В первую ночь наступившего лета,
В миг возгоранья высоких Плеяд
В тайное Общество Мёртвых Поэтов*
Призван и принят был новый собрат.
Бледен. У рта эти горькие складки...
Впрочем, пустяк - отболит, заживёт!
Жутко ли, весело, горько ли, сладко -
Будет отмечен собрата приход!
Свечи пылают, собранье в разгаре.
Кто-то в сторонке дописывал стих.
Кто-то негромко играл на гитаре.
Спорили, пили, жалели живых.
В шуме и гаме, в цветной круговерти,
С добрым вином поднимая бокал:
«Где всё же грань между жизнью и смертью?» -
Спрашивал он и ответа не знал.
Что-то вскипало в небесных ретортах,
Звёзды срывались и падали вниз,
В тёплые руки, и не было мёртвых -
Только смертельно влюблённые в жизнь!
Спрошено, сказано, выпито, спето...
Ветер июньский к рассвету затих.
Ночь напролёт принимали поэта
В тайное Общество Вечно Живых.
_______________________
* «Общество Мёртвых Поэтов» («Dead Poets Society») -
фильм, снятый режиссёром Питером Уиром в 1989г.
* * *
Что проку мне от оберега?
Не сбережёт и не поможет...
Ты привези немного снега,
пока он чист и не исхожен,
пока подстреленная птица
в него комочком не упала,
пока он весел и искрится,
другим, большим снегам начало.
А ближе к сумеркам он - синий
и светит ласково и ровно.
Он сладко пахнет спелой дыней,
он дыней пахнет, я же помню!
Что обереги, амулеты?
Какая здесь от них подмога?
Здесь слишком, слишком много лета,
Здесь слишком, слишком близко к Б-гу,
и через край беды и боли,
и жарко дышат ночью звёзды?!
Привёз бы ты... позёмки, что ли,
дымок над хатой в день морозный,
над ледяною, лубяною,
в глуши завьюженного рая,
где нас когда-нибудь укроют
снега, которые не тают...
* * *
Долгов мной наделано в жизни немало.
Должна... Всем должна... Как же я задолжала –
И новому дому, и старому дому,
И первому сыну, и сыну второму,
И тем, остальным, нерождённым когда-то,
Должна всем рассветам, а также закатам,
И каждому дню, а тем более – ночи,
И очень любимым моим и не очень,
И людям случайным, и просто прохожим –
О, им я должна, разумеется, тоже!
Кому же ещё? Да листочку бумаги:
Двух слов дописать не хватило отваги,
Должна и глазам, и губам, и коленям,
Тропинкам, дорожкам, дорогам, ступеням,
Должна поездам, самолётам, вокзалам,
Всем родинам – нынешней, прежней и малой.
Не отдано мной ни единого долга,
В долгах, как в шелках... Сколько чудного шёлка!
Вот взять бы его да нашить себе платьев!
Ах, до смерти было бы что надевать мне…
* * *
Как маленькие брошенные дети
В пустом и ветхом брошенном дому,
Живут ещё стихи на белом свете,
Ненужные нигде и никому.
Меж тем – живут.
А чем живут? – Бoг знает.
Нелепые, как в стужу мотыльки.
Вот-вот погибнут – и не погибают,
Неласковому веку вопреки.
А век – он полон боли до предела,
Он глух от криков, скрежета, звонков,
А век – он что?
Ему-то что за дело
До крохотных озябших мотыльков,
Летающих в февральской круговерти
И бьющихся в закрытое окно?
Он не заметит крохотной их смерти,
Он и к большой привык уже давно,
Давно приучен к танкам и ракетам,
К боям и бойням, к выстрелам в упор,
Но этой смертью, тихой, незаметной,
Он сам себе подпишет приговор.
И я кричу – гортанью, сердцем, кожей:
- Спасите нас, и грешных, и святых!
О, мотылёк, держи, покуда сможешь,
Наш грустный мир на крылышках своих!