№9/1, 2011 - 3 сентября 1941 года родился Сергей Донатович Довлатов
Боря Ройтблат ДОВЛАТОВСКИЙ ВЕЧЕР В "ПЕГАСЕ"
рассказ
1.
Началось это - с операции.
В Таллинне.
Я был курсантом 3 курса морского училища. На практике я надорвался. В портовой больнице мне сделали операцию. Получились два шва. Эти швы начали дико болеть уже через несколько часов после операции. Я скрежетал зубами.
Нажал кнопку на стенке.
Пришла хрупкая медсестра. У нее были огромные синие глаза. Голос - как у колокольчика.
- Что, морячок? - спросила она. - Очень болит? Ну, ладно, тебе разрешили морфий. Потерпи, сейчас приду.
Она принесла шприц. Сделала мне укол.
- Теперь станет лучше, - сказала она.
Морфий растекался по моему телу - как сон после бурной ночи. Боль ушла. Я ощутил прилив счастья. Я плавал в каких-то мечтах, похожих на кипарисы. Мне было тепло и радостно.
Но морфий - не вечен. Он ушел, и опять пришла страшная боль.
Опять пришла та медсестра, с голосом, как у колокольчика. Сделала мне укол морфия.
И я опять провалился - в счастье.
Мне еще пару дней делали эти уколы. Боли уже начали проходить. Но я - мечтал о морфии. Я был глуп - как заяц, который бежит в лучах автомобильных фар. Нет, чтобы свернуть в поле или в лес. Бежит и бежит, глупый.
Ночью я нажал на кнопку.
Пришла та самая медсестра. Как раз это так выпало - на ее очередное дежурство.
- Кольни, - попросил я.
- Не кольну, - сказала она. - Тебе больше нельзя, а то наркоманом станешь. Морфинистом.
- Да не стану! - заупрямился я. - Кольни, моя беззаветная!
Она тихо засмеялась. Но отрицательно покачала головой:
- Нет, морячок. Таблетку димедрола дам - и уснешь. Ты слабенький сейчас, тебе одной таблетки хватит.
- Сколько тебе лет? - спросил я.
- Девятнадцать.
- Ты коренная таллиннка?
- Да.
- Знаешь эстонский?
- Да. И финский знаю.
- Ты похожа на лепесток цветка, - сказал я. - Кольни последний разок - и больше просить не буду.
- Нет! - повторила она. - Сейчас принесу тебе димедрол. Уснешь через 10 минут.
Откровенно скажу: благодаря ей - я не стал наркоманом. Больше никогда не имел интереса к наркотикам. Она сидела на краю моей койки и тихо рассказывала, как это ужасно - быть наркоманом. В мою душу залез холодный ужас.
- Не буду, - сказал я.
- Ну, спи, - она погладила меня по руке. - Что-то димедрол на тебя медленно действует.
- Влюбился, - сказал я. - Через месяц - пойдешь со мной на танцы?
- Не пойду.
- А что так? У тебя есть кавалер?
- Не спрашивай. Не скажу. Спи, морячок.
И она ушла.
2.
Я выписался из больницы - и забыл про ту медсестру.
Вспомнил про нее, когда уже был газетным репортером. Так, случайно вспомнил. Захотел услышать ее голос маленького колокольчика. Она действительно была похожа на лепесток цветка!
Я пришел в портовую больницу. Угадал: она была на дежурстве. С утра.
- Сходим вечером в кино? - спросил я.
- Не сходим! - ответил мне колокольчик.
- Сходим! Буду тебя ждать в шесть вечера у кинотеатра "Космос". При двух билетах в кармане. Буду ждать - пока не придешь.
- Не приду! - клятвенно заверила она.
Ну, и что вы думаете? Я ждал ее у кинотеатра полтора часа! Вы думаете, я был влюблен в нее? Нет. Она мне была просто приятна. Это очень приятно - разговаривать с колокольчиком.
Зачем я стоял там полтора часа? Не из принципа. Мне просто некуда было пойти в тот вечер. Я не хотел возвращаться в свою унылую комнату. Комната была рядом - за Детским стадионом. А что в комнате? Койка, стол, стул и обшарпанный шкаф. Зачем туда спешить? Лучше стоять у кинотеатра - и смотреть на трамваи. Вот почему я стоял там полтора часа.
И она - пришла!
- Как тебе не стыдно! - сказала она. - Неужели так бы и стоял до ночи?
- До утра! - ответил я. - Слушай, Колокольчик, билеты в кино пропали. Куда пойдем? Хочешь в кафе "Пегас"?
- Не хочу. Я в трамвае мимо проезжала. Увидела тебя - и решила выйти, сказать, чтобы ты больше меня не ждал.
- Но, Колокольчик, у меня сегодня свободный вечер! Завтра уезжаю в командировку - в Тарту. Почему бы нам не пойти в "Пегас"? Я люблю это кафе. В детстве, на улице Дзержинского, меня прозвали "Пегас Ройтблат". Мне это нравилось! Я не знал, что Пегас - это лошадь. А потом узнал, что это - творческая лошадь. Если хочешь - называй меня Пегасом!
- Ну, ладно, - сказала она. - Зайдем на полчаса в "Пегас".
В "Пегасе" мы сели за столик у окна. Я заказал кофе и сухое вино.
- А ты что, в море не ходишь? - спросила она.
- Нет, я сейчас в газете. Репортер.
- Ты? - удивилась она. - Журналист? А я раньше думала, что журналисты - это умные люди!
- Нет, это дураки, - сказал я. - Дешевки. Выпендрежники. Там только два нормальных человека есть: моя шефиня Гати и Довлатов. Гати - меня всегда ругает, но терпит. А Довлатов - не ругает, не хвалит, но тоже терпит.
- А кто такой Довлатов? - спросила. - Вот фамилию Гати - помню. Где-то читала. А про Довлатова - даже не слышала.
- О, это классный репортер! - сказал я. - Он даже рассказы пишет. С ним на днях сам Борис Полевой, редактор "Юности", по телефону разговаривал. Я лично позвал Довлатова к телефону. В принципе, я тоже пробую писать рассказы. Но мне Борис Полевой почему-то не звонит. Недавно я показал Довлатову свой рассказ. Он прочитал и сказал: "Говно!"
- Не ругайся! - сказала она.
- Нет, я только процитировал! Но я так и не понял, кто именно на букву гэ: я - или мой рассказ? Вероятно, оба. Но я сейчас пишу новый рассказ. Напишу - опять покажу Довлатову. Может, на этот раз он меня с буквы гэ пошлет на другие три буквы - но я надеюсь все-таки, что не пошлет.
- А может, он ошибается? - сказала она. - Может, он сам на букву гэ?
- Кто? Довлатов?! Ну, ты меня убила! Он мне такие лекции выдает, что я - на ушах стою!
- А сколько тебе лет? - спросила она.
- Двадцать.
- А где ты встречал Новый год?
- В поезде Таллинн - Москва. Вагон был почти пуст. Но меня позвала к себе в купе пара молодоженов. Мы пили шампанское.
- Все у тебя не так, - укоризненно сказал она. - Потому теперь и мыкаешься по командировкам. А надо - на месте жить и на месте работать. Непутевый ты! Я еще в больнице это заметила. Ну, зачем ты пишешь рассказы? Кто тебя напечатает - с такой фамилией? Тратишь время попусту! Ты бы лучше фарцовщиком стал, квартиру купил бы, машину. У тебя нос хитрый, у тебя это получилось бы.
- А ты - фарцуешь? - спросил я.
- Конечно! Пока не ахти что, по 500-600 рэ в месяц. Но это потому, что я - не хитрая. Была бы хитрой - по 5 кусков за месяц имела бы.
- Колокольчик, возьми меня в долю, - сказал я. - У меня еле-еле 250 за месяц получается. Да и то - не всегда! Возьми меня в долю!
- Не возьму, - отрезала она. - Я сам в этой доле на птичьих правах. Думаешь, так просто клиентов находить? Вся в мыле!
- Может, в ментовку на тебя настучать? - задумчиво сказал я. - Тебя поймают, арестуют и посадят. А мне за это - грамоту дадут от ОБХСС.
- Не пугай! - засмеялась она. - Никуда ты не настучишь. Я в людях разбираюсь: ты, например, не на букву гэ, как тебя этот назвал... как его?
- Довлатов.
- Ну, Довлатов так Довлатов. И ментовки я не боюсь. Таких, как я, в Таллинне полгорода. У тебя же моряков знакомых много, почему бы тебе свое дело не развернуть?
- Хотел бы, но не знаю - как!
- С мелочевки начни. Возьми у моряка товара на сотню, продай за 150, и дело пойдет. На кой черт сдалась тебе эта газета? Зачем тебе быть журналистом в стране дураков? Лучше финский подзубри, с финнами дела можно делать. Только на волюту не лезь, а то с гэбэшниками дело заимеешь, потом от них не открутишься: посадят! А по фарце - жить можно. Не Довлатова какого-то слушать надо, а умных людей.
- Но и Довлатов - не дурак вроде бы! - возразил я.
- Не дурак? - усомнилась она. - Тогда - зачем он рассказики пишет? Но если ты уверен, что он умный - закрути с ним дело! Что вам обоим на 250 рэ жить? На такие деньги надо во Пскове жить, а не в Таллинне. Сколько этому Довлатову лет?
- Кажется, тридцать два.
- Грамотный?
- Пишет без ошибок.
- Да я тебя не о том спрашиваю! - сердито сказала она. - Я спрашиваю: голова у него - грамотная? Соображает?
- Ну!
- Вот и скажи ему: "Товарищ Довлатов, бабки хочешь иметь?" Что он тебе ответит?
- Ответит: "Конечно, хочу!"
- Правильно! - сказала она. - У него знакомых в Таллинне много?
- Уйма! - согласился я. - А в Ленинграде - еще больше!
- Понял, как надо? - спросила она. - Ты здесь товары доставай, а он - пускай в Питер их возит. В Питере лохов раз в десять больше, чем в Таллинне. Там лох на лохе сидит и лохом погоняет!
- А кто это - лохи? - не понял я.
- Дураки, - сказала она. - Особенно деревенщина в общагах. Они там на кидуху кидаются - как звери!
- А что это - кидуха? - опять не понял я.
- Моднятина, - объяснила она. - А так - ты лох неодетый, и твой... этот, как его, опять забыла?
- Довлатов?
- Тоже лох. Как он хоть выглядит? Прикинутый в смысле кидухи?
- Нет, - покачал я головой. - Старый твидовый пиджак и штаны со свалки.
- Ну вот! - с удовлетворением сказала она. - Я так и думала! Возьми мне еще винца. Так и быть, сделаю тебя человеком!
3.
Я заказал еще вина. Ей, не себе. Она нравилась мне все больше. Миниатюрная, глазастая, темпераментная! Меня закрутило от желания переспать с ней, а заодно и жениться - и стать фарцовщиком! Она, Довлатов и я - чем не святая троица буйной коммерции!
Увы, она словно отгадала мои мысли.
- Булочка, не смотри на меня так, - сказала она. - Я тебе не торт. Спать с тобой - не буду. Но если дело раскрутишь - пригласи в долю.
- Тогда и переспим? - с надеждой спросил я.
- Может быть.
- Слушай, Колокольчик, - сказал я. - А ты сама что-то не очень прикинутая в смысле кидухи! Простенько одета - как на похоронах. Почему так?
- А зачем это мне? - спросила она. - Мне сейчас хата нужна, а не кидуха. Я со стариками живу, а мои старики - тоже лохи. Кто мне хату сделает, если не я сама? На зарплату медсестры мне хату сделать, что ли? Так я и шалаш не построю. Замуж выйти - а за кого?
- За фарцу, например.
- Ну-у! - она улыбнулась. - У фарцы - семь невест на неделе. Как надежные мужики - все они на букву гэ. Сплю с ними иногда, но только ради трудовых успехов и соцобязательств. Одного на днях взяли - потому что с фарцы прыгнул на валюту. Другой - в больнице лежит с переломленными ребрами: потому что неправильно крутил дела.
- А моряки? У тебя их в портовой больнице - больше, чем надо?
- Эти, из нашей портовки? Клеются ко мне по сто раз в день, от матросиков до капитанов с обручальными кольцами. А что это за мужья? Что это за муж, которого никогда дома нет! Мне - другой нужен: чтобы рядом был, чтобы гвоздь в стенку забил, чтобы детей любил и не пил. А эти - все на букву гэ! Единственная польза от них, что парфюм дарят, а иногда кидуху, я потом это сдаю на хороших условиях.
- Возьми меня! - честно сказал я. - Даю слово: я тебе всю стену гвоздями заколочу! Верным буду - как могильная плита. Пить не буду. Мы с тобой кидуху будем доставать, а Довлатов будет возить ее в Питер. Жить будем - как райские птички! Колокольчик, я в тебя почти влюблен!
Она молча допила вино. Аккуратно вытерла губы салфеткой. И тихо произнесла:
- Влюбляться надо - не почти. Влюбляться надо - полностью.
Я помолчал.
- Вина еще хочешь? - спросил я.
Она равнодушно покачала головой.
- У меня друг был, - сказала она. - Два месяца назад разбился на мотоцикле. Где мне теперь другого такого найти? Где?
- Он тоже фарцевал?
- Нет. Инженер, 28 лет ему было. Иногда подрабатывал как автослесарь, если заказы были. Фарцовку - не любил. Я старалась, как могла, на хату заработать, у него-то комната только была в гостинке. Я полтора года бабки делала, а что мне теперь с ними делать? А мне самой - что делать? Разве что - повеситься.
- Ну, повеситься! - сказал я. - В жизни разное бывает. Встретишь еще большую любовь.
- Не встречу. Другого такого нет и не будет. Я все свои бабки хотела его старикам отдать - но разве это им поможет? Я теперь кидуху кручу не для бабок, а чтобы чем-то быть занятой... и забыться. Сегодня после работы у одной парикмахерши была с товаром, поимела на этом девять червонцев. Но у меня товар не часто бывает, не очень-то мне везет, с мелкотой вожусь, да и у этих - носы гордые! Мне бы только чем-то заниматься после портовки, а чем - не знаю! Может, винца еще взять?
Она позвала официантку:
- Еще по фужеру. И - счет, пожалуйста. Я плачу.
- Так ведь я тебя приглашал!
- Не зуди! - сказала она.
Она расплатилась. Мы опять стали пить сухое вино. Надо сказать, я не любитель вина. Мне больше пиво идет. А Довлатову, кажется, все шло: что вино, что водка... и так далее. Недели за две до этого он тут, в "Пегасе", у меня на глазах выпил за полчаса 5 бутылок "Рислинга". Мы были тут с ним вдвоем, и я изумленно спросил: "Сережа, куда в тебя столько лезет этой кислятины?" "У них тут сегодня водки нет", - равнодушно ответил он.
Она молча пила вино. Вдруг - спросила:
- А про что пишет рассказы этот... как его?
- Довлатов?
- Да.
- Он мен давал как-то почитать два своих рассказа. Это про лагерь было. Он там служил солдатом во внутренних войсках.
- Краснопогонник? Ну, и как рассказы?
- Сильно, - сказал я. - Слишком сильно. Вряд ли это когда-нибудь напечатают. Вот, например, один рассказ: как зэк отрубил себе топором руку. За то, что солдаты накануне свиданки изнасиловали на КПП его жену.
- Сильно! - сказала она. - Конечно, не напечатают. Страна дураков - что с нее взять? И он такие рассказы пишет?
- Пишет. Но я только два читал. Больше ничего. Он меня всерьез - не принимает. Я для него - так, пацан. Хотя иногда бывает со мной серьезным. Иногда. Но я этого человека уже никогда не смогу забыть. Это мое счастье - что я работаю с ним в одном кабинете. Конечно, я мало понимаю в литературе... но таких рассказов я еще ни разу не читал. Куда мне до него! Он любит Кафку и Белля, а я даже не знаю, кто это!
- Я тоже, - сказала она. - Но я Льва Толстого читала. Все тома из библиотеки, один за другим, когда время было свободное.
- Что, и письма Толстого тоже?!
- И письма, - сказала она. - Все до одного. Я его года три читала, пока училась на медсестру.
Она помолчала.
- А между прочим, - сказала она, - этот, как его, Давлатов кидуху в Питер возить не будет.
- А если ему бабки будут нужны?
- Не будет! - повторила она. - Если он такой рассказ про зэка написал - значит, не будет возить кидуху. Мой, например, готов был калымить хоть грузчиком, но кидуху - терпеть не мог. Особенно самопальную. У него какая-то особенная совесть была: пахать - да, кидуха - нет. А почему я другая? Почему?
- Ты... немножечко опьянела, - сказал я.
- Нет, я не пьяница, - возразила она. - С ним, бывало, пила: бутылку "Алиготэ" или "Рислинга" на двоих. От этого опьянеть-то невозможно! А теперь что-то тянет меня на эту пакость. Тебе что, сухарь - не идет? Ну, да ладно!
Она заказала еще бутылку вина. Сразу расплатилась. Залпом выпила один фужер.
- Налей мне второй, - сказала она.
- Колокольчик, тебе так много не надо. Ты быстро пьянеешь. Тебе завтра утром в портовку на дежурство!
- Не зуди! - сказала она. - Налей! Вот, молодец! Отвезешь меня на такси, за мой счет. Я, вообще-то, привыкла гонять с ним на мотоцикле "Ява". Но - нет ни его, ни мотоцикла. Э, слушай, морячок! Я на будущей неделе с утра свободна. Ты из Тарту вернешься уже? Хорошо. Дай мне поглазеть на этого твоего Довлатова.
- С чего это вдруг? - сказал я. - Ты что, переспать с ним решила? У него тут жена Тамара! И пьет он, кстати, нерегулярно, а только в период запоя.
- Не зуди! - повторила она. - Что ты песни поешь про супружескую верность? Какая Тамара? Человек такое написал про зэка - а я только хочу на него поглазеть. Давай, давай, морячок! Не скупись!
Я поразмыслил. Что за странности у нее! С чего это вдруг ей сдался Довлатов? Она просто пьяная... уж очень быстро пьянеет от слабых сухих вин. Назову ей срок, она это наверняка забудет. Зачем ей Довлатов? Вот, взбрело ей в голову!
- Давай-давай, морячок! - повторила она. - Не скупись!
- Понедельник, час дня, - сказал я. - Дом печати, шестой этаж, газета "Советская Эстония", отдел новостей. Запомнила?
- Да, - сказала она. - Но в такси - чтоб не смел ко мне приставать! Я не такая пьяная, как ты думаешь!
Она заказала еще бутылку вина. Сама и выпила. Она была - совершенно пьяная. Как можно так опьянеть от сухаря? Неизвестно. Я отвез ее домой. У двери она сказала:
- Понедельник. Час дня. Шестой этаж.
4.
Она - пришла.
В понедельник. В час дня. На всякий случай я ждал у лифта.
- Не скандаль, - попросил я. - Он за столом посредине, спиной к окну. Высокого роста, огромный, в сером твидовом пиджаке. Сделай вид, что ты пришла ко мне.
Мы вошли в кабинет. Я усадил ее на диван. Подумал - и сел рядом. Довлатов курил и смотрел на нее.
- Очаровательная девушка, - сказал он. - Вы хотите писать в газету?
- Нет.
- Правильно, - сказал он. - Зачем портить свои нервы ради этой глупости.
- Зачем вы пишите рассказы? - спросила она.
- Просто так. Иначе - не получается.
- Ну, я пойду, - сказала она. - Всего хорошего.
Я проводил ее до лифта.
- Ну как, довольна? - спросил я. - Кто он? Лох?
- Нет. Не приходи больше ко мне. Может, увидимся как-нибудь в городе. Чао, морячок!
...Я увидел ее на улице через восемь, а может, через десть лет. Вероятно, был 1982-й, а может, 1983-й год. Она подошла ко мне.
- Как дела, Колокольчик? - спросил я. - У тебя обручальное кольцо. Ты счастлива?
- Посредине, - сказала она. - А кстати, где Довлатов? Он давно исчез.
- Он в Америке.
- Сам уехал?
- Выгнали.
- Сволочи, - сказала она. - Кто еще мог так написать про несчастного зэка? Только он.
- Ты не читала этот рассказ.
- Ничего, когда-нибудь прочитаю. Как твои дела, морячок?
- Вышел замуж. На днях разведусь.
- Лох, - сказала она. - Тебе в Америку надо, а не тут штаны просиживать. Ну, бывай!
Она ушла.
Чертовка, подумал я.
Но она - запомнилась мне. Как и тот странный, давний наш с ней довлатовский вечер в "Пегасе".
