№8/1-2, 2011 - 2 августа 2011 года исполнилось бы 120 лет известному ученому, литературоведу, лингвисту, академику АН СССР (1966) Виктору Максимовичу Жирмунскому
Павел Сиркес ИЗ КЛАДЕЗЯ ПО ИМЕНИ DEUTSCH
Был в гостях у хорошо знакомого русскоязычным читателям поэта и переводчика Вальдемара Вебера. И Вальдемар, случайно узнав о моем некровном, через жену, родстве с академиком Виктором Максимовичем Жирмунским, вдруг достал с библиотечной полки и поднес мне книгу выдающегося германиста. Книга напечатана в Мюнхене на немецком, естественно, языке и называется строго по-научному: «Лингвистические и этнографические штудии 1926 – 1931».
Подарок меня обрадовал. Тем более, что он удачно пополнил нашу с женой библиотеку трудов ее родственника, где уже были тома: «Немецкие романтики и современная мистика», «Пушкин и Гёте», «Немецкая диалектология». Это из круга германских интересов Виктора Максимовича. По «Немецкой диалектологии» учились, между прочим, в университетах ГДР и ФРГ.
А еще и сам академик, и - позднее – его вдова Нина Александровна одарили нас «Теорией стиха», «Тюркским героическим эпосом» и другими сочинениями ученого. Ведь после смерти Жирмунского президиум Академии наук принял постановление издать девятитомник исследований своего многолетнего члена. Начинание это, к сожалению, так до конца и не было доведено из-за трагической гибели Нины Александровны, его неутомимой помощницы, тоже филолога, – ее сбила машина около университета, где она и муж ее проработали в общей сложности более шестидесяти лет...
Те недолгие и нечастые встречи, которые случались у нас с Виктором Максимовичем в Комарово – на его загородной даче под Ленинградом и у нас в Москве, когда он приезжал на сессии Академии наук СССР, немного приоткрыли некоторые подробности жизни академика. Даром что языковед, Жирмунский был немногословен и не любил говорить о своей персоне. И все же косвенно удалось восстановить путь, что привел Виктора Жирмунского к всемирной славе лингвиста и литературоведа.
Сын известного столичного врача-отоларинголога, первого такого специалиста в России, Виктор рано увлекся не естественными, а гуманитарными науками. Этому, видимо, способствовала учеба в знаменитом Тенишевском училище, где его однокашником был поэт Осип Мандельштам, откуда позже вышел Владимир Набоков.
Затем – императорский Санкт-Петербургский университет. Юный студент выбирает романо-германское отделение, что вполне объяснимо: немецкий был вторым языком в семье. А вообще языков Виктор Максимович знал бессчетно. Впоследствии читал лекции и по-французски, и по-итальянски, и по-английски. Это только то – о чем мне ведомо.
В двадцать три Виктор Жирмунский публикует свою первую, названную выше монографию: «Немецкие романтики и современная мистика».
Снисходительно улыбаясь, Виктор Максимович вспоминал, что современная печать откликнулась на работу студента более чем десятком рецензий. Но чем он гордился, так это двумя письмами, которые автору прислал в связи с этой книгой Александр Блок. Они напечатаны в Полном собрании сочинений поэта.
Университет блестяще окончен. Жирмунского оставляют для подготовки к профессорскому званию и командируют в Германию. Слушает
лекции в Берлине, Лейпциге и Мюнхене. Потом он станет доктором гонорис кауза, то есть почетным доктором Берлинского университета имени Гумбольдта.
Первая мировая война. С трудом вернувшись на родину, Виктор Максимович становится приват-доцентом Петроградского университета.
После февральской революции получает кафедру в Саратове.
И вот тут, пользуясь географической близостью немецких колоний, он погружается в изучение диалектов выходцев из различных германских земель. Задача чрезвычайно плодотворная, потому что приглашенные в Россию еще во времена Екатерины Великой эти люди сохранили в своей памяти неприкосновенные речения века XVIII.
Но Жирмунский не ограничивает свои экспедиции Поволжьем. Он исследует также язык, быт и народное творчество колонистов новороссийского края, Крыма, Кубани, Украины и ряда других мест, где фолькс-дойче, как их называли, жили до жестокой сталинской депортации.
Не так давно отмечалось 110-летие со дня рождения Виктора Максимовича. Питерский журнал «Звезда» №6, 2002г, обнародовал интересные факты. Оказывается, в двадцатые годы Жирмунский сотрудничал с основанным Джоном Мейером во Фрайбурге Архивом Песни, передал для знаменитой серии «Немецкие песни и баллады» свою богатую коллекцию фольклорных находок, собранных в колониях немцев России и Украины.
После прихода к власти фашистов связи двух ученых были прерваны. Между тем Мейер отклонил предложение Геббельса ввести Архив Песни в нацистскую «Ahnenerbe» под предлогом, что и фонд и здание учреждения созданы на его средства. И все же в З9-м, после советско-германского пакта, Мейер, видимо, решил, что теперь можно будет продолжить общую работу. Он обратился в МИД третьего рейха с просьбой помочь установить контакт с русским коллегой. Ответ последовал предостерегающий:
«Германское посольство в Москве было готово передать Ваше письмо проф. Жирмунскому. Однако мы хотели бы обратить Ваше внимание на то, что, насколько нам известно, проф. Жирмунский не является особой арийского происхождения. Кроме того, нам необходимо было бы знать его имя и отчество, а также возраст.
Дальнейшее решение вопроса оставляю на Ваше усмотрение.
С наилучшими пожеланиями и Хайль Гитлер!
Остаюсь преданный Вам Geheimrat (подпись).»
Мейера острастка чиновника не остановила. Он написал тайному советнику: «Имя Жирмунского – Виктор, отчества его я не знаю, так же как и возраста, - вероятно, ему лет пятьдесят. О неарийском происхождении профессора Жирмунского я не ведал, но он делает необходимое дело. Евреи занимались тем же во многих странах, и это никому не мешало».
Смелость и упорство подействовали. Отправленное Виктору Жирмунскому предложение о новом сотрудничестве дошло до адресата через две цензуры – гитлеровскую и сталинскую – лишь 30 декабря 1940 г. Отклик Жирмунского был следующим:
«Глубокоуважаемый коллега!
Ваше письмо от 8 ноября я получил и благодарю Вас.Что касается моего собрания немецких песен, то в 1928-29 г.г. Вы получили при посредстве Института Истории Искусств в Ленинграде наиболее важные баллады для Вашего фонда. После 1930 г. записью народных песен я не занимался, поэтому едва ли располагаю чем-то для Вас новым. Изданные Вами тома немецких песен я изучил с большим интересом...»
Наступил сорок первый год. До начала войны оставались считанные месяцы. На ту пору в собрании немецкого фольклора В.М.Жирмунского находилось 47 папок, включающих 9597 документов на 10325 листах.
...Подарок Вальдемара Вебера помог мне понять благую цель академика, который своими неустанными трудами сохранил навсегда языковое и этнографическое богатство – черты обихода, песенный и сказочный фольклор своеобычного народа русских немцев. Не будь его штудий, эти сокровища, может быть, оказались бы невосстановимыми.
У Виктора же Максимовича жизнь складывалась непросто. Был он и обруганным «опоязовцем», и нежалуемым компаративистом, и «безродным космополитом». И в «Крестах» посидел. Но всегда оставался верен науке.
А единственный сын Алексей не пошел по стопам отца. Правда, стал академиком, и все же – не филологом – специалистом в области океанографии.
