Из Кирьят-Аты пришла бандероль. Две книги прислала Элиза Львовна Серман. Этот подарок возвратил мою память сквозь годы лет на пятьдесят назад. В Симферополь, в детство, в юность. И пунктирно в этих воспоминаниях присутствует великий человек – Борис Евгеньевич Серман*.
Знаменитость
Было это в году 1958-1959. Утро зимнего дня. Бегу вверх по улице Некрасова к однокласснице Леночке Резниковой. Договорились вместе уроки делать. Бегу ли? Ночью выпал снег, но сейчас солнышко. Всё тает, скользко. Возле некоторых дворов нормально: кто-то посыпал золой. Но чаще натоптано, накатано. Да и дорогу переходить ужасно – машины превратили её в каток. Но путь недалёкий, вот и калитка. Открываю её и…
Дорожка расчищена, снег свален за ограду, возле которой стоит и курит Борис Серман. Совсем не похожий на себя, известного поэта. На плечи накинут какой-то пиджачок, а штаны! Точно такие же, как у наших мальчишек на физкультуре: тоненькие, трикотажные, когда-то синие (после первой же стирки цвет сползал) и на коленках растянутые. Иду к двери квартиры подруги, а сама разглядываю поэта. Это ж надо! Как Ленке повезло!
Леночка смотрит на меня, ничего не понимает.
- Да, дядя Боря здесь живёт.
- И ты его видишь каждый день? Можешь с ним говорить?
- Конечно.
Я замолчала. Нет, ей, не тюкнутой по башке литературой, меня не понять. Я даже не могла представить себе, что ПОЭТ живёт среди обыкновенных людей, у него есть дом, соседи…
Я часто видела его на Некрасова (взрослые по старинке называли эту улицу Малобазарной). Не помню, кто мне сказал, что это поэт Борис Серман. Мама? Папа? Старшая сестра?
Да ни всё ли равно, я его знала всегда! По этой улице спускались в центр города все живущие на ней и на многочисленных переулках старого города. Когда шел Серман, ему уступали дорогу. Все его знали. Не могу найти точного слова, уважение ли, преклонение ли испытывали? Или же гордость, что среди нас живёт поэт? Не помню когда я впервые услыхала (прочитала) стихотворение Роберта Рождественского «На земле безжалостно маленькой жил да был человек маленький…», но тотчас же решила, что этот стих о нём, о Сермане. О поэте, солдате, бесстрашном воине. Таким он остался и после войны.
Каменоломни
Не помню точно, в каком классе я тогда училась. 1959 или 1960 год. Зимние каникулы. Моя старшая сестра работает старшей пионервожатой в школе № 9. И по блату берёт меня на двухдневную экскурсию в город Керчь, на завод имени Войкова. Тогда было модно приобщать школьников к труду. До этого сестра пригласила к себе в помощницы вожатую-производственницу Таню Розенберг. Тоже по блату, рыжая Танька – младшая сестра самой верной подруги сестры – Любы. (Сейчас Люба, Таня и их старшая сестра Софа живут в Израиле. А в те годы их ворота смотрели на калитку Сермана).
Замечательная экскурсия была! Спали мы на матах в спортзале какой-то школы, нас провели по всем цехам огромного завода. Было много каких-то лестниц, огня и металла. Ну и, конечно же, поднялись на Митридат, побывали и в Царском кургане. Осталось свободное время. Кто-то из знакомых сестры - инструктор горкома комсомола организовал незапланированную экскурсию в Аджимушкайские каменоломни.
Мокро, холодно, грязно. Автобусы буксуют. Вышли. С нами совершенно обыкновенная женщина. Идём за ней. Куда – непонятно. Какие-то скалы. Через пару сотен метров она подводит нас к невидимой трещине, уверенно наклоняется и ныряет туда. Мы кое-как следом. Женщина раздаёт нам свечи. Их немного, но что-то видно. Она рассказывает о защитниках каменоломен, об их подвигах. И вдруг я слышу знакомое имя: «Борис Серман». Она с восхищением говорит о нём. О том, что он пишет письма в самые высокие инстанции, подключает самых известных писателей и поэтов (поэт в России больше чем поэт), собирает деньги на памятник. Или хотя бы на какие-нибудь защитные ограждения, чтобы вандалы не глумились над этими святыми, пропитанными кровью, катакомбами. Да, тут уже видны современные осколки... от бутылок.
Кто эта женщина? Как её звали? Бывшая подпольщица? Нет, не помню. Ужас свой помню. Страшные её рассказы. Неужели вот этот закопченный угол пещеры был госпиталем? Здесь кого-то оперировали? Приспособление для сбора воды. По капелькам собирали. И делили: детям, раненным и больным, старикам и старухам. А это дырка, через которую немцы пускали газ? И остатки кирпичной маленькой стенки – кто-то из горожан предупредил, они замуровались…
Знают ли нынешние керчане, кому они обязаны высоким званием «Город-герой»? Думаю, нет. Кто на этой безжалостной земле замечает «маленьких» героев?
Художника обмануть может каждый
Октябрь 1965 года. Вечерняя школа, выпускной одиннадцатый класс. Учащихся поубавилось – скоро праздники, сачкуют. На перемене меня выхватывает классный руководитель – Раиса Исааковна Спиртус. Отводит в укромное место: «Маечка, просьба огромная. К Нам пришла новенькая. Подружись с ней, пожалуйста. Очень интересный человек. У неё проблемы со здоровьем, пришлось оставить учебу в престижном столичном ВУЗе, уехать к родителям. Но она такая удивительная – не хочет время зря терять, решила обновить знания. Очень начитана – ей в нашем классе общаться будет не с кем. Ну, ты сама понимаешь. Поддержи её. Институт ей придётся, видно, бросить. Что ж, поступит в другой. Лишь бы здоровье сохранила – это главное. Я так хочу, чтоб она осталась в нашем классе!»
Заверила Раису Исааковну, что всё будет замечательно.
На следующее занятие в вечернюю школу пришло несколько человек – молодёжь. Старики, от двадцати и старше, - готовятся к празднику – какая учеба?
Коля, кажется, Мезенцев, сын другой учительницы, единственный с кем контачу. Славный мальчишка. Шутит с серьёзным видом, глупости говорит тоже очень серьёзно. На полном серьёзе высчитал, что я состою на 20 процентов из Анны Карениной, на 70 из Плюшкина и на 10 из Гобсека. Умник! Да, мама его, кажется, была математичка…
Миша Король. Молчун. Говорит что кроме «Войны и мира» ничего не читал и не собирается. Ему этого хватит. Думаю, шутит.
Как звали третьего? Не помню. Он почти не учился, сбегал. Но потом поступил в институт. Способный.
И новенькая. Чего это Раиса Исааковна решила, что ей надо помочь влиться в коллектив? Сидит, бойко болтает. Мальчишки, вон, заслушались как! Послушаю и я.
- Зовут меня Галя, я из Москвы. Училась там, но обстоятельства… вернее скучно стало, муж на съёмки уехал заграницу. Он очень перспективный режиссёр, окончил ВГИК, снял три фильма, получил отличную прессу, завоевал несколько международных призов.
Я поинтересовалась именем-фамилией мужа, названиями фильмов. Галя снисходительно ответила. Странно, но в «Советском экране», который уже несколько лет выписываю, ни режиссёра такого не упоминали, ни его фильмы. О призах тоже ни слова…
- Возможно. Об элитарном кино у нас не пишут, ты разве не знала?
Мальчишки шикнули, чего мол, влезла? Сиди себе со своим «экраном» и не мешай. Тут такой рассказ! О Париже, – там нужно было обязательно с супругой быть. О Лондоне, о королевском приёме, об этикете, о призах. Но это не главное. Об артистах, о том кто как себя ведёт, кто пьяница, кто на ком женат.
Парни и я заслушались. Засыпали мы Галю вопросами и не думали расходиться. Ох, как она нам понравилась! Симпатичная, на Татьяну Самойлову похожа. Так же косит красиво.
Учебу отменили, в нашем классе – пять человек, а в остальных ещё меньше. Или – никого. Если б уборщица нас не выгнала, ни за что не ушли бы. Впервые в жизни соприкоснулись с настоящим искусством!
После октябрьских праздников посещаемость вообще никакая. В этот год что-то сдвинули-передвинули, выходных много получилось. По инерции народ ещё гуляет, в классе только Коля, Миша и я. Сидим. Отпустят или не отпустят? Колька сказал, что те классы, где придёт шесть человек и больше, будут учиться. Заскочил наш способный, услыхал новость, тут же ушел. Сидим. Мише что? Он всегда молчит. И тут Колька не выдержал, всё нам рассказал. От мамы своей, наверное, узнал.
Как Евтушенко и Серман не встретились в Симферополе
«Эта Галя рассказала Раисе Исааковне о своей семье. Какие-то «шишки».
- Папа дружит с Евтушенко. Сейчас они с мамой и сестрёнкой на курорте, а Женя прилетает прямо 7 ноября, у него встреча с друзьями, решили поохотиться. Обычно он у нас всегда останавливается, когда инкогнито. У них компания, любят пострелять. Папа с ними иногда тоже молодость вспоминает.
Ну, а наша Раечка добрая ж.
- Галочка, деточка, чем же ты его кормить будешь?
- Ой, Раиса Исааковна, он непривередливый. Что-нибудь придумаю. Телевизор посмотрим. Самое главное утром его разбудить, приедут за ним очень рано.
- Может вы с ним к нам домой придете? У нас должны собраться друзья, есть среди них писатели, художники, приличные люди, интеллигентные.
- А это удобно?
- Конечно, Галочка, очень удобно.
В назначенное время (после демонстрации) симферопольский бомонд сидит за праздничным столом в доме Спиртус и ждут Евтушенко. Через какое-то время приходит Галя.
- Ой, Раиса Исааковна, миленькая, я на минуточку, всё сдвигается на один день. Что-то произошло. Творческие люди, с ними так трудно, мне это знакомо, но я привыкла…
- Никуда я тебя не отпущу. Быстренько за стол, поешь хоть вкусненько.
Галя согласилась. Потом как-то решилось, что завтра опять она придёт. Но уже с Евтушенко. Но не будет же наша Раиса Исааковна Евтушенко остатками оливье угощать? Всё по новой! Сидят, ждут. Ни Гали, ни Жени.»
Я была потрясена. И тем, что Колька рассказчик удивительный оказался – без эмоций и выражений, но как подал! Монотонно перечислил всех кого пригласила Раиса Исааковна. Я запомнила только Сермана. И то потому, что знала, что жена Бориса Евгеньевича подруга нашей классной. Кажется, ещё Милявский. Но Серманы были точно!
Не знаю, за что меня любила Раиса Исааковна. Но часто она вытаскивала меня в укромное место и откровенно рассказывала о своей семье, о лучшей своей подруге - жене Сермана, спрашивала о моей жизни, приглашала к себе в гости. Но мне было как-то неловко. Всегда наши разговоры были тёплыми.
Но после этого случая Раису Исааковну как будто-то заморозили. Проведёт урок, даст задание и всё. Сухо, делово. И класс затих. Вопрос, ответ, оценка, новый материал, задание на дом. Никакой привычной лирики.
Через пару недель она, как когда-то, вызвала меня. Иду за ней в свободный класс и трясусь от страха. Вдруг спросит? Что сказать? Знаю – не знаю?
- Я знаю, что вы всё знаете. Ничего страшного. Меня другое беспокоит, как Галя дальше жить будет? Аттестат ей нужно получить. Вот адрес, сейчас у вас мой урок, сходишь к ней домой. Здесь недалеко, возле кинотеатра «Мир». Скажешь, что никто ничего не знает – я с ребятами поговорю, её не обидят.
Дверь открыла всклокоченная толстючая орущая тётка. Оказалось, мама Гали. Решила, что я - её подружка и тут же: «Нет этой проститутки… Откуда я знаю? Уже несколько дней где-то шляется. Что, что передать?! Ты с вечерней школы? Придумай что-нибудь умнее!»…
Ох, как мне стало стыдно. Не только за Галю, но и за себя. И я иногда обманывала Раису Исааковну. Говорила, что у меня голова болит, сама же сваливала на свидание. Однажды она бежала за мной по лестнице вниз с таблеткой анальгина (выпросила у кого-то в учительской) и со стаканом воды…
По газонам не ходить
Лето 1970 года. Ура!!!! Впервые работаю по специальности. Парк Культуры и Отдыха. Правда, временно. Освоилась быстро. И на очередном совещании внесла рацпредложение: «Все мероприятия поделить. Чтоб каждый знал за какие отвечает. Ну, а если кому помощь нужна – не отказывать». Коллектив замер. Но тут меня поддержала ещё одна временная, Валя Королёва Ух, какой у неё голос звонкий! Кто-то из постоянных попытался аргументировано возразить. Директор (помню только фамилию – Черкасов), видимо уставший от вечных переперательств: кто виноват?, - неожиданно согласился. И в плане на новый месяц всё поделили.
С Валюшей мы подружились , все сложные мероприятия тут же решили делать вместе. То, что она на поэзии тронутая, видно было сразу. Вчерашняя школьница, она мечтала стать преподавателем литературы. И стала. Но не так быстро. Поступала в университет много лет подряд. Но это потом.
Что это за праздник был? Наверное, «День города». Задействованы были все площадки, нам выпала главная - «Зелёный театр». Можно было пригласить филармонию или театр (попробовали бы отказать), но мы решили блеснуть – «Огонёк»!!!! Всё предусмотрели, со всеми договорились (поэты, писатели, артисты), столики – из шахматного клуба, скатерти – занавеси, вазочки – из дома… А цветы? Денег наличных нет.
- Купим за свои?, - предложила.
- Нет, украдём!, - звонко воскликнула Валя. Как будто перед строем выкрикнула: «Всегда готов!».
(Через несколько лет она мне с таким же детским восторгом расскажет, как не смогла достать билет на встречу с Андреем Вознесенским. Совершенно потерянная бродила у входа в театр им. Горького. И вдруг увидела ЕГО за стеклом двери служебного входа!!!! И он рукой звал ЕЁ. Она подошла, дверь открыл Вознесенский. Тут же вслед за Валей прошли ещё несколько жаждущих. Вознесенский выглянул, убедился, что никого перед входом в театр уже нет, закрыл дверь, поблагодарил обомлевшую контролёршу, указал рукой на лестницу, ведущую на галёрку: «Тихо и быстренько», - и исчез).
“Красть – это плохо. Нельзя!!!», - подумала я. И согласилась. Против такого напора, убеждённости в своей правоте кто ж устоит.
Ох, какая это была операция! Проследив за работниками Зеленхоза, обслуживающими Парк, выяснили, что никакого графика не прослеживается. Когда у них перерыв? Они были везде и всегда. Может и впрямь у страха глаза велики? Таблички с напоминаниями о штрафах торчали на всех клумбах. Думали мы думали и украли (на несколько часов) для начала у уборщицы ведро и халаты. И когда все наши сотрудники ушли на обед, пошли по клумбам – вроде мы из Зеленхоза. Одна следит, чтоб не приблизились настоящие работники, вторая цветочки рвёт и в ведро.
Вот он - наш праздник! В первых рядах директор и остальные методисты. Что это новенькие малолетки придумали? Зал – битком. Гости за столиками. Мы за левой кулисой (решили объявлять в микрофон, чтоб не ходить туда-сюда, да и паузы…). Так уж получилось, но Борис Серман сидел за столиком у правой кулисы и был нам виден. Уже выступил он и другие. Всё динамично, музыкальные перебивки – класс! Тогда ж пластинки были. Но рядом с нами радист – супер! Покровительствовал нам. И вдруг Валя меня толкает и на Сермана показывает. Борис Евгеньевич рукой цветочек оранжевый трогает, внимательно рассматривает. Нас тут же вынесло на улицу – хохочем. Обе вспомнили, как воровали! Радист за нами выскочил, ничего не понимает, орёт: «Кто следующего объявляет?!». Кое-как заткнулись, объявили, тут и финал. Музыка. Гости в зал спускаются, зрители их обступают, целуют, обнимают. Маленький город, все друг друга знают…
Это было моё первое мероприятие с участием Бориса Евгеньевича. Потом их было много. Но тогда я поняла, почему его любят приглашать. Он был универсальным выступающим. Хоть первым, хоть в середине, хоть в финале ставь. Безупречен. Лаконичен. И скромен. Редко читал свои стихи (разве после выкриков из зала), больше о других поэтах, писателях говорил. И об Аджимушкае – всегда. И об Илье Сельвинском – тоже всегда. Умудрялся органично вплести эти темы в свои выступления. Его всегда встречали и провожали громкими аплодисментами. Любая аудитория тут же понимала, что перед ней стоит большой человек маленького роста. Солдат и поэт. Рыцарь.
Счастье, это когда тебя понимают
Никогда в Симферополе не пересекалась с семьёй Серман. Два года назад Виктория Жукова, дочь художника Эммануила Грабовецкого в Натании устроила домашнюю выставку картин отца. И вот здесь я познакомилась с Элизой Львовной и Ириной Явчуновской, с женой и дочерью Бориса Сермана. Вспоминаем улицу Некрасова, а Ирина спрашивает: «Мама это когда было?»
-Когда? Тебя тогда ещё не было…
Судьба свела двух удивительных людей. Две половинки одного целого – это о них.
До войны оба учились в Ленинграде, но знакомы не были. Элиза видела его, читала его стихи. Борис Серман учился на рабфаке. Его буквально вытащила из-под станка журналистка Мария Архарова – пришла на завод делать репортаж, увидела мальчика спрятавшегося под станком и что-то пишущего. Посмотрела – стихи!
Война. Из Краснодара, где был Крымский Обком партии и радиокомитет звучало: «Партизаны и партизанки! Подпольщики Крыма! Слушайте нас!» это был голос Элизы Бабушкиной. Короткие сводки, как они были необходимы, как внушали надежду…
Ну, а Борис Серман был на фронте.
После войны поэт Борис Серман зашёл в радиокомитет, где до войны работал редактором в молодёжной редакции: «Какой дурак сидит на моём месте?», - поинтересовался. Привели, познакомили, дали ей задание сделать материал о поэте-фронтовике.
Потом весь радиокомитет уговаривал Элизу принять ухаживания Бориса Сермана. Они поженились. Прожили вместе пятьдесят два года. И до сих пор вместе. Книгу «Сквозь годы» подготовила и издала на свои деньги Элиза Львовна. Его любовь и муза. Но кроме стихов и семьи у Бориса Евгеньевича была ещё одна большая страсть.
Аджимушкай
Чтобы память о защитниках керченских каменоломен была оценена, Серман не жалел ни времени, ни сил, ни денег. Что уж там, в высоких сферах диктовалось – не знаю. Но молчали. Не говорили. И не разрешали. Более того, знакомые чуть не падали в обморок от смелости этого отважного человека: «Боря, куда ты лезешь? Тебя ж посадят!». Не посадили. Даже из партии не исключили, хотя собирались. Но строгий выговор за дерзость получил. Поддерживали и помогали писатели. Не только крымские. Автор «Брестской крепости» Сергей Смирнов.
Часто в «Открытом эфире» радиостанции РЭКА выступает профессиональный радиослушатель Виктор «из города-героя Керчи». И каждый раз я мысленно комментирую: «Кто б знал твой город, если бы не Серман…».
Ну, а когда он победил, когда был поставлен монумент, то на трибуне для него не нашлось места. Там стояло его величество Обком партии. Да и телеграмму прислал сам Брежнев. Естественно, не ему.
Борис Серман с женой и друзьями стояли внизу, «в массе».
- Боря, поднимись на трибуну, - подначивали.
- Меня никто не зовёт, - отшучивался.
Алые паруса
Между Симферополем и Керчью есть города Феодосия и Старый Крым. Не герои, но родина «Алых парусов» - Великой сказки о любви. Великого Грина уже не было в живых, а его жена оказалась в оккупации, потом в Германии. После войны отсидела, вернулась… В никуда. Их домик властям был необходим. Его использовали как сарай. Да на что ещё он годится? Но у Александра Грина были почитатели. Один из них – Борис Серман. И вдова великого писателя обрела защитника и покровителя, кров и хлеб.
Небольшое отступление. После смерти Нину Грин не разрешили похоронить рядом с мужем опять те же высокие инстанции. Как ещё не сообразили «назначить» кого-то другого в жёны? С них бы стало. И вот как-то ночью, почитатели творчества Александра Грина, самовольно перезахоронили Нину Грин.
История эта известная, но когда спустя годы я услыхала её от участника акции, профессора Симферопольского университета Николая Алексеевича Кобзева… Мороз по коже.
Это уже не сказка, а быль. Про Ассоль.
«Сквозь годы»
Да, так называется книга Бориса Сермана и Элизы Серман. Стихи, воспоминания… Фотография юной Ольги Бергольц с надписью: « Милому, родному Яше в знак горячей дружбы и любви, Оля. Июнь-декабрь 1941 , Ленинград» Яша Бабушкин – родной брат Элизы Львовны. В Евпатории, на доме где они родились и жили, теперь установлена мемориальная доска. Ведь именно он был организатором знаменитого исполнения 7-й симфонии Шостаковича в голодном и замёрзшем Ленинграде.
Яков Бабушкин погиб на фронте.
Это удивительная книга. Точное название. Лаконичное оформление. Даже логотип «Борис Серман» сохранен. Сколько у меня было его книг… И самая первая – «Морская терраса».
Оформил книгу Юрий Рапопорт, сын Ирины Явчуновской и внук Бориса и Элизы Серман.
Комментарии тут не нужны, правда ведь?
Как это важно, чтоб не прервалась связь поколений.
Нахватанность пророчеств не сулит.
Что же сказать о второй, подаренной мне, книге?
«Нити», автор Ирина Явчуновская. Поэзия безупречная. Какая-то воздушная, лёгкая. Переводы с английского, иврита. Оригиналы мне не доступны, языками я не владею. Прав Леонид Финкель: «Ирина Явчуновская – человек двадцать первого века».
Список её регалий может конкурировать с отцовским. Поэта и переводчика Ирину Явчуновскую, пожалуй, за границей Израиля знают больше, чем дома.
А мы всё ещё живём прошлым. Не готовы к тому, что наши дети и внуки намного продвинутее нас. У нового века свои законы. У него своя скорость. Свой взгляд.
Чувствую, что поэзия Ирины Явчуновской на порядок выше поэзии прошлого века. Поэтому и молчу. Читаю и восхищаюсь. И ужасно горжусь. Моё симферопольское местечковое чувство удовлетворено.
А прошлый век нет-нет, да и напомнит о себе. И с этим ничего не поделаешь.
__________________________________________
* Скончался 28 сентября 1996года в Израиле
