Павел Сиркес ГРУЗИНСКИЕ НЕМЦЫ ЛАМПАРТЕРЫ И ИХ ПОТОМКИ
Якоб Лампартер был из немцев-колонистов, что переселились в Грузию в конце ХVIII - начале ХIX века из Южной Германии, точней – из Швабии. Впрочем, существовало семейное предание, что прежде Лампартеры звались Ломбарди, то есть у них будто бы итальянские корни.
Наполеоновские войны разорили швабские земли, а русский царь обещал щедрые земельные наделы, денежные беспроцентные ссуды сроком на десять лет, освобождение от налогов и воинской повинности. Вот и потянулись немцы в дальний и трудный путь, надеясь обрести счастье на чужбине.
Грузия совсем недавно, при Екатерине Второй, по трактату, подписанному в терской станице Георгиевской, добровольно присоединилась к единоверной России, ища защиты от агрессивных соседей – Персии и Турции. Но уже при Павле, сыне великой императрицы, местная династия лишилась суверенитета, управление перешло в руки российских военных и чиновников. Те считали, что приток немецких колонистов будет способствовать процветанию вновь обретенной полуденной страны, и направляли туда выходцев из южно-немецких княжеств, сведущих в виноградарстве и виноделии, да к тому же владеющих многими нужными ремеслами.
Среди переселенцев были и такие, кого покинуть родину и устремиться в Закавказье побуждали не только материальные причины, но и религиозные убеждения. Некоторые наиболее истовые протестанты верили, что близость священной горы Арарат, куда после всемирного потопа причалил ковчег нашего праотца - праведного Ноя, могла помочь возвращению к благочестивой жизни.
Действительность, как всегда это бывает, оказалась далека от прекраснодушных представлений о ней. Царские чиновники нередко выделяли колонистам заболоченные участки земли, где свирепствовала малярия. Надо было проявить неукротимое упорство, чтобы не только одолеть страшную хворь, но и сделать эти места пригодными для сельского хозяйства. Трудолюбие немцев не могло не вызвать уважения у аборигенов. А еще пришельцев и здешних сплачивало общее противостояние разбойничьим набегам из-за близкой турецкой границы.
Постепенно жизнь налаживалась. Одна за другой возникали и крепли колонии Мариенфельд, Ной Тифлис, Елизаветталь, Александрдорф и другие. Производимые в них вина и фрукты поставлялись в Санкт-Петербург и Москву, в губернские центры коренной России. Там же да и в самой Грузии находили сбыт и изделия многочисленных немецких ремесленников. Дело в том, что по закону положенные каждой семье шестьдесят десятин нельзя было дробить. Отцу наследовал младший сын. Остальные либо оставались в фамильном хозяйстве, либо искали себе иные занятия.
Якобу выпала именно такая доля. Впрочем, все, что знают о нем потомки, им поведала его вдова, памятливая Шарлотта Карловна, Гросочка, как они ее называли, ласково переиначивая на русский лад немецкое слово Großmutter - бабушка.
Из рассказов Гросочки известно, что Якоб Лампартер, серьезно интересуясь техникой, всю жизнь занимался самообразованием и будто бы даже думал поступить в Берлинский университет, но помешала встреча с юной красавицей Шарлоттой, любовь и ранняя женитьба.
Молодожены обосновались в Тифлисе. Счастливое супружество оказалось плодовитым. Вслед за первенцем Эрнстом появились две дочери - Ленни и Юлия. Затем родился еще один мальчик – мизинчик Альберт. Содержать разросшееся семейство было нелегко.
И приходилось Якобу Лампартеру не щадить себя, служа агентом в компании «Зингер», производящей швейные машины. В качестве коммивояжера, продающего изделия своей преуспевающей фирмы, он колесил по всей Грузии, забираясь порой в самые отдаленные и неприступные горные селения.
В одном из них его и настигла беда. Случился пожар, жертвой которого оказался и старательный труженик Якоб Лампартер..
Не справиться бы Шарлотте Карловне со свалившимся на нее несчастьем, если бы не помощь подросших детей. Они прекрасно учились в гимназиях да еще занимались и репетиторством, а она сама, мастерица на все руки, не гнушалась никакой работы. И то и другое помогало сводить концы с концами.
Точно стремясь наперекор судьбе добиться того, что не удалось отцу, старшие сын и дочь отправились для получения образования в Петербург. Вторая дочь мечтала стать врачом и поступила на медицинский факультет Московского университета. Самый младший учился неподалеку от родительского дома - в Новочеркасском политехническом.
С началом Первой мировой войны, русские ура-патриоты развязали агитацию против подданных Российской империи – по происхождению этнических немцев. Петербург был переименован в Петроград. Cтудент Эрнст Лампартер, привыкший идентифицировать себя как человека русской культуры, старался не обращать внимания на происходящие вокруг эксцессы. Незадолго до Октябрьского переворота он успел с отличием окончить политехнический институт, получив специальность инженера-электротехника. Сестра Ленни одновременно с ним завершила учебу в консерватории по классу фортепиано.
Молодому инженеру предлагали в Петрограде завидное место, но он отказался. В Тифлисе одиноко жила Шарлотта Карловна. Там же его ждала невеста – только что сдавшая экзамены за гимназический курс Лицци Майер, дочь известного в городе доктора. Ленни решила ехать вместе с братом. Осуществить этот план помешала вспышка холеры в охваченной революционной смутой столице. Ленни не убереглась от заразы и сгорела в одночасье. Это была вторая ужасная потеря в дружной семье Лампартеров.
Непросто было Эрнсту, схоронившему сестру на чужой стороне, достичь Грузии, которая объявила о своей независимости под властью меньшевиков. На огромной территории бывшей империи бушевала гражданская война. Регулярное железнодорожное сообщение прекратилось. И все-таки Эрнсту Лампартеру после долгих мытарств удалось кружным путем в 1918 году добраться до Тифлиса. Здесь он вскоре приобрел репутацию одного из лидеров немецкого землячества. Когда же наступающая Красная Армия приблизилась к границам суверенной Грузии и стало ясно, что приход большевиков неизбежен, германский консул предложил руководителям сообщества колонистов подданство своей страны. Эрнст вежливо отказался. Он не мыслил жизни вне родины.
Находились среди грузинских немцев и такие, кто гражданство Германии принял, но не уехал, как родители Лицци и ее брат Виктор.
Репрессии обрушились на семью Лампартеров сразу после установления советской власти в Закавказье, еще в 1921 году. ЧК арестовала Эрнста как иностранного агента. Заключенного поместили в знаменитые серные бани в старом районе Тифлиса, где были пыточные камеры. А по ночам безвинного узника вывозили за город и устраивали мнимый расстрел. Тогда у Эрнста и появилась ранняя седина.
И вдруг Лампартера выпустили. Никаких объяснений и извинений не последовало. Просто было объявлено, что его знания пригодятся при сооружении первой в Грузии Земо-Авчальской гидроэлектростанции.
Шарлотту Карловну очень беспокоило отсутствие вестей от Юлии и Альберта.
Юлия тем временем после третьего курса вышла замуж за доброго, надежного, любящего человека, который служил военно-морским врачом на Балтике. Тихон Логинович Добродеев увез ее из Москвы, где шли тогда жестокие бои юнкеров с красногвардейцами, в тихую финскую Котку по месту прописки своего корабля.
Когда же Финляндия отделилась от Российского государства, молодые встали перед выбором - остаться или вернуться домой. Тут Юлия и проявила присущую ей твердость характера: не представляя себя в чужой жизни, она заявила мужу, что может быть счастлива только в Грузии. Счастье это, увы, так и не наступило…
После изрядного перерыва до Тифлиса дошло письмо и от Альберта… из Берлина. Как он там оказался? Когда Новочеркасск превратился в центр восстания донского казачества, Альберту удалось покинуть мятежный город. Он перебрался на занятую германскими войсками Украину, а уже оттуда, благодаря отличному владению немецким, в Берлин, чтобы спокойно продолжить там учебу. Средств к существованию у него не было, зато с ним была скрипка, которая его и кормила. В Берлине Альберт встретил Магдалину – Ленни Реннефельд, девушку из простой семьи, по профессии стенографистку. Они поженились, как только Альберту Лампартеру вручили диплом инженера-машиностроителя и он получил приглашение в советское торгпредство, где нуждались в специалисте, знающем машины да к тому же свободно владеющем обоими языками – немецким и русским. Из торгпредства Альберта Яковлевича Лампартера в конце двадцатых перевели в Москву, в «Машиноэкспорт» - одно из объединений наркомата внешней торговли.
Магдалина все приняла сердцем в новой для нее стране. Она обрусела, мало походила на иностранку, по-русски говорила почти без акцента. Ей очень хотелось познакомиться с родными мужа – его матерью, братом и сестрой, но Альберта не отпустили с работы, и в Тифлис пришлось ехать одной.
По пути она завернула в Армавир, где после скитаний, связанных со службой военврача, очутились Юлия и Тихон Добродеевы. У них было уже двое детей - дочь Лия и сын Борис. Жили теперь на скромное жалование демобилизованного доктора. Питание было скудным. Продуктов, выдаваемых по карточкам, не хватало. Дети часто болели из-за плохого тамошнего климата. Погостив у родни несколько дней, деятельная Магдалина решительно сказала свояченице: «Юля! Не подвергайте риску здоровье деток. Вы должны немедленно покинуть этот город. Переезжайте в Тифлис». И заставила взять у нее деньги на билеты.
Каким утешением для Шарлотты Карловны стало возвращение Юлии с семьей в родительский дом! Она не могла насмотреться на внуков, которые сразу и прозвали ее Гросочкой. И все казалось добрым и ладным до проклятого 37-го года…
Когда пришли чекисты, Эрнст Яковлевич Лампартер находился в своем кабинете. Он работал тогда главным инженером ТУЭС - Тбилисского управления энергетического снабжения. За окном стояла летняя жара. И потому Эрнст Яковлевич сидел за письменным столом в рубашке с распахнутым воротом. Пиджак и галстук висели на плечиках в шкафу. Его увели в чем был, не разрешив даже открыть шкафа, – и больше Эрнста Яковлевича никто не видел.
Жена и мать письменно обратились к самому Берии, который хорошо знал Лампартера, ведь еще недавно, до назначения наркомом НКВД вместо снятого Ежова, тот возглавлял ЦК компартии Грузии. Ответа не последовало. Только спустя много лет выяснилось: Эрнст Яковлевич Лампартер не признал, что он – немецкий шпион, и под пытками никого не оклеветал. И был без суда расстрелян.
Сразу после исчезновения старшего брата Альберта уволили из «Машиноэкспорта». Поиски нового места были напрасны. Отчаявшись, он сам явился на Лубянку и сказал: «Либо дайте мне работу, либо арестуйте. Жить так, как сейчас, я не могу». Его успокоили: «Это недоразумение! Запишите номер телефона, адрес. И завтра же можете приступать. Такими специалистами у нас не разбрасываются».
Домой Альберт Лампартер прибежал, светясь от радости. Едва успел пересказать Ленни разговор на Лубянке, как ворвались энкавэдэшники. С того момента для жены «врага народа» Магдалины Лампартер-Реннефельд начались те же муки, что и для миллионов других женщин, чьи мужья были репрессированы. Она выстаивала в многочасовых очередях в разные приемные, пытаясь выяснить, где Альберт, что с ним, в чем его обвиняют, металась от одного ДОПРа (дома предварительного заключения) к другому, чтобы передать письмо или какие-нибудь теплые вещи, когда наступила зима, продукты – все напрасно.
А потом взяли и ее.
Камера, ссылка на Алтай, снова централ и новая ссылка – в Сибирь, в Хакасию.
Издевательства в ходе еженедельных проверок в милиции. А ведь даже не была подданной этой страны. Жизнестойкая Магдалина уцелела и, благодаря хлопотам брата и сестры, вернулась на родину, в ФРГ в апреле 1960-го, через три десятка лет после первого пересечения советской границы. Половину из них она провела в тюрьмах и лагерях. И за все время пребывания в СССР никогда не чувствовала себя свободной.
Трагическая участь постигла вторую невестку Шарлотты Карловны – Лицци.
Помните, в 1918 году семья доктора Майера запасалась германскими паспортами? Их получили все Майеры, кроме Лицци, которая, выйдя за Эрнста, последовала его примеру. В 39-ом, когда был заключен пакт Молотова – Риббентропа, фольксдойче, имеющие немецкое гражданство и желающие уехать из Советского Союза в рейх, по сговору Гитлера со Сталиным, могли это сделать. Доктор к тому времени уже умер. Брат же Лицци - Виктор и ее старая мать возможностью такой воспользовались. Верная Лицци осталась, надеясь дождаться любимого мужа.
Казалось, с ней обошлись не так жестоко, как с другими ЧСИР – членами семей изменников родины: не арестовали, не сослали. Лишь заселили огромную майеровскую квартиру посторонними людьми, оставив дочери прежних хозяев самую маленькую из многочисленных комнат. Здесь она и прожила до осени 1941 года.
Депортация 23580 этнических немцев Грузии началась по постановлению Государственного Комитета обороны 8 октября. Лицци Лампартер погрузили в вагон-телятник, под завязку набитый соплеменниками, которых повезли к Каспию. Отсюда их через штормящее море на баржах-самоходках переправляли в Среднюю Азию. Со слов кого-то из бывших рядом с Лицци, но выживших, много позже стало известно, что она скончалась в пути от воспаления легких. Тело умершей бросили в холодные волны.
В тот роковой октябрьский день чекисты пришли и к Добродеевым. По инструкции смешанные семьи не подлежали депортации. «А вот наша Гросочка, - вспоминает эпизод из собственного отрочества Борис Добродеев в своей недавно вышедшей книге, - Шарлотта Карловна Лампартер… Тут все было немецким – и имя, и отчество, и фамилия. Я сидел ни жив, ни мертв: неужели они потребуют отъезда бабушки? Ей было уже за 80… Потом один из чекистов почему-то внимательно посмотрел на меня, что-то сказал другому по-грузински. Они опять посовещались и вынесли вердикт: бабушка остается, но под личную ответственность зятя, моего папы, военврача 2-го ранга в запасе, русского, участника Гражданской войны, то есть лица благонадежного… А жить ей оставалось всего несколько месяцев».
Книгу «Было – не было…» (Издательство «Прозаик», М., 2010г. ) Борис Тихонович Добродеев подарил мне в мой последний приезд в Москву. Известный кинодраматург, лауреат Ленинской премии, он руководил мастерской на Высших курсах сценаристов и режиссеров, где я занимался документалистикой в 1967-68 гг. С тех пор у нас добрые и доверительные отношения. Знаю, что старший его сын Дмитрий, историк и писатель, был обозревателем на радио «Свобода», младший Олег – тележурналист, теперь возглавляет большую медийную компанию. О немецких предках, о родне Бориса Тихоновича с материнской стороны мы никогда не говорили. Потому эта линия добродеевских мемуаров стала для меня совершенно неожиданной, пронзила до боли сердечной.
