- Знаешь, кто вернулся из Парижа? - спросил вчера мой товарищ.
- Откуда мне знать? А кто?
- Марьяно Лусьентес!
А теперь я вам расскажу, почему Марьяно Лусьентес уехал в Париж.
Четыре года тому назад приблизительно в одиннадцать часов вечера я возвращался к себе домой по улице Майор, как вдруг что-то сильно толкнуло меня в спину. Я сердито обернулся и увидел в темноте хорошо одетого молодого человека, который нёс на плече лестницу. Приличный с виду человек - и лестница! В этом было что-то удивительное.
Молодой человек даже не заметил меня, он быстро шёл вперед и, как мне показалось, даже что-то говорил сам себе. Но я ещё больше удивился, когда узнал в нём своего приятеля Марьяно Лусьентеса, служащего Министерства финансов, умного, образованного и хорошо воспитанного человека.
- Этого не может быть, - подумал я, - но если это он, тогда, значит, он сошёл с ума.
Я побежал за ним следом и крикнул:
- Эй, Марьяно!
Но он не обернулся.
Был ясный холодный февральский вечер, на улице ни души. "Он сошёл с ума" - снова подумал я. А Марьяно уже не шёл, а просто бежал со своей лестницей, правда, она была не очень длинной и довольно узкой.
Он дошёл до конца улицы Майор и вместо того, чтобы повернуть к Королевскому дворцу, как я предполагал, вышел на мост через речку Мансанарес.
Страшная мысль мелькнула у меня в голове. Только недавно поручни моста подняли выше, чтобы люди, решившие покончить счёты с жизнью, не могли бросаться в воду, что стало нередким явлением в Мадриде. Марьяно, действительно, вышел на мост и, ещё не дойдя до середины, приставил лестницу к перилам и даже поднялся на первую ступеньку... Но тут я схватил его за пальто и силой стащил с лестницы.
- Оставьте меня, оставьте меня! - закричал он, бледный как смерть, с блуждающими глазами, готовый, казалось, наброситься на меня с кулаками, чтобы осуществить свое намерение.
- Никуда я тебя не отпущу! Давай руку и пошли со мной, не то позову полицейский патруль и живо очутишься в тюрьме.
Никаких полицейских поблизости не было, но он понял, что я не позволю ему покончить собой, и потому дал мне руку, опустил голову и зарыдал; по моим рукам потекли горячие слёзы. Целый час мы молча бродили по безлюдным улицам Мадрида пока не дошли до Дворцовой площади. Там я, наконец, решился спросить у него:
- Послушай, Марьяно, тебя так любят твои друзья, сотрудники, твоя красавица-невеста... Объясни мне, я ничего не понимаю... Ты ведь собирался жениться...
- Не говори мне о ней! Предательница! Подлая, низкая женщина!
Я был поражён.
- Что ты говоришь? По твоим прежним словам она ангел красоты, доброты и верности... Ты сто раз говорил мне об этом.
- Да, говорил, но кто может что-нибудь понять в этой бездне, которая называется женским сердцем? Я ошибся, её любовь была обманом, ёе ангельское лицо было маской, которая прикрывала самую отвратительную расчётливость!
- Я не совсем тебя понимаю, расскажи мне всё, ведь мы друзья детства, разве ты мне не доверяешь?
- Доверяю. Ну так слушай. Ты знаешь, что я решил жениться на Юлии. Я этого хотел, но, с другой стороны, её мать поставила меня в такое положение, что я должен был либо просить руки Юлии, либо больше не приходить к ним в дом. Я не сомневался в её любви, даже сейчас мне кажется, что она меня любит. Однако, хотя мне казалось, что мы будем счастливы, меня тревожила её склонность к удовольствиям, к роскоши, ко всему тому, что я считаю пустой тратой времени. Сколько она заставляла меня тратиться на дорогие билеты в театры, на цветы, безделушки, драгоценности, которые - теперь я могу тебе признаться в этом - были мне совсем не по карману и которые она выдавала за подарки своих богатых подруг. Всё это казалось мне простительным и естественным, ведь женщины любят подарки и безделушки, особенно такие красивые женщины, как Юлия. Когда мы поженимся, - говорил я сам себе, - она переменится, перестанет быть легкомысленной и будет хорошей женой и хозяйкой в доме В тот день, когда она узнала о том, что я просил её руки, она обрадовалась, но сказала мне, чтобы я не торопился.
- Странный ответ! - воскликнул я
Марьяно продолжал:
- Послушай, - сказала мне Юлия, - я тебя очень люблю, очень, ты даже себе представить не можешь, как я тебя люблю, но я не такая нетерпеливая, как моя мама. Разве ты не говорил мне, что тебе предстоит повышение по службе? Что твой товарищ, которого назначили министром, хочет, чтобы ты стал депутатом? Что ты думаешь над тем, как улучшить свое материальное положение. Почему не подождать? Разве ты не веришь в мою любовь? Я никогда не буду принадлежать никому, кроме тебя!
Не знаю почему, но мне стало неспокойно. Её глаза говорили о любви, но эти слова...
Мать, наоборот, очень довольная, пригласила меня в тот день на обед.
- С нами будет обедать, - сказала она, - старинный друг моего покойного мужа, один из самых богатых людей Вальядолида. Похоже, что он снова собирается обосноваться в Мадриде. Посмотрите, что он подарил Юлии на память о дружбе с её отцом!
И она показала мне коробку для перчаток из хрусталя и серебра, которая стоила, наверное, целого состояния.
По моему телу пробежал ледяной холод.
- Этот сеньор, должно быть, очень богат! - воскликнул я, глядя на Юлию.
Она опустила глаза и начала листать какой-то альбом.
- Он молодой? спросил я.
- Среднего возраста, - ответила мать, - ему пятьдесят лет.
Я вышел из их дома в ужасном настроении, думая о самом худшем, но когда вспоминал её клятвы и уверения в любви, надежда возвращалась ко мне.
Мы обедали вместе: богач из Вальядолида, донья Матильда, тётка Юлии, ты её знаешь.
Богач говорил о своих богатствах, о миллионах, которые он вложил в строительство городских вилл, о ценных бумагах и акциях в испанских банках. Он подтвердил, что решил жить в Мадриде, приобрести абонементы во все театры, купить новые экипажи, устраивать приёмы, в общем, не жалеть денег и жить на широкую ногу.
- Да что Вы такое говорите, дон Пласидо! - воскликнула мать Юлии, - разве подобает веселиться человеку, который не так давно овдовел?
- А я собираюсь снова жениться, - вызывающе ответил он и бросил на Юлию победный взгляд, который пронзил меня, как стрела.
Дон Пласидо был уже немолодым человеком, маленького роста, толстым, багрового цвета, но не выглядел антипатичным, хотя вёл себя заносчиво, во всем его поведении угадывалось большое богатство. Когда обед, во время которого он ел, как слон, закончился, я встал и решил уйти.
- Подождите, - сказала мне тётка Юлии, - моя племянница хочет сказать Вам два слова.
Я ждал, а между тем мать и тётя разговаривали с доном Пласидо; мать казалась одновременно удивлённой и обрадованной. Мне показалось, что она смотрит на меня с жалостью. Я подошел к тёте:
- Скажите Юлии, что я должен поговорить с ней, пусть выйдет, не то я устрою скандал.
Юлия вышла, и мы направились в одну из смежных с гостиной комнат. У меня нет сил повторить те сатанинские слова, которые она мне сказала. Кто же лгал: её глаза или её голос? Вся она, её душа и тело, казалось, дышали предательством. Она выпрямилась, как палач на виселице, и сказала:
- Я тебя люблю, но... выхожу замуж.
- Бессовестная! - воскликнул я.
И вся моя любовь превратилась в гнев и презрение. Не знаю, как я не убил её. Я вышел, шатаясь, как безумный, и всю ночь ходил, как сейчас, по улицам. На следующий день мне сказали, что на сегодня назначена свадьба. Наверное, она уже состоялась. Теперь ты можешь понять меня?
- Бедный мой друг! сказал я, обняв Марьяно, и повёл его к себе домой, где мы проговорили до утра.
Утром я проводил его домой.
- Сеньор, - сказала ему служанка, - Вас ожидает пожилая женщина, которая говорит, что она сеньора Матильда.
Это была тётка Юлии, она протянула Марьяно конверт.
- Что это такое? - воскликнул он. - Что это значит?
- Это Вам письмо от Юлии.
Дрожащими руками он открыл конверт и прочитал: "Прощай навсегда, Марьяно. Прости и молись за меня Богу, который покарал меня".
Марьяно в оцепенении смотрел на донью Матильду.
- Ох, откуда же вам знать! Бедная моя племянница. Вчера она должна была выйти замуж. Какая партия! Все ей завидовали. Так вот. После обеда сеньора Пласидо разбил апоплексический удар, а вечером он умер. Когда Юлии сказали об этом, она окаменела, стала белой, как мрамор, но не проронила ни одного слова и не пролила ни одной слезинки, а пошла к дому дона Пласидо. Потом исчезла. Люди видели, как она бежала по улице Майор, раздетая, и кричала: "Всё, всё я потеряла!" Потом добежала до моста и... Несчастная! Дальше вы сами понимаете, что произошло...
Марьяно закрыл глаза и схватился за голову, потом тихо сказал:
- Сеньора, но ведь поручни моста очень высокие, как же она смогла выброситься, это невозможно...
- Рок! - воскликнула тётка Юлии, - неизвестно кто и когда поставил там лестницу...
Марьяно больше ничего не слышал, он упал без сознания.
