№12/2, 2009 - Произведения конкурсантов. Проза


Курланд Борис, Израиль

Родился в 1947 году на западной Украине. После окончания школы поступил в Казанский университет на кафедру микробиологии. Активно занимался самодеятельностью, руководил, как в те времена их называли ВИА - вокально-инструментальным ансамблем, тогда же начал сочинять песни, слова и музыку. По окончанию учебы состоялся авторский концерт из моих песен, в котором приняли участие несколько музыкальных коллективов города.
В 1974 году эмигрировал в Израиль, где и живу по сегодняшний день, все годы работаю по специальности в медицинских учреждениях. В 1999 году получил докторскую степень Ph.D. по клинической микробиологии от американского университета - The Union Institute and University, Cincinnati, Ohio.
В последние годы неоднократно посылал в Интернет стихи и рассказы на иврите, несколько произведений были замечены и напечатаны в антологиях израильской поэзии и прозы.
В 2005 году впервые после тридцатилетнего перерыва поехал на празднование 200 летнего юбилея Казанского университета, где встретился со своими бывшими соучениками, как ни удивительно, но мы узнали друг друга.
В какой-то момент понял, что только на родном, русском языке возможно полностью и точно высказать мысли и думы.
Написал две книги, одна из которых была принята в печать издательством «Вагриус», Москва, рассказ «Стеклянный дождь» был опубликован в израильском журнале «Шарм».
В данный момент продолжаю писать рассказы, стихи, одновременно работаю над третьей книгой.




Искренне Ваш, Гейне

Любовь есть склонность находить удовольствие в благе другого человека.
Лейбниц Г.В.


Уважаемая Нина Григорьевна.
Убедительно прошу Вас, не выбрасывайте это письмо, уделите ему, пожалуйста, десять минут Вашего драгоценного времени. Я знаю, Вы человек очень занятой, вскоре - узнал из печати - должна появиться Ваша очередная книга, кроме того, Вы завалены письмами поклонников и почитателей таланта. Но всё же осмелюсь попросить прочитать мое письмо в редкие минуты свободного времени за стаканом чая на кухне, возможно, после долгой изматывающей работы за письменным столом или в парке, где Вы любите присесть на потертой временем скамье под развесистым деревом, а если мне повезет, Вы прочтете это послание сразу, от начала и до конца.
Я думаю, нет Вашего творческого вечера, концерта, выступления по телевизору, которые я пропустил. Вы меня, конечно, не помните, да и невозможно среди многочисленных зрителей углядеть средне-статистического мужчину моего возраста - лицо круглое, уши вразброс, очки на небольшом, плотном носу, про лысину вспоминать не хочется, живота, слава Богу, у сидящего в кресле не видно. Если Ваш взгляд и скользнул по мне, словно камера наблюдения ювелирного магазина, то вряд ли хоть на секунду остановился, заинтересовавшись моей скромной особой. Я для Вас - безликое ничто.
А жаль. И не потому, что я могу Вам принести ощутимую пользу прототипом героя новой книги, а по причине моей позиции отрицания некоторых моральных правил, ибо сказано мудрым: «Жизнь дается один раз и, как правило, не в самый подходящий момент». Вы не подумайте, я не философ-профессионал или основатель некоего тайного учения, нет, мне хотелось бы объяснить, в чем причина моего поведения, моих чувств к Вам, для меня это данность, не претендующая на публичность.
На этом месте Вы наверняка подумали что-то вроде:
а) - хватить бредни читать,
б) - где корзина для мусора,
в) - еще две строчки и довольно.
Я уверен, что Вы выбрали «в», не зря француз Лабрюйер сказал: «Любопытство – это острый интерес не к тому, что хорошо и прекрасно, а к тому, что редко».
Опишу нашу первую личную встречу. Не удивляйтесь, мы с Вами уже встречались на дне рождения у нашего общего приятеля Витьки Сереброва много лет назад.
Всегда приятно встретиться со знакомыми после долгих летних каникул, потрепаться, рассказать, где побывал, кого видел, с кем подружился, похвастаться загаром, новыми знакомствами и пикантными приключениями, при этом можно немного приврать для увлекательности рассказа и придания особой значительности собственной персоне. Как принято у студентов, гости приносят разношерстную выпивку, а закуска - за счет именинника. Не раз случается, что выпивки на празднике - хоть захлебнись, а жрать, говоря языком, понятным народу, нечего. Но в тот раз все было по-другому, еды много, а спиртного мало. Часа через два стало понятно, если не поступит дозаправка, то вечеринка превратится в незначительное даже не событие, а рядовой эпизод.
В этот кризисный момент входная дверь распахнулась настежь, и в квартиру влетела худенькая миниатюрная девица с папиросой в зубах, гитарой в руке, за спиной виднелся увесистый на вид рюкзак.
- Нинка пришла! - восторженно завопил Серебров, бросаясь к гостье и помогая развязать тесемки рюкзака, откуда под одобрительные вопли всей компании извлек несколько бутылок топлива.
Так я впервые встретил Вас, юную, совсем не похожую на сегодняшнюю, прекрасную, зрелую женщину.
- Ребята, прошу знакомиться, наша спасительница, студентка третьего курса литфака Нина Олеандровая, - проорал именинник, потрясая в воздухе бутылками, издающими колокольный перезвон, ласкающий уши недопивших страдальцев.
Вы пожали пару протянутых рук, остальным махнули небрежное «здрасьте» и деловито прошагали на кухню. К сожалению, я был среди тех, кому досталось лишь мимолетное движение руки. Все последующие моменты гулянки прошли мимо меня, отчетливо помню лишь то, что связано с Вами, а самое интересное случилось ближе к рассвету. Вы взяли гитару и, усевшись на маленьком коврике, подогнув под себя ноги - ни дать ни взять восточная принцесса - запели вначале чужие, а потом свои песни. Вы пели, ни на кого не глядя, без остановок, и это было чудо, колдовство, ни с чем несравнимое ощущение причастности к полету духа. Простите за невольный пафос, но только теперь я могу дать оценку своему первому впечатлению, а тогда...
У меня хранится магнитофонная запись концерта, качество плохое, звучание как из жестяного бака, слова неразборчивы, гитара временами фальшивит, слышны разговоры. Я был большим поклонником бардовской песни, собрал приличную подборку записей тогдашнего музыкального андеграунда. Магнитофон имел заграничный «Грюндиг», более компактный, чем отечественная «Яуза», купил его в комиссионке вместе с десятком бобин, заполненных классической музыкой, совершенно мне не интересной. Продавец по секрету рассказал, что «маг» сдали родственники известного музыканта, часто выезжавшего на гастроли за границу.
Запись незабвенного концерта хранится в отдельном ящике письменного стола вместе десятками записей, сделанных с радиоприемника, телетрансляций и концертов, на которых мне посчастливилось видеть и слышать Вас «вживую», думаю, их не меньше сотни. По окончании одного такого концерта, я подошел к Вам за автографом, спросил о какой-то ерунде, не помню. Вы посмотрели на меня устало и безразлично, покачали головой и повернулись к кому-то другому.
Не знаю, что именно при первой встрече произвело на меня большее впечатление - Ваша внешность, музыкальный дар или, может быть, сочетание того и другого. В молодости мы быстро влюбляемся, одурманенные гормонами, подверженные юношеской слепоте, скороспелым решениям и смещенным понятиям о жизни. У любви, как у монеты, существуют две стороны: одна сторона - любовь потому, что любишь, другая сторона - любовь, потому что кажется, что любишь. Соотношение примерно пятьдесят на пятьдесят, понятно, почему половина населения земного шара разводится или создает для окружающих видимость счастливой супружеской жизни. Достаточно вспомнить примеры из жизни близких людей и окажется, что мои рассуждения не содержат преувеличений.
В свете этого удивительно, что Вы, натура яркая, самостоятельная, творческая, нервная, умудрились прожить столько лет с одним человеком, вырастить дочь, не дать пищи желтой прессе. Неужели Вам действительно повезло больше, чем другим, казалось бы, вышли Вы замуж за человека, совсем не подходящего (простите, что позволяю себе обсуждать чужую семейную жизнь), но не интеллектуально, не внешне, не профессионально Ваш супруг не соответствует Вашей яркости, энергии и самобытности. Профессиональный ботаник - это слово само по себе навевает скуку: лютики-цветочки, пестики-тычинки, семена, пыльца, гибриды.. Банально, прозаично. Резонный ответ - не мое это дело, но поймите меня, обладателя обсессивного невроза, описанного ещё Фрейдом, преданного Вашего поклонника, который встает и ложится спать с Вашим именем на устах..
Вопрос: Ботаник говорит Вам каждый день, что любит, что без Вас не может жить, дышать, существовать в этом мире- Не говорит. А я готов - каждый день, пять, десять, сто раз в день произносить эти слова.

Я бережно храню две книги стихов с автографами и сборник песен «На попутке в страну любви», с аккордами над строчками текстов, большим количеством черно-белых фотографий, на которых Вы совсем юная с гитарой на сцене, в компании друзей на фоне гор, у пианино, вероятно, в Вашем доме.
Сборник песен я случайно нашел во время поездки по Германии в букинистической лавке, напоминающей склад многовековой пыли, а не хранилище человеческой мысли. Хозяин магазина «Alter Bucher», старый немец, беспомощно моргающий морщинистыми черепашьими веками за толстыми линзами очков, отрицательно покачал головой, когда я положил перед ним книгу на прилавок, заваленный беспорядочными томами на непонятных мне языках, брошюрами с изображениями толстых улыбающихся фрау, скорее всего, пособиями для домохозяек, журналами разных лет, словом, печатными отбросами цивилизации.
- Книга не продается, молодой человек, она с дарственной надписью, посмотрите, - продавец развел руками. - Спасибо, что вы нашли книгу, я уже отчаялся, несколько раз просматривал полки, но не увидел, со зрением у меня неважно..
Я хотел подсказать букинисту, что всего-то и надо протереть линзы влажной тряпочкой или подолом рубашки, торчащей из спадающих брюк, затянутых тонким ремнем с разорванными дырками, и тогда, обязательно, произойдет чудо, как на картине Сурикова «Исцеление слепого Христом». Вместо этого я возразил, поглаживая обложку книги:
- Книга была выставлена на продажу, поэтому я её покупаю.
- Молодой человек, выберите вместо этой любую книгу в подарок от меня.
Я почувствовал, как у меня возникает неукротимое желание ухватить старика за нос и потянуть к себе, чтобы он, наконец, разглядел мои седые волосы!
Продавец неожиданно ухватился за корешок книги и потянул к себе. Томик выскользнул из моих рук и безропотно поменял хозяина. Ситуация была дурацкая: двое мужчин чуть не дерутся из-за книги, словно она - драгоценный манускрипт или уникальный том Библии в единственном экземпляре, отпечатанный Гуттенбергом и уцелевший Божьим промыслом от сожжения монахами-переписчиками.
Мне было совершенно непонятно странное нежелание продавца расстаться с ничем не примечательной книжицей взамен на приличные деньги. В процессе препирательств и взаимопретензий выяснилось, что хозяина зовут Ульрих Вебер, книжной лавке его, сто с лишним лет и еще много чего занятного..
Узнав, что я из России, книжник уговорил меня сходить к нему в гости. После нескольких бокалов терпкого баварского пива, выяснилось, что Ульрих во время войны служил в германской армии, в 1944 году попал в плен в Белоруссии, провел в лагерях несколько лет, прекрасно говорит по-русски и разбирается в тонкостях ненормативной лексики. Растроганный воспоминаниями букинист впал в слезливо-сентиментальную восторженность, под влиянием которой поведал мне историю совершенно невероятную.

Понимаете, Нина Григорьевна, книга с черно-белыми фотографиями эпизодов Вашей далекой юности оказалась катализатором, можно сказать, отправной точкой в моем постижении Вашего таланта. Ведь ваша фамилия Олеандровая, не так ли? Редкая фамилия, благородных корней.
Согласно данным ботанической энциклопедии, Nerium Oleander - олеандр обыкновенный, растение ядовитое, невинные на вид розовые цветки. Любой ботаник прекрасно знает об этом факте. Несколько лет назад появился американский фильм, где героиня отравила ядом олеандра неверного любовника, а у Вас, я знаю, в доме растет этот цветок, тотемный знак Вашего рода, на вид такой прелестный, нежный, солнцелюбивый...

Ульрих повествовал о семейных хрониках, сдобренных сочными подробностями тайнах, одна невероятнее другой. Оказалось, его прадеды - два родных брата - были приглашены в Россию царем Николаем - незадолго до начала Крымской войны в качестве инженеров-консультантов по строительству фортификационных сооружений. Младший из братьев по имени Карл влюбился в молоденькую графиню, единственную дочку графа Олеандрова, рано овдовевшего и по сей причине имевшего характер нервный, словно корабль в бушующем море.. Родитель, узнав об адюльтере, приказал сослать дочку в поместье неподалеку от Москвы, пригрозив немцу, что спустит на него собак в случае, если тот осмелится приблизиться к усадьбе.
Карл оказался парнем решительным и отважным. Темной осенней ночью он проник в поместье, не встретив никакого сопротивления со стороны бдительной охраны и собак, усадил графиню в карету, и, чтобы запутать следы, умчался в Кенигсберг, оттуда переправился в Швецию, где отсиживался несколько месяцев, пережидая гнев отчий в маленьком городишке Мальмё, расположенном на южном побережье скандинавского полуострова. Граф разослал людей по всей Европе, те легко обнаружили беглецов.
Вершить справедливость граф примчался самолично. Встреча оказалась бурной, кипя праведным гневом, папаша в пылу спора едва не проткнул Карла шпагой, лишь вмешательство дочери, вставшей с округлившимся животом между мужчинами, спасла положение. В знак перемирия Карл согласился на условие графа дать будущему ребенку фамилию Олеандров, чем окончательно покорил потенциального деда. Наверно с тех пор в Вашей семье родилась традиция сохранять фамилию независимо от брачных уз.
На этом месте Ульрих вынул из почерневшего от времени сундука толстый альбом, на вид древнее, чем книжная лавка, протер рукавом кожаный переплет и, проявился тисненый фамильный герб в виде рыцарского щита с замысловатыми знаками-символами, вензелями и девизом, над которым парил орел. Букинист раскрыл альбом и ткнул подагрическим пальцем в пожелтевшую фотографию. Я не поверил своим глазам: Вы смотрели на меня, прямо в глаза, сияя неуловимой улыбкой. Аристократический тонкий нос, легкий прищур глаз, белая кофта с пышными кружевами, в вырезе одежды блестел маленький крест. Напомню, как-то в интервью Вы разоткровенничались, и на вопрос веры в Бога, ответили, что всегда носите с собой крестик, перешедший по наследству от прабабушки, которую тоже звали Нина.
В альбоме обнаружились листы пожелтевшей бумаги, с множеством записей и миниатюрными рисунками. Строчки, мелкие буковки, выведенные выцвевшими чернилами, бежали неровными рядами вдоль и поперек шершавой поверхности, напоминая рукописи Джейн Остен. Писательница из-за нехватки бумаги заполняла лист, переворачивала его на сто восемьдесят градусов и продолжала писать между написанными строчками.
Ульрих уснул на диванчике. Я, устроившись у настольной лампой, попытался прочесть рукописи. Чужая жизнь, чужие страсти целиком захватили меня. Тексты были написаны на русском языке, с ятями и ерами, с вышедшими из обращения словами и их формами. Прочесть и понять записи было нелегко, но вполне возможно. Всё было посвящено одной теме - романтической любви. Возможно, Вы уже догадались, это были стихи, прекраснейшие стихи, которые Ваша прапрабабушка писала своему мужу Карлу.
Я тщетно бросился на поиски копировальной машины, факса, чистых листов бумаги, ручки - чего-нибудь, что даст мне возможность зафиксировать, сохранить, уберечь бесценные свидетельства для моей любви - для Вас. Все было бесполезно. В отчаянии я начал искать в рюкзаке и наткнулся на фотоаппарат - обязательную принадлежность любого путешественника. К счастью, пленка была использована лишь частично, батарейки исправны, я сфотографировал листы с двух сторон, для большей уверенности по несколько раз каждый. Посылаю Вам один из снимков, на котором я подчеркнул стихи, вам они покажутся знакомыми, хоть Вы никогда прежде не видели эти рукописи. Удивительно, у Вас есть песня с текстом, совпадающим слово в слово, можно подумать, что вы воспользовались стихами прапрабабушки. Поразительное совпадение, сравните сами со стихами, что напечатаны на первой странице сборника:
Ты пахнешь мною,
я пахну тобою,
один из нас пахнет нежной весною,
другой - ледяною студеной зимою.

Мне всегда хотелось задать вопрос, который, мне кажется, задавали себе тысячи Ваших поклонников, вопрос вполне уместный: кто из любимых весна, а кто зима.. На поверхности лежит ответ, женщина - весна, мужчина - зима, но те, кто глубоко задумаются, не согласятся, поскольку однозначного ответа нет, да и следующие четыре строки заставляют усомниться:
Ты подарил весну
в начале осени дождливой,
когда зима растаяла
моей улыбкой, милый.

Странно, каким образом похожие стихи вышли из-под Вашей руки через несколько поколений, о плагиате не может быть и речи. Интереснейший вопрос перед наукой: могут ли мысли, чувства, умения передаваться генами- Если это так, представьте, потомки Гоголя могли бы восстановить вторую часть «Мертвых душ», носители генов Шуберта дописать «Неоконченную симфонию», праправнуки Веласкеса - дорисовать портрет исторической личности, а наследники Гауди - достроить собор «Саграда де Фамилия».
Под утро Ульрих вначале не узнал меня. Букинист долго пытался сфокусировать зрение, протирая глаза и очки, зато, вернувшись из туалета, в котором провел примерно полчаса, вспомнил вчерашнее и удивился.
- На вашем месте, молодой человек, я бы сбежал вместе с книгой. Но раз вы здесь, значит, вы заинтересованы не только в книге, но и в нечто другом.
Я откровенно повествовал старику историю нашего с Вами знакомства, начиная со случайной встречи на дне рождения общего знакомого и кончая книгой, найденной на полке букинистического магазина.
Ульрих терпеливо дослушал исповедь до конца, аккуратно разлил водку в два немытых стакана, разрезал головку лука, протянул мне половинку. Мы дернули по сто грамм, после чего хозяин в свою очередь рассказал мне удивительную историю.

«..я попал в плен летом сорок четвертого года в Белоруссии, мне тогда едва исполнилось семнадцать, мобилизовали сразу после школьной скамьи. Перед отправкой на фронт я успел забежать домой на несколько минут, чтобы попрощаться с матерью, отца моего мобилизовали на охрану военных объектов, мы ничего о нем не слышали.
Признаюсь, с Россией связаны судьбы моих далеких предков, двоюродный прадед женился на русской девушке вопреки воле её отца, потом отношения наладились, хотя подробности мне мало известны. Мой прадед по имени Теодор в тот же год вернулся в Германию, открыл книжную лавку в Дюссельдорфе. Человек он был начитанный, вел обширную переписку с писателями и философами своего времени, упомяну только одного из них - великого Ницше. Семья разделилась на «русскую» и «германскую» ветви, но связи не прерывались, братья каждый год ездили друг к другу в гости, вместе отдыхали то в лесах под Москвой, то в Ребланде - живописном уголке неподалеку от Баден-Бадена. С годами контакты прекратились, это совсем не удивительно, если вспомнить бесконечные конфликты между странами. Время и хитросплетения человеческих судеб положили конец традиционным семейным встречам.
Мой отец увлекался русской литературой, читал в оригинале Достоевского, Толстого, декламировал стихи Пушкина. Любовь к русской культуре отец пытался привить мне с раннего детства. С этой целью была нанята бонна Анна, которая больше дремала, чем обучала, но кое-что важное в моей голове сохранилось.
По иронии судьбы я воевал в России. Меня в числе сотен пленных солдат погнали на восток пешим маршем, который тянулся несколько недель. Условия были тяжелейшие, нас почти не кормили, питьевую воду давали раз в день, о бане не приходилось мечтать. Над нами издевались конвоиры и деревенские жители, больных и ослабевших от голода пленных охрана расстреливала на месте. Уцелевших загнали в товарные вагоны и повезли в Москву. Скотину перевозят в лучших условиях, но, можно ли предъявлять к русским претензии, наверняка у каждого конвоира был родственник, погибший в этой проклятой войне. В Москве пленных собрали на стадионе, разделили на группы, впервые за много дней сытно накормили. Многие доходяги с трудом держались на ногах, некоторые лишь в нижнем белье, по большей части босые - огромная толпа изможденных оборванцев представляла собой жалкое зрелище. Утром пленных построили в некое подобие колонны, и мы двинулись по улицам города. Никогда не забуду мрачное шествие, которое продолжалось несколько часов под палящими лучами июльского солнца. Вдоль всего пути на тротуарах плотной стеной стояли люди, старики, женщины и дети. Зрители замахивались кулаками, проклинали, охранникам часто приходилось останавливать женщин, пытавшихся пробить живое ограждение.. Я сносно знал русский язык и понимал смысл слов, доносящихся с тротуара, сердце мое разрывалось на части, хотя по молодости не понимал масштабов трагедии, постигшей все народы, которых коснулась война. По окончании марша нас вновь погрузили в вагоны и повезли в лагерь, расположенный неподалеку от Рязани.
Каждый день военнопленных отвозили в город на строительные работы. С утра до вечера мы восстанавливали дороги, строили дома и заводы. Вначале мы сильно голодали. Многие из солдат умудрялись приторговывать своими поделками, умельцы мастерили металлические украшения, зажигалки, популярные среди мужского населения ножички с наборной рукояткой. Торговля шла через мальчишек, которые постоянно крутились возле объектов, где мы работали, пытаясь обменом добыть монеты, пуговицы, марки. Конвойные вначале отгоняли детвору, со временем перестали реагировать, увидев, что никто из заключенных не предпринимает попыток побега. Постепенно дисциплина ослабла, местное население привыкло к нам, военнопленные начали заводить связи среди горожан, особенно с молодыми женщинами, которым явно не хватало мужского внимания..».

Ульрих заметно устал от длинной исповеди, несколько раз прерывался, чтобы выпить воды, пожаловался на головную боль, проглотил пару таблеток, предложил пройтись по городу, чтобы «проветриться». Я понял, старый немец мучается сомнением, можно ли доверить мне тайну, которая искала возможности вырваться наружу. Встреча со мной пробудила давно прошедшее, но не забытое, терзающее душу. Прошлое требовало свободы, а разум просил о молчании.

«..за три года, проведенных в плену, я совершенно изменился, во мне невозможно было узнать юнца с не обсохшим на губах молоком, что уходил от мамы на восточный фронт. Ежедневный физический труд под открытым небом, постоянный голод, болезни, подавленное настроение довели мой организм до дистрофии. Однажды я потерял равновесие от головокружения и свалился с крыши дома. Мне повезло - я упал в мягкую кучу песка, поэтому не свернул себе шею, не переломал костей. В местной больнице установили предсказуемый диагноз - истощение организма. Дежурный врач, женщина лет сорока, покачала головой, увидев мои ребра, торчащие, как решетка радиатора у ЗИСа, вызвала санитара и велела положить в стационар:
- У пациента повреждены два ребра, возможен перелом, рентгеновский аппарат на ремонте, пока установим точную травматическую картину пролечим от дистрофии и нервного истощения..
Меня поместили в палату, где уже лежали двое пленных, положение которых было намного хуже: у одного был тяжелый сепсис, а второй, молодой парнишка примерно моих лет, умирал от рака легких.
Врач - никогда не забуду её имени, - Валентина Павловна Олеандровая, продержала меня в больнице почти месяц. Я пришел в себя, выспался, отъелся на немудрящем больничном пайке. Фактически мы, немцы, были представлены самим себе, нас никто не охранял, раз в два-три дня в палату заглядывал конвоир, убеждался, что все на месте - не сбежали и не сдохли - сверял имена и пропадал до следующего раза. Отношение персонала к нам было вполне сносным, никто не обзывал «фашистами проклятыми», не угрожал, выразительно проводя указательным пальцем поперек горла.
Валентину Павловну я видел каждый день на утреннем обходе. Серьезная, сосредоточенная, внимательная, врач входила в палату, за ней почтительно двигались парочка молодых стажеров или группа студентов-практикантов с тетрадками в руках. Они записывали каждое слово, внимали указаниям, стараясь ничего не пропустить, Валентина Павловна была для них авторитетом. Ко мне главврач особого интереса не проявляла, зато с остальным медперсоналом у меня сложились добрые отношения. Я свободно разгуливал по коридорам, вступал в беседы с выздоравливающими, санитарками, шоферами, по-русски говорил с легким акцентом, что, по-видимому, придавало мне заметный шарм в глазах окружающих..».

Я по-настоящему увлекся повествованием, но Ульрих дал понять, что пора бы подкрепиться, и мы отправились в семейный ресторанчик. Помещение было украшено фотографиями хозяина, пузатого краснолицего немца по имени Юрген. На некоторых снимках хозяин красовался в окружении членов семьи на неизменном фоне родного заведения, у всех были одинаковые круглые самодовольные лица и сытенькие выпирающие животики. Мы с Ульрихом уселись за дальний стол, во время неторопливого обеда я услышал продолжение истории.

«..признаюсь, я восторженный поклонник Гейне. Вы, как любой культурный человек, наверняка читали его знаменитую «Buch der Lieder». Нацисты не могли простить поэту еврейского происхождения, поэтому его книги горели на кострах фашистской инквизиции, но у моей матери, большой почитательницы поэта, сохранилась тонкая книжонка в мягкой обложке с её любимыми стихами. Когда у мамочки было особенно плохое настроение, она усаживалась за стол рядом со мной и эмоционально декламировала строчки, и без того полные экспрессии, пытаясь передать мне скрытое чувство тоски по отцу..».

Букинист пробормотал что-то совершенно невнятное, донельзя растроганный воспоминаниями. Из-под запыленных очков выкатилась слеза, проложив себе путь к уголку рта, а за ней еще одна, поменьше, скользнув по щеке, капнула в суп.

«..эту дорогую мне книжечку я всегда носил с собой и хранил, как зеницу ока, даже в плену. Несколько раз меня обыскивали, забирали все, что представляло ничтожную ценность или могло способствовать нарушению лагерного режима, но томик Гейне чудом удавалось спасти…
Пришло время выписываться из госпиталя. Чувствовал я себя так хорошо, насколько это было возможно в моем положении, выглядел бодрым и уже не напоминал ходячий скелет. В день выписки меня пригласили в кабинет заведующей отделением.
Валентина Павловна сидела за столом и просматривала бумаги.
- Ну, как самочувствие, Ульрих? - спросила врач без особого интереса в голосе. - Выглядишь ты нормально, к сожалению, я не могу тебя больше держать в больнице, и так всякие слухи ходят.
- Я все понимаю, большое спасибо, Валентина Павловна. Когда вернусь домой, обязательно расскажу матери о вас.
Главврач поморщилась, прикусила искривленную скрытым страданием нижнюю губу.
- А мой сын не вернется домой, погиб под бомбежкой, эшелон вез детей военнослужащих подальше от передовой.. Муж пропал на фронте.. Дом пустой, детей нет.. Хорошо, хоть работа имеется..
Повинуясь внезапному душевному порыву, я вытащил потрепанную, но бережно хранимую книжку стихов Гейне из-за пазухи и прочитал, волнуясь:
«.. мы с тобой не рыдали,
Когда нам расстаться пришлось,
Но горькие слезы печали
Мы пролили позже и врозь»*

Я ожидал всего, но не того, что всегда хмурая, сурового вида женщина, вдруг улыбнется светло, словно маленький ребенок.
Валентина Павловна поднялась из-за стола и прижала меня к себе. Роста я невысокого, голова моя уложилась на полной груди докторши, как на мягкой подушке колыбельки родительского дома.
- Человек, который любит стихи Гейне, не может быть плохим человеком..
С этими словами, произнесенными на чистейшем немецком языке, женщина поцеловала меня в лоб, меня, немецкого солдата, фашиста, разрушителя семьи..».

У букиниста словно шлюзы прорвало. Ульрих затрясся в плаче, угрожавшем перерасти в истерику. Заботливый Юрген притащил коричневую бутылочку, уверенно накапал с десяток капель прямо в стакан водки и сунул в дрожащие руки старика. Миф о хорошем воспитании немцев разрушился у меня на глазах - все до единого посетители ресторанчика перестали изучать содержимое тарелок и дружно уставились на нас.

«..я ушел от Валентины Павловны под утро, одуревший от бессонной ночи, переполненный чувством нежданно подаренного счастья, смешанного со смутной тревогой, не осознавая значение происшедшего. В тот же день меня вместе с другими военнопленными отправили в Германию. Вернувшись в Дюссельдорф, я узнал, что мать погибла под бомбами союзных войск, а в нашей квартире поселился чиновник из мэрии. К счастью, книжная лавка осталась нетронутой, в ней я первое время дневал и ночевал..
Когда положение немного стабилизировалось, я попытался узнать хоть что-нибудь о жизни моей покровительницы, но тут как раз подоспела «холодная война», «железный занавес» закрылся - сами понимаете..
Года два назад моя дочь Джессика привела в книжную лавку симпатичную светловолосую девушку.
- Папа, познакомься, Света из Москвы, проездом в Дюссельдорфе, сопровождает мать, известную русскую поэтессу и барда. Она спрашивает, есть ли у нас издания Гейне, вышедшие в свет до войны.. Света, покажи, что ты ищешь.
Света вынула из сумки тощую потрепанную книжонку и протянула мне.. Это была та самая книга в потертой обложке, я сразу её узнал по оторванному правому верхнему уголку.
- … по просьбе моей бабушки я ищу книги её любимого поэта, - объяснила Света, рассеянным взглядом осматривая полки, - она собирает все издания Гейне, у нее в квартире целая библиотека, часть книг на русском, есть на немецком и других языках. По материнской линии наш прадед был родом из Германии, поэтому мы стараемся не забывать немецкий язык..
Вечером того же дня мы с Джессикой оказались на концерте. На сцене стояла женщина, очень похожая на меня.. На меня, каким я был много лет назад..».

Уважаемая, любимая Нина Григорьевна. Нина.
Я знаю, что Ваша единственная дочь - Света, Светочка, Светик, больна тяжелой формой почечной недостаточности после рокового инфекционного заболевания. Мне известно, что две операции по пересадке почки не принесли желаемого выздоровления, организм отторг чужеродные органы. Согласно имеющейся у меня информации, Вы потратили все сбережения на дорогие лекарства, врачей, экстрасенсов, всевозможных целителей и шарлатанов. Подписаны долговые обязательства на будущие гонорары от продаж новой книги, доходы от концертов и сценария телевизионного фильма, Вы заключили кабальный контракт с фирмой грамзаписей, одолжили деньги у всех, кто смог дать. Мне остается только восхититься Вашим стремлением спасти родное дитя, силой воли и величием духа, готовностью пожертвовать всем и не сдаваться перед трудностями.
Я готов помочь деньгами. На Ваше имя будет открыт банковский счет в любой стране мира, по Вашему усмотрению, с правом единоличной подписи. Величину вклада Вы определите сами. Более того, я доставлю из Дюссельдорфа родственную почку с подходящим генным набором в сопровождении одного из лучших специалистов мира по трансплантации органов. Поверьте, я могу это сделать. Имя А. - это мой деловой партнер, подтвердит, что я не блефую. Во избежание сомнений, мы подпишем официальный договор в присутствии адвокатов. Вы сможете взять с собой любого свидетеля, судью, министра юстиции, хоть самого Люцифера...
Сейчас Вы, думаете, что бесплатных пирожных не бывает? Вы правы.
Я хочу Вас.
Вы проведете со мной неделю в одном из самых экзотических мест земного шара, доступном ограниченному числу людей. Мы будем жить вдвоем, есть вдвоем, гулять вдвоем, засыпать вдвоем, просыпаться вдвоем. Мы не расстанемся даже на мгновение ни днем, ни ночью.
А через неделю наши пути разойдутся - навсегда...

Искренне Ваш, Гейне.
__________________
* Перевод С. Маршака.







О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"