№6/2, 2010 - 18 июня 1936 года родилась Валентина Полухина, филолог, литературовед, исследователь жизни и творчества Иосифа Бродского, почетный профессор Килского университета
Родилась в селе Урюп Кемеровской области в семье польских ссыльных. Окончила Тульский педагогический институт (1959), аспирантуру МГУ (1971) и аспирантуру университета в Киле (1985). Работала в университетете Дружбы народов. Эмигрировала в Англию (1973).
Печатается как историк литературы с 1979. Автор, редактор или составитель десяти книг об Иосифе Бродском, редактор двуязычных (на русском и английском языках) изданий Ольги Седаковой, Евгения Рейна, Дмитрия А. Пригова, составитель (вместе с Д.Вайсбортом) Антологии современной русской женской поэзии (выходит в 2005 г. в Великобритании и США). Почетный профессор Килского университета в Ньюкасле.
Валентина Полухина на радиостанции «Эхо Москвы»
в гостях у передачи «Непрошедшее время»
Не только о Бродском...
М. ПЕШКОВА: Далёкие-близкие лондонцы… Зная, что исследователь жизни и творчества Бродского, профессор Валентина Полухина живет в столице Британии, всё мечтала о встрече с ней. Книжная ярмарка словно подготовила сюрприз. Валентина не только была на всех мероприятиях русского стенда, организованных в рамках фестиваля русской книги, но и вела поэтический вечер. ... При сумасшедшей загруженности, поджимали сроки верстки книги о Нобелевском лауреате, Валентина Полухина нашла время для беседы.
Как получилось так, что девочке с Алтая вдруг позвонила российская «принцесса» Светлана Аллилуева? Что это была за история? Она же не связана с Бродским, правда?
В. ПОЛУХИНА: Во-первых, девочка не с Алтая, просто из глухой сибирской деревни. Потому, что если бы мне цыганка нагадала, когда я жила в этой деревне, без электричества, радио, воды, доктора, что в один прекрасный день мне позвонит дочка Сталина, я бы расхохоталась громко. Однажды я пригласила в Англию, в британский Университет Синявского с женой для выступлений. И когда они были у нас, в моём Университете, приехала журналистка из газеты «Обзервер», взять у него интервью. Она осталась у нас на ночь, это было обширное интервью. Оно появилось на следующий день в воскресной газете. И Синявские уже уехали во Францию.
Вдруг раздается телефонный звонок и говорят: «С Вами говорит Светлана Аллилуева». Я говорю: «Что за шутки? Кто это ещё мне тут выставляет себя?» Мне говорят: «Совершенно серьёзно. Я – Светлана Аллилуева. Я прочитала интервью с Синявским. Я знаю, что он у Вас. Мне в газете дали Ваш телефон, и я бы очень хотела связаться с Андреем Донатовичем, с которым я училась вместе в МГУ». Я сказала: «Увы, он уже уехал. Но я могу Вам дать все его парижские координаты». Я дала ей адрес, телефон. Таким образом я поговорила с дочкой Сталина.
М. ПЕШКОВА: Вы уехали из России после аспирантуры. Уехали навсегда. Какой это был год?
В. ПОЛУХИНА: Это был 1973 год. После аспирантуры у меня стал вопрос – вернуться ли в Университет Дружбы народов на вечную зарплату 110 рублей в месяц, в то время, как пара сапог стоила 120 рублей. Я не была членом партии, и меня никогда бы не выпустили за границу, как многих моих коллег, которые ездили зарабатывать то на кооперативную квартиру, то на дачу, то еще на что-нибудь. И никогда мне не грозило повышение по службе. И я поделилась этими проблемами с профессором английским, который в это время гостил в Москве, что мне делать? Он говорит: «Найти способ уехать из Советского Союза, и я тебе тут же гарантирую работу в Англии». Нужно было искать способ уехать. Я его нашла, и таким образом, 7 ноября 1973 года, прямо из аэропорта, с корабля на бал, я сразу вошла в класс и начала свою академическую работу в британских университетах.
М. ПЕШКОВА: Вы были долгие годы профессором Кильского университета, а потом Вы вдруг оказались в Лондоне. Что произошло? Вы поменяли место работы?
В. ПОЛУХИНА: (Смеётся) Я поменяла образ жизни. В Университете я, конечно, профессором стала не сразу, для этого пришлось много потрудиться, написать ещё одну диссертацию, её защитить, чтобы получить повышение по службе и быть избранной профессором. Но я всегда жила одна. У меня были две операции на сердце, и я знала, что я не могу отягощать своими проблемами ни одного мужчину. И никогда не собиралась выходить замуж. Но, после смерти Иосифа Александровича Бродского, он мне подарил моего мужа. Я вышла на пенсию в 2001 году, вышла замуж за поэта-переводчика и друга Бродского Даниела Вайсборта и переехала в Лондон.
М. ПЕШКОВА: Дружба Вашего мужа с Бродским, она ведь зародилась здесь, в Англии. Бродский часто бывал в Англии?
В. ПОЛУХИНА: Дружба моего мужа с Бродским началась с первых дней приезда Бродского в Лондон, когда его Оден привёз на Международный поэтический фестиваль в июне 1972 года и Даниел Вайсборт был советником этого фестиваля. Он присутствовал при первом чтении, выступлении на фестивале, когда Роберт Лоуэлл* читал переводы, международный поэтический фестиваль, на который привез Бродского Оден, он его охранял, как собака, чтобы ему никто не мешал. Бродский произвел такое колоссальное впечатление на Даниела, что он… Он переводил его стихи еще до приезда Бродского. Даниел встречался с Бродским, Бродский ему советовал, кого еще переводить. Бродский редактировал его переводы. Даниел был в зале под большим впечатлением от чтения Бродского. Так он с ним познакомился.
Потом он пригласил его погулять по Лондону. Они проходили мимо Министерства иностранных дел и вдруг Иосиф говорит: «Ах, как жаль, что Англия рассталась с Империей». На что Даниел ответил: «Я не думаю, что это было на добровольных началах». Это говорит о том, что у Иосифа была какая-то имперская ментальность. Не зря он сказал: «Я сменил Империю, переехав в Америку». Не зря он так был заинтересован римской империей. Его интересовало, что такое империя, как метафора. Империя… У него несколько можно проследить интересных линий на эту тему и порассуждать о том, что такое Советский Союз, какая форма Империи, что оно имитировала и как это сказалось на ментальности людей, родившихся и выросших в этой Империи.
М. ПЕШКОВА: А в дальнейшем как складывались взаимоотношения Вашего супруга и Бродского? Они переписывались?
В. ПОЛУХИНА: Да, они переписывались. У меня есть несколько писем, я их сейчас отобрала их у Даниела, потому, что я собираю все, что я могу собрать о Бродском и надеюсь это передать в музей Бродского, когда он откроется в Петербурге. Я уже им написала, что в своем завещании я все оставляю этому музею. Даниел переводил Бродского ещё до его приезда на Запад и продолжал его переводить в 70-е годы, за перевод цикла «Часть речи» он даже получил какую-то приличную премию в Америке. Но Иосиф воспринимал его переводы, как и переводы всех других людей, как черновик, над которым еще надо работать и работать. Потом, меняя всё, даже не посоветовавшись с переводчиками, он из-за этого поссорился со многими переводчиками. И Даниел однажды, обидевшись на него, написал ему суровое письмо. На что Иосиф ответил: «Ну, рассердился, не рассердился, я хочу, чтобы ты продолжал меня переводить». То есть, не обращал на это внимания.
И их отношения продолжались, можно сказать, до последнего дня жизни Иосифа. Он дважды приезжал в Университет Айовы, где Даниел работал в Америке, второй раз это было вскоре после получения Нобелевской премии. Даниел рассказывает о том, как новоиспеченный Нобелевский лауреат вошел в класс, познакомился с его студентами. Сказал, что будет тихо сидеть в уголке. Но очень быстро вовлекся в разговор и, в конце-концов, вытеснил Даниела и занял место преподавателя. И это из диалогов очень быстро превратилось в монолог. Последний раз они виделись буквально за неделю, может быть, за две недели, до смерти Бродского. Он уже очень плохо себя чувствовал. Даниел показал ему переводы Заболоцкого**. К Заболоцкому Бродский всегда испытывал очень теплые чувства. И Иосиф уже не сидел, а просто лежал на полу и они ползали по тексту Заболоцкого, и Иосиф что-то поправлял, давал какие-то советы.
Один, очень ценный совет, он дал. Он сказал: «Иф ин даубт, гэу ту эбсэ – дити» [англ. If in doubt, go to absurdity] Если сомневаешься – иди в абсурд.
Это была их последняя встреча. У меня есть фотография, дважды присутствовала на чтении здесь, в Англии, когда Иосиф читал по-русски, а Даниел читал по-английски. Один раз это было «Пэутри Сосайети» [англ. Poetry Society - Поэтическое Общество, здесь, в Лондоне. На это чтение я привела принцессу Саломею Николаевну Адронникову***, мандельштамовскую «соломинку» и познакомила ее с Иосифом Александровичем. Второй раз это было в Кембридже. Там проходили в начале 80-х годов фестивали регулярные, куда Иосиф несколько раз приезжал и на одном из этих фестивалей Даниел читал свои переводы, Бродский читал оригинал.
М. ПЕШКОВА: Здесь живут потомки Пушкина. И Вы работали вместе с ними? С кем-то из них?
В. ПОЛУХИНА: Я не работала вместе с ними. Я работала в том Университете, где когда-то жила внучка Пушкина, я не знаю, внучка, или правнучка… Она вышла замуж за великого князя Михаила, двоюродного брата царя. Она была уже раньше замужем и царь попросил их не компрометировать его этим браком и отослал великого князя Михаила сначала губернатором в Варшаву, оттуда они приехали в Англию, где на престоле сидел их родственник. И наш лорд Снит, живший в Стаффордшире, у него там было имение, разрешил им пожить у себя в имении, временно, пока они найдут себе какое-нибудь удобное жилище. И они там задержались на 4 или 5 лет. И одна из моих студенток описала это все. Она нашла документы и т.д. Так что, когда ко мне приезжали русские поэты и писатели и я их водила по Кампосу, в центре Кампоса бывшее имение лорда, с красивым парком, с прудами, с озерами. Я всегда им подчеркивала – самое знаменитое в этом Университете то, что здесь 5 лет жила правнучка Пушкина.
А сейчас в Великобритании живут три пра-пра-внучки Пушкина. В Великобритании, грех сказать, потому, что одна из них живет в Ирландии, а одна из них замужем за самым богатым человеком Великобритании. Они живут недалеко от моего Университета, в Честере.
М. ПЕШКОВА: Как Вы познакомились с «соломинкой» Саломеей Андрониковой-Гальперн? Что она Вам рассказывала о Серебряном веке?
В. ПОЛУХИНА: Это мне очень и очень повезло. Мне всегда хотелось увидеть, познакомиться с человеком, который никогда не жил в Советском Союзе. Мне хотелось знать, отличаются эти люди от нас, выросших в Советском Союзе или нет? Меня с ней познакомил мой профессор, Евгений Лампарт, в 70-х годах. И я с ней дружила на протяжении почти 10 лет, почти до самой смерти. Она умерла в 1982 году. Когда я приезжала в Лондон и звонила ей, она всегда говорила: «Валентина, приходите ко мне на завтрак». Завтрак был в 12 часов дня. Она спускалась сверху, накрашенная, одетая, причесанная и мы с ней садились за завтрак. Я расспрашивала ее о Цветаевой, потому, что я тогда бредила Цветаевой, до того, как встретила Бродского. И она мне показывала письма Цветаевой к ней, она рассказывала, как Цветаева приезжала, как она ей помогала, собирала деньги.
Она давала мне очень много очень женских советов. Например, один из советов, когда у меня были какие-то непорядки с моим возлюбленным, она вдруг меня спрашивает: «Валентина! А сколько он на Вас тратит?» От этого меня, невинную, советскую девушку, женщину, немножко затрясло. Она говорит: «Уверяю Вас, Валентина, это нисколько не вульгарно. Чем больше на Вас мужчина тратит – тем лучше он к Вам относится». Такой был урок. И масса других. Однажды она мне сказала: «Покажите, какое у Вас нижнее белье». От этого мне тоже было немножко дурно. Она мне сказала: «Валентина! Сейчас Вы уйдете от меня, зайдите в магазин и купите себе самое дорогое бельё, какое Вы только можете себе позволить». Я сказала: «Зачем же я буду тратить деньги на бельё, которое никто не видит?» Она ответила: «Ты очень ошибаешься! В таком белье ты будешь по-другому сидеть, стоять и ходить». Это совершенно бесценный урок, которому я следую до сегодняшнего дня. И за который я ей очень благодарна.
Однажды, на каком-то приеме у себя в провинции, где присутствовал Макс Спенсер, который знаменит нижним бельем. Он вдруг говорит: «Я держу пари, что все сидящие тут женщины одеты в белье от Макса Спенсера». Я заворачиваю юбку и говорю: «Вы ошибаетесь! Поднимаю юбку еще выше, пока не станет видно моё шелковое, кружевное белье. И говорю: «Вы очень ошибаетесь». Отчего открылись рты у многих сидящих женщин. Так я усвоила урок принцессы Саломеи.
М. ПЕШКОВА: Она рассказывала много об Ахматовой?
В. ПОЛУХИНА: Об Ахматовой она рассказывала немного. Она больше рассказывала о Цветаевой. Но я думаю, что это моя вина. Я меньше сама интересовалась Ахматовой. Для меня к сожалению, она была левых взглядов. Она всякий раз, когда я рассказывала, мне казалось, что-то ужасное из своей советской жизни, она говорила, что это неважно. Наконец я, рассердившись, спросила, что же важно? «Что же Вас затронет?» Она говорит: «Ваши коммунальные квартиры». «Почему это Вас волнует?» И тут она сказала мудрейшую вещь, которую я не слышала ни от одного философа, ни от одного писателя, ни от одного поэта. Она сказала: «Валентина! Мы, люди, устроены таким образом, что мы не хотим себя допросить к концу дня, солгала ли я сегодня, обидела ли я кого-то, согрешила ли я? Это можно сделать только имея отдельную, свою комнату.
Когда ты остаешься один на один в своей спальне, я и Господь Бог, вот тогда ты невольно начинаешь задавать себе такие вопросы. Это вопросы очень неприятные, на них очень неприятно отвечать и люди от них уходят. А когда ты живешь в коммунальной квартире и у тебя нет своего угла, нет своей спальни, нет своей комнаты, ты только счастлив не задавать себе такие вопросы. И это значит, что очищение нации никогда не произойдет». Представляете, какая мудрость у этой женщины была! Какого она была исключительного ума! Не только красоты, но какого оригинального мышления!
М. ПЕШКОВА: С кем Вы еще виделись из тех, кто оставил след в русской культуре? С кем Вас связывала дружба?
В. ПОЛУХИНА: Я бы сказала не столько след, сколько меня именно интересовали люди, родившиеся в России до революции, не жившие в Советском Союзе, это другого типа животные, это животные другой породы или той же самой, что я? Кроме Саломеи Николаевны, у меня была еще в подружках сестра Бориса Пастернака Жозефина, с которой я дружила еще дольше. Она очень боялась оставаться одна. И она всегда меня звала к себе, когда студенты, живущие у нее, уезжали на каникулы. Я приезжала к ней на выходные, на каникулы, на Новый год, на Рождество, на Пасху, вместе со своим сиамским котом Лапушкой. И с ней мы говорили обо всем на свете. И о Пастернаке, и о «Докторе Живаго», о поэзии, о мужчинах, о любви, о любовниках. Я тоже по ней поняла, что это совершенно другой породы человек.
И третья моя, менее чем дружба, знакомство – это княгиня Зинаида Шаховская****, основатель газеты «Русская жизнь». И вот эти три женские дружбы, они мне показали, что мы, советские люди, это животные другой породы. Собаки, но другой породы. Выведенные не там.
М. ПЕШКОВА: Какая она была, княгиня Шаховская? Она очень быстро говорила, боясь, что она что-то в этой жизни не успеет сказать? Это правда?
В. ПОЛУХИНА: Она говорила быстро, но внятно. Она вела себя, как княжна, как угощала, как одевалась. Но у неё был один не то, что минус, какой-то комплекс. Ей хотелось быть большой писательницей. И она рассказывала мне о своем романе с Набоковым и, по-моему, несколько преувеличивая, может быть, я ошибаюсь, и прошу у нее прощения, несколько преувеличивая свою роль в жизни Набокова. Мне казалось это отчасти потому, что как-то это возвышает её. Например, в то время, как Саломея Николаевна, в которую были влюблены и великие, и знаменитые, и богатые и т.д., никогда об этом не говорила. Напротив, когда я спросила Саломею Николаевну, каким образом она эмигрировала, она мне рассказывала очень забавную самоуничижительную историю, что пришла революция, она была в Грузии, поехала за перчатками в Париж, она не могла вернуться в Грузию, застряла в Париже и думала, что ей делать.
Она говорила: «У меня же было столько поклонников! Столько мужчин мне предлагали руку! Где они?» Оглянулась, посмотрела налево, направо, на Запад, на Юг. А! Один в Англии. Я написала ему и сказала: «Вы помните, Вы мне руку предлагали? Вы по-прежнему хотите на мне жениться?» Он ответил, что да. «Хорошо, я согласна. При одном условии – Вы будете продолжать жить в Лондоне, а я в Париже». На что он согласился. «Я некоторое время пожила в Париже, но потом мне стало совестно, я переехала к нему в Лондон». Вот так она небрежно, никак себя не превышая, говорила о своей жизни.
Например, когда я пробовала поднять вопрос о том, какая она была красавица, на это она мне говорила: «Ну, какая я красавица! Вот Татьяна Яковлева была красавица!» А когда я встретилась с Татьяной Яковлевой в Нью-Йорке я передала ей этот комплимент, она тут же пригласила меня к себе на обед в свой шикарный дом в центре Манхеттена.
М. ПЕШКОВА: Как жили Либерманы, Татьяна Яковлева?
В. ПОЛУХИНА: Ооо! Они жили, действительно, великолепно, шикарно жили. Это весь дом уставлен был коллекциями картин, Либерман, конечно, был тогда директором «Вога», сын совершенный красавец, пришел уже после завтрака на чай, но там тоже был свой миф. Когда я спросила у Татьяны, вышла бы она замуж за Маяковского, если бы его выпустили, когда он хотел на ней жениться? Она сказала: «О да! Я, конечно бы, вышла за него замуж, поехала бы в Советский Союз». Я в это мало поверила, честно говорю Вам.
М. ПЕШКОВА: О новой книге Валентины Полухиной «Иосиф Бродский. Жизнь, труды, эпоха» рассказывает ее издатель, друг Иосифа Бродского, Яков Аркадьевич Гордин.
Я. ГОРДИН: Это очень большая книга, фактически, это основа для всех будущих биографий Бродского. А сама по себе это, на сегодняшний день, тоже фактически первая полная биография Бродского. Хотя и не такая подробная, как она того, естественно, заслуживает и какой она будет в будущем. Я не имею в виду замечательную книгу Льва Лосева, которая и названа литературной биографией. Здесь же, в книге Полухиной, прослежено от рождения дедушки, до кончины самого Бродского, вся длительная эпоха в датах, событиях. Это полная хронология, по возможности, естественно. Максимально полная хронология жизни Бродского, в качестве такого пролога этой истории, история предков, семьи. Но кроме дат и событий, эта хронология прослоена большим количеством воспоминаний. В том числе и впервые публикующихся о Бродском, с большим количеством документов, фрагментами писем, в основном, не Бродского, потому, что на них распространяется авторское право. И разного рода текстами, дающими представление о Бродском в разные периоды его жизни. Это такой вот монументальный труд. Еще раз хочу повторить, что он драгоценен для будущих биографов. И вообще, исследователей, а не только жизни и судьбы, но и творчества Бродского, потому, что это такой кладезь материала, который Полухина ухватила сейчас, потому, что эпоха уходит, люди уходят, сведения уходят и, конечно, для неё это просто подвиг.
М. ПЕШКОВА: Последний вечер в Лондоне прошел в одном из мест на Пикадилли. И мы говорили с профессором Валентиной Полухиной, конечно, весь вечер о Бродском и вокруг него. Звукорежиссер Алексей Нарышкин и я, Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».
_____________________________________________
* Роберт Лоуэлл (англ. Robert Lowell; 1 марта 1917, Бостон, Массачусетс, США — 12 сентября 1977, Нью-Йорк) — американский поэт, драматург и литературный критик, представитель исповедального направления в поэзии.
** Николай Алексеевич Заболоцкий (24 апреля (7 мая) 1903, Казань, Уржум? — 14 октября 1958, Москва) - русский поэт.
*** Андронникова Саломея Николаевна 1888-1982 Дочь генерал-губернатора Баку, внучка поэта Плещеева. Вышла замуж за адвоката, управляющего делами Временного правительства Александра Гальперина. Умерла в эмиграции.
**** Княгиня Зинаида Шаховская (1906–2001) – писательница, мемуаристка, известный журналист. В годы Второй мировой участвовала во французском и бельгийском движении Сопротивления, была удостоена наград.
