было опасно: у каждого литератора было на одного читателя больше, чем он думал, и этот самый внимательный читатель сидел в КГБ; он умел по синтаксису, по запятой определить тайного диссидента и закрыть писателю дорогу к другим читающим людям. Но в целом времена уже были, как говорила Ахматова, вегетарианские, и болтать с друзьями можно было о чем угодно - обычно устные рассказы не наказывались. Постепенно устный жанр и стал самым популярным, самым значительным, виртуозным и даже определил своих гениев - Сергея Довлатова, Евгения Рейна и целую вереницу других. Устные рассказы подавались к столу вместе с большим количеством водки и вина, очень скромной закуской, сигаретным дымом, стихами и гитарным перезвоном. Компании отбирались тщательно, осторожно, чужие никогда не попадали на эти тайные квартирные вечери.
Мечтой творческих москвичей было попасть в мастерскую художника Бориса Мессерера, где он поселился с поэтессой Беллой Ахмадулиной. Мастерская расположена и сейчас в мансарде под самым небом, там по-прежнему гостей рассаживают среди огромной коллекции старинных граммофонов, работ Бориса, папирусных штандартов с рукописными стихами Беллы, и по-прежнему лучшие поэты России читают там свои стихи.
Белла Ахмадулина, родившаяся в 1937 роковом году, наследовала заповеди Серебряного и Золотого века русской литературы, но, по счастью, не должна была разделять судьбу поэтов тех эпох. Они надевали на себя трагическую маску Поэта, маска прирастала к коже, и они расплачивались за свои стихи жизнью; Ахмадулина лищь примерила маску и моментально расплатилась за этот свободный жест славой, признанием, возможностью увидеть мир во время поэтических гастролей. Советское государство играло с вольными шестидесятниками в лукавые игры: ласкало иных из строптивых поэтов, а лаская надевало на них ошейники- не очень тесные, но все-таки сдерживающие. И такие поэты начинали ходить по лезвию ножа - по тонкой грани между совершенно запрещенным и немножко дозволенным…
Белла Ахмадулина - одна из самых красивых женщин эпохи; обладательница хрустального, переливчатого, артистически безупречного голоса, мастерица блестящих устных рассказов; воспета восторженными стихами практически всех современников…
Однажды, в 70-х, Евгений Рейн пришел в гости к Белле Ахмадулиной. Поднялся на шестой этаж и видит, что вход на лестничную клетку забран решеткой. Стал кричать, звать хозяев; из квартиры вышла Белла и говорит, что Борис ушел, а ключ от решетки унес с собой. Рейн хотел распрощаться, но Белла его удержала: она принесла столик, накрыла скатертью, Рейн открыл принесенный коньяк, сели они по разные стороны решетки, выпивают. Вечером вернулся Мессерер и говорит: «С какой стороны ни посмотри, а поэты у нас сидят за решеткой…»
Почему все молчали?
Однажды, в 80-х, Ахмадулина приехала в Таллинн и попросила меня познакомить ее с настоящим типичным эстонцем - чтобы был с трубкой, с бородой и медленно-медленно, с большими-большими паузами изрекал какие-нибудь философские максимы. Дело было поздним вечером, если не сказать ночью. Было к тому же много выпито. Я сказала, что в такое время и в таком состоянии можно, пожалуй, нагрянуть только к Тээту Калласу, но, боюсь, он разрушит ее представления об эстонском темпераменте - он человек резкий, яростный; ради любимой женщины вошел в клетку к тигру, тигр кинулся на него и отгрыз палец. Белла отнесла историю за счет моего воображения и с удовольствием пошла в гости к Калласам, поскольку читала книги Тээта и его проза была ей по душе. Началось ночное застолье, Тээт и Белла встретились впервые, но немедленно заговорили так, как было принято и понятно на наших полуподпольных кухнях. И вдруг Белла заметила, что у Тээта не хватает на руке пальца; Тээт перехватил ее взгляд и прокомментировал: «Это у меня была не очень удачная встреча с тигром…». Белла воскликнула: «С какой стремительносью в Эстонии литература становится фактом жизни!»…
Поразительный случай произошел с Беллой Ахмадулиной в Таллинне в тот же приезд. Она захотела поздним вечером пойти в клуб художников и литераторов «Куку», что и сегодня расположен на площади Свободы, только тогда туда пускали лишь по членским билетам. Белле очень понравился и сам клуб и его тихая, какая-то потаенная атмосфера; было много выпито, и вдруг она поднялась, вышла в центр зала, поклонилась до земли и буквально пропела-проплакала: «Простите меня! Простите, что я ничего не сделала для того, чтобы ваша прекрасная страна стала независимой! Простите, что я ничего не сделала для вашей свободы, которая непременно придет к вам!»
Наступила гробовая тишина. Никто не ответил, не повернулся к поэтессе. Она растерянно постояла в центре зала и вернулась понуро за столик. К нам подошел один из завсегдатаев клуба и тихо, но категорично посоветовал нам уйти; Борис Мессерер стал нервно и с вызовом объяснять, что Белла - великий поэт, что сам он - художник, что он буквально ошарашен такой реакцией на искренние слова своей жены, но представитель клуба был тверд и все-таки указал нашей компании на дверь. Только спустя много лет я поняла, что же тогда произошло: Белла была так открыта и так искренна, что ее выступление во времена, когда все говорили одно, думали другое, а делали третье, было воспринято собравшимися как очередная провокация КГБ против интеллигенции…
Однажды, в начале 80-х, Белла Ахмадулина была в Америке в числе других советских писателей приглашена на прием к президенту Рейгану. Он спросил ее: «Кто из ныне живущих в России поэтов - лучший?» Она ответила: «Лучший российский поэт живет не у нас, а у вас - Иосиф Бродский». Кто-то из советской делегации спросил ее, не боится ли она, что ее ответ попадет в газеты и у нее будут неприятности, ибо Бродский считался у нас предателем родины, высланным за границу. Белла улыбнулась: «Боюсь, ужасно боюсь, но все-таки Бродский - лучший!»
Так устный жанр создавал прочные легенды, которые в русской культуре часто ценятся выше, чем книги…
Высокая степень безумства
Белла Ахмадулина создала в поэзии второй половины ХХ века уникальную по талантливости стилизацию под век ХIХ. Стилизация не скрывает своего притворства: обороты и слова часто берутся из поэтического обихода Пушкина, но сдабриваются современно-сленговыми приемами рифмовки, чтобы читатель всегда знал - с ним играют, с ним забавляются, его приглашают в чудесный театр стихотворений.
Она принципиально отказывается от времени, которое мешает свободе высказываний: она пишет стихи о Пушкине, Лермонтове, Цветаевой, Хемингуэе, Ахматовой, своих друзьях - Окуджаве, Вознесенском, Евтушенко; она пишет о природе поэзии и поэзии природы, о красоте зверей и застолий, о вине и любви, о городах и странах, которые кладет на музыку своих стихов. В ее стихах - красота, красота и еще раз красота. Журчащая, нежная, звенящая, поющая…
Она заступается за всех поэтов и художников всех времен, и очень жалеет саму себя. Вот в поэме «Сказка о дожде» она приходит в гости; она промокла под дождем, и все стараются посадить ее поближе к камину, к огню. Она подсаживается к огню и отмечает про себя, что в другие времена люди гораздо охотнее кинули бы ее в огонь, чем согрели, ибо она Поэт, а Поэтов всегда убивают…
Итак, к Белле обращается хозяйка дома:
Она произнесла: - Я вас браню. Помилуйте, такая одаренность! Сквозь дождь! И расстоянья отдаленность! - Вскричали все: - К огню ее, к огню!
Поэтесса комментирует:
-Когда-нибудь, во времени другом, на площади, средь музыки и брани, мы б свидеться могли при барабане, вскричали б вы: - В огонь ее, в огонь! За все! За дождь! За после! За тогда! За чернокнижье двух зрачков чернейших, за звуки, с губ, как косточки черешни, летящие без всякого труда!
В другом стихотворении Беллу Ахмадулину приглашают в гости к литературоведу. И она говорит, что в этом доме она поест и отогреется за «Мандельштама и Марину», то есть за Осипа Мандельштама, умершего в лагере от голода, и за Марину Цветаеву, голодавшую и повесившуюся в горе. В третьем стихотворении Ахмадулина просит читателя не плакать о ней, поскольку она постарается как-то выжить, быть «веселой нищей, доброй каторжанкой». Но при этом и «добрая каторжанка», и «веселая нищенка» - только маски, как и маска голода и маска горя, - просто Ахмадулина считает, что всякий Поэт разделяет судьбу всех Поэтов и несет на себе груз страданий и бед, выпавших на долю предшественников. В одном из разговоров она утверждала:
- Никто, как поэт, не умеет радоваться любому проявлению жизни, любому знаку всего живого на земле. Но у поэта разверстая душа, вбирающая благородное страдание, вбирающая боль мира, за который поэт ответствен. А коли груз ему покажется непосильным и он ослабит ношу, то и его звезда-поэзия скажет: «Ступай и благоденствуй, но без меня». Судьба и творчество - неразделимы. Сам дар, само призвание как бы изначально закладывает в художнике сюжет его судьбы. Но это, конечно, не значит, что поэт может быть совершенно безогляден в своих поступках, полагаясь только на путеводную звезду своего таланта. За душою, за совестью своей, за честностью нужно приглядывать, нужно уметь делать выбор и нужно уметь решаться. Важнее всего для меня - не провиниться перед всеми теми, кто мне доверился…
В одном любовном стихотворении Ахмадулина спрашивает сама у себя: «С ума схожу иль восхожу к высокой степени безумства»? Но любовь для нее неотделима от поэзии. Сойти с ума от выпавших бед - быть как все люди, подчиниться боли, а взойти к высокой степени безумства -переделать боль в стихи, быть поэтом. Пастернак называл поэзию «высокой болезнью».
Ахмадулина включает себя в поэзию, как включают настольную лампу. Она пишет о том, как она может писать стихи, и о том, как не может, о том, какой ей приснился сон, и о том, что была бессонница, о том, что ей привиделся сад в темноте, и о том, что по этому саду шел Пушкин на зов Анны Керн, о том, что только одно прекрасное вино ни в чем не виновато, и о том, что она любит товарищей своих. И нам, на самом деле, безразлично, о чем она пишет, ибо мы слушаем не ее, но музыку, прелестную музыку слез и любви, загадочным образом наполняющую стихи небесным звучанием.
Глубокий нежный сад, впадающий в Оку, стекающий с горы лавиной многоцветья. Начнемте же игру, любезный друг, ау! Останемся в саду минувшего столетья.
Ахмадулина единственный, наверное, поэт в истории русской литературы, который не нажил себе ни одного врага. О ней никогда не сказала ни одного худого слова критика, не ходят о ней в литературных кругах сплетни, с восторгом ее встречают и провожают люди разных вкусов, убеждений, возрастов. Она единственный официальный, обласканный правительственными наградами поэт, которого всегда высоко ценили диссиденты и эмигранты. Высоцкий назвал ее в анкете своим любимым поэтом. Взыскательный и непримиримый Бродский посвятил ей уважительное и глубокое эссе. Она - гармония и совершенство, на которых отдыхают глаз и душа. Именно отдыхают. Для бурь, волнений и катаклизмов есть другие поэты, чьи страсти, чей надрыв, чья смертоносность рождают ответную ярость, злость, отчаяние, разрыв, вражду. Их лица искажены и обезображены молниями и громами; читатель, надорвавшись, с удовольствием время от времени переводит взгляд на безмятежно-прекрасное, артистичное лицо Ахмадулиной, на музыкально-импровизационно-успокоительное лицо ее прекрасной поэзии.
Я бы сравнила пластический дар Беллы Ахмадулиной с пластическим даром Майи Плисецкой - великой балерины. Плисецкая расширила возможности балета, опустившись с небесных пуант на полную ступню, внеся в балет трагическую драматургию пантомимы, жар площадного танца, гомон прозы, бокалы и сигаретный дым; она может выйти в длинном вечернем платье, встать неподвижно и станцевать одними руками. Ахмадулина перевоплощается в ручей, который не разрушает почву, но течет только по тем местам, какие не противоречат ландшафту, и от этого смирения перед миром, от этого не-бунтарства вода ручья отказывается (парадокс!) прозрачней и чище, чем в бурлящих потоках; в этом ручье нет сорванных веток и раздробленных камней с острыми краями, но можно разглядеть каждый камешек на дне, можно выпить этой холодной чистой воды и прикоснуться к гениальному ребяческому простодушию поэта-артиста, который расширяет поэзию до возможностей балета.
«Есть только один повод для слез, - любит повторять Ахмадулина, - искусство!»
…Рассказывают, что как-то, гуляя по южному пляжу в окружении поклонников и поклонниц, Белла Ахмадулина заметила мальчика, поймавшего ужа; она властно взяла у него змейку, положила ее себе на грудь и запела примерно так: «Я - Клеопатра, я - царица, и маленькая змейка жалит грудь…» Мальчик, у которого отняли важную находку, запротестовал: «Тететька, отдай ужа! Тетенька, отдай ужа!» Белла пела, не обращая на него внимания «Я - Клеопатра!», поклонники стонали от восторга, мальчик канючил и канючил: «Тетенька, да отдай же ужа!» Белла повернула к нему царственную голову и вдруг цикнула, как хулиганша из московской подворотни: «Пошел к черту!»; обомлевший мальчишка отстал; через минуту Белла бросила ужа со словами «Какая гадость!»…
Она прекрасная актриса. Она игрок. Игрок, который не знает поражений.
Родилась в в Таллинне. Дочь писателя Григория Скульского. После окончания филологического факультета Тартуского университета (1972) работала учителем в школе (1972-74), в газетах «Советская Эстония» (1974-97), «Молодежь Эстонии» (1997-99). Педагог, а потом советник по литературе в Русском театре Эстонии (с 1999). Дебютировала как поэт в 1970 г (коллективный сборник "Знакомство"). Выпустила 10 книг стихов и прозы, на русском и эстонском языках. Печатает стихи и прозу в журналах «Звезда», «Дружба народов», «Наша улица», «Таллинн». Участник коллективных сборников: «Малоизвестный Довлатов», «Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба», «Татьяна Бек: она и о ней». Автор пьес «Как любить императрицу», «Новый год наоборот», поставленных на сцене Русского театра Эстонии. Произведения Скульской переведены на украинский и эстонский языки. Она - член СП СССР (1980), после 1991 года - член Союза писателей Эстонии, в эстонской газете «KesKus» ведет постоянный раздел о русской литературе (с 1997). Номинант премии им. Аполлона Григорьева (2002 г.), лауреат премии Eesti Kultuurkapital (2007 г.), премии МАПП (международной ассоциации писателей и журналистов) 2005 г. Живет в Таллинне.
