№4/2, 2010 - Вернисаж

ПУТЬ

Помимо впечатлений, получаемых от внешнего мира, от природы, художником владеет и то, что рождено миром внутренним. Поиск художественных форм, призванных воплотить взаимопроникновение и взаимовлияние этих впечатлений, приводит его к осознанию необходимости художественного синтеза, т.е. сопряжения разнородных составляющих в той степени и в том качестве, в каком это происходит в самом его, художника, существе. Задачи самопонимания, самопостижения глубинных корневых источников собственной личности заставляют его заглянуть в тайны зарождения культуры в целом. Художник понимает, что ответ следует искать в природе архетипического: да, это уже звучало в культуре прошлого, но ни один архетип не может быть сведен к простой формуле, однажды и навсегда выверенной. Архетипическое продолжает жить веками и всегда требует нового истолкования. Это внутреннее открытие и стало стержнем творческих прозрений Владимира Фуфачева.

Художник значительное внимание уделяет "первоначалу" как основополагающему понятию, которое одновременно раскрывает и сущность бытия, и обращаемое на него размышление. Первоначало для него открывается как способ, который помогает человеку войти в бесконечный поток жизни со всей первозданностью единственного, неповторимого существования. Работы художника остро дают почувствовать, что первоначала, как истоки, кровно связывают человека с тем, что существовало в ином для него времени, но что осознается им как часть себя. Таким прочтением древнейших пластов культуры Владимиру Фуфачеву удается показать, что "первоначало" как бесконечный повтор "Всегда-уже-начавшегося", есть вертикаль, которая делает человека непреходящей частью мира. При этом время теряет свои абсолютные параметры - и самое далекое, в конечном счете, оказывается самым близким. Поэтому, несмотря на предельный архаизм материала, к которому обращается художник, его работы несут отпечаток личностной, порой даже автобиографической интерпретации.

Письмена первоначала становятся для художника и одной из центральных сквозных тем, и основой художественного языка, обуславливая специфику его творчества в целом, так как пронизывают все его сферы: здесь и обживание пластических форм архаики, как бы очищенных от поздних наслоений культуры, и стремление "прочесть" иерографические знаки природы, и осознание "письменами первоначала" самой технологии творческого акта, материала, с которым он работает, фактуры, цвета, линии и т.п. То есть в процессе творчества происходит мифологизация как "письмен первоначала" не только образов, но и средств, их воплощающих.

Так, например, художником чрезвычайно активно мифологизируется линия, которая осознается им как полное значения независимое существо. Художник признает особую символику, скрытую в самой природе линии, поэтому она (линия) переживается им как единица смысла, неделимая и на другие языки непереводимая. Стремление актуализировать смысловой потенциал линии является одной из определяющих черт творческой практики художника, что приводит к рождению специфического синтеза: не искусств, как мы видим это в традиционной художественной культуре Нового времени, а выразительных средств, взятых из разных сфер творчества, из разных технологий. Смешанная техника выстраивается художником таким образом, чтобы и через цвет, и через фактуру максимально выявить монументальный, вселенский характер линеарного начала как воплощения жизни (будь то вертикаль или горизонталь - неважно).
В такой интерпретации линия предстает как глубокая мыслеформа, наполняется философским звучанием: благодаря ей художнику удается выявить своеобразные "несущие конструкции" бытия, предопределяющие его самобытность, константность. Отсюда многоаспектный статус линии в его творчестве: линия - художественный способ высказывания, восходящий еще к петроглифам, линия - демаркационная зона между хаосом и становлением, линия - персонаж, выявляющий вектор течения жизни. Линия предопределяет разную степень раскрытости других персонажей: они то явственно прочитываются, доминируя в композиции, то почти исчезают, растворяются в фоне, то едва угадываются в своем зарождении - и, в целом, рождают бесконечную цепь воплощений.

В таком же знаково-символическом ключе, как проблема "первоначала", решается художником и проблема пространства. Чаще всего оно намечается или прямым использованием пространственных символов: креста, квадрата, мандалы и т.п., или соотношением цветовых пятен, построенном на строго выверенных тонах.
К характеру "первоначала" изображенное приближает также предельный лаконизм, фрагментарность и разомкнутость как бы не оформившихся окончательно композиционных построений, каждое из которых, существуя автономно, одновременно принадлежит некоему общему, более масштабному замыслу и органично вписывается в циклы, например: цикл "Река жизни" ("Колесница", "Источник", "Знак дома"), цикл "Реставрация" ("Менгир", "Икона", "Рыцари").

Близка к теме "первоначала" и во многом с ней переплетается другая тема - предмет творческих размышлений Фуфачева - тема "сотворения мира". Обращение к ней через древнейшие космогонические пласты мифологии мыслится художником как возвращение к истокам и, по его словам, обусловлено осознанием необходимости поиска нового магистрального пути развития цивилизации. В основе такого пути ему видится возвращение к природе по принципу существования едиными с ней законами. Он преследует цель, хотя бы символически, соединить воедино человека с природой, духовное с материальным, личностное с всеобщим. Поэтому столь притягательна для него культура архаики, не знавшая образа "разъятой на части Вселенной" и представлявшая акт "сотворения мира" как акт рождения целостности. В произведениях на эту тему чувствуется ее сопряжение с темой первоначала как сопряжение "вновь возникающего" и "существующего в таком качестве извечно". Таковы, например: "Путники", "Каменная лодка", "Знак земли", "Тень стрелы отца", "У озера", "Священная гора", "Письмена" и др.

При погружении в материал архаики художнику удалось не просто уловить и зафиксировать внешние атрибуты архаической культуры. Его работы словно подтверждают размышления Л. Леви-Брюля о том, что "не существует двух форм мышления ... одной пра-логической, другой - логической, отделенных одна от другой глухой стеной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют в одном и том же обществе - и часто, быть может, всегда, в одном и том же сознании".

Фуфачев раскрывает специфику пра-логических форм архаического сознания как специфику сознания современного общества. Он конструирует "знакорожденный образ мира", сакрализируя органические природные формы, создает модели нескончаемого потока жизни, которые считываются как космогонические формулы. "Вода", "земля" в таких моделях выступают даже не как мифологемы, а как нечто более всеобъемлющее, дающее начало всему, что может быть выражено через мифологему. Птицы, рыбы, раковины, кони предстают в них и как древнейшие иероглифы природы, и как сакральные знаки, и как захватывающие воображение художника тотемы вечности. Перед зрителем предстает "настоящее", которое включает в себя и прошлое, и будущее, т.е. "всегда", которое спрессовывает прошлое и будущее в неразделимое единство. Через такое движение к древним архаическим пластам сознания в работах Фуфачева большую значимость обретают смысловые структуры, в которых зафиксировано состояние мира без человека, вернее, то состояние, когда человек еще не выделил себя из него как особую сущность. Таковы полотна Фуфачева "Ветер ночи", "Память моря”, "Тотем", "Небо и земля".

Уделом человека в этом мире художнику представляется ПУТЬ. "Идущий", "Путники", "Всадники", "Колесница", «Архетип», «Лучники», уже упоминавшиеся «Путники» и «Знак земли» - довольно длинный ряд композиций, фиксирующих этот удел, это изначальное предназначение человека.
Путь пролегает в пространстве и времени. Но, поскольку эти категории мыслятся художником как бесконечность, вернее, как категории, превышающие масштабы человеческого измерения, то и сам путь предстает в его работах как процесс или как субстанция, не имеющая конечных точек координации. Поэтому, пытаясь обозначить сущность "пути" в творческой концепции художника, скорее, можно говорить о построении им архаически неразделимой модели пространства-времени, в которой он самоопределяется через стилистико-мифологическую топографию духовного.
Отсюда "земля", "земное" расшифровывается им не только как место возможного перемещения, но и как допустимое в бесконечном "начало" и "завершение". Другими словами, через "земное" художник предпринимает попытку в бесконечном обозначить некую пространственно-временную соразмерность человеку - и через нее открыть возможность Пути. "Небо, - как пишут в одном из своих словарей московские концептуалисты, - есть нечто, объяснения которому нет. Смысл неизвестен, причины возникновения немыслимы, объем не поддается измерению, какие-либо границы отсутствуют..." Чтобы наполнить "небесное" человеческим содержанием, художник интерпретирует его как некую идеальную сущность, некую цель, которая делает "путь" не только возможным, но и необходимым.
Согласно мифологической топографии духовного, "путь" в работах Владимира Фуфачева часто пролегает в отсутствии привычных координат верха-низа, пространственно-временная взаимозаменяемость органично допускает равнозначное прочтение горизонтали - вертикалью и наоборот, а колесница вне земного притяжения парит в бесконечности полета.

Тема пути вырисовывается как чрезвычайно близкая художнику, к ней он возвращается вновь и вновь. В самом формировании и развитии культуры проблема пути видится художнику как основополагающая. Именно через проблему пути он стремится преодолеть границы, очерчивающие отдельно взятую человеческую жизнь. Рождение-смерть, приход-уход - сама жизнь мыслится художником в категориях пути. (См. работы: «Идущий», "Колыбель Темучина", «Путники», "Из детства", "Тропа Чингисхана", "Каменная лодка"). "Путь в творчестве художника намечается и как форма жизни, и как постижение ее тайны и смысла, к разгадке которых он пытается приблизиться в целом ряде работ, таких, например, как: "Тропа времени", "Знак земли", "Красный перевал", "Путь", "Борис и Глеб" и др.
Путь как определенный вектор творческого развития во многом предопределил судьбу самого художника, помогая сохранить целостность и приверженность к однажды обозначенным ценностям. Достаточно познакомиться с работами, которые, на первый взгляд, далеко отстоят от его творческих интересов, например, с циклом "Америка". Цикл был написан после посещения Нью-Йорка. После этой поездки, как признает сам Владимир Фуфачев, сформировалось более осознанное понимание неповторимости и своеобразия собственной культуры, собственной ментальности, изменилась точка отсчета в системе ценностей, появилось более масштабное видение мира. Но, в целом, после столкновения с незнакомой прежде системой культуры художник остается верен своим приоритетам.

Этот факт хорошо прослеживается в работах, написанных по американским впечатлениям. Жизнь Нью-Йорка - все тот же поток, а бесконечное множество нью-йоркских небоскребов - всего лишь модификация Башни архаики. "Башня" - одна из paбот этого цикла. Именно как еще одну попытку построить связующую вертикаль между землей и небом, интерпретирует увиденное Фуфачев: "Мы строим ее всегда и всюду, эту идеальную мифологическую башню. Специфика американской модели - в том, что это башня отражений." Бесконечная цепь зеркально сверкающих окон отражает все, что происходит вовне: небо, лица, зеркальные окна двойников, единственное, что ускользает от смотрящего - это сущность самой башни. Удается уловить лишь остов конструкции как некую клетку, заключающую в себе иерархическую структуру ликов. Фундамента-опоры нет, завершения нет - все тот же прием разомкнутой вертикали не дает возможности зрителю осознать: закончено ли строительство? Фантомный образ ускользающего времени - кажется, вот что таит в себе Зазеркалье нью-йоркских башен Фуфачева.

Синкретизм архаики оставил в наследство современной культуре специфические знаково-символические структуры, которые подаются художником в лаконически "свернутом" варианте. Чаще всего он не прибегает к прямому использованию традиционных схем или сюжетов. "Воспоминания" архетипического проживаются художником как сокровенно интуитивное ощущение сакрального и проявляются в импульсивно-фрагментарном обращении к разновременным традициям его воплощения: архаическим, средневековым, возрожденческим. В силу этого в его произведениях сосуществуют элементы первобытной, языческой, христианской символики, выявляя свое родство и универсальность. Эклектически смешивая стилевые приемы и сюжетные формулы, он провоцирует зрителя к "вновь-прочтению" предлагаемого материала. В каждом знаке-символе, интерпретированном художником, природное начало и духовные первопринципы сплавляются в неразделимой целостности, предстают как реалии константного вневременного характера, которые, несмотря на внешние повторения, в его работах освещены интимным экстатическим открытием-обретением.


Елена Булычева, кандидат искусствоведческих наук, культуролог







О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"