Там все было умеренно. Пьяный человек на улице - редкость. Пили не
стаканами, а рюмками. Люди разговаривали негромко, а в трамваях - тихим
шепотом. Везде говорили "спасибо" и "пожалуйста". Улицу переходили только на зеленый свет светофора. Даже когда не было рядом ни одной машины - стояли и ждали. Официанты были строги, подтянуты - и не обсчитывали.
Какой-то несоветский город!
Честное слово!
Да! В Таллинне все было умеренно - кроме секса. По количеству секса на
душу населения Таллинн мог тогда войти в книгу рекордов Гиннесса. С ним
не могли конкурировать ни откровенно развратная Рига, ни романтически чокнутый Ленинград, ни буйная Москва. В этом смысле про Киев, Кишинев или
какую-нибудь Одессу - даже неловко вспоминать. Там секса тогда вообще
не было. Дети там рождались на капустных грядках.
И - не спорьте!
Я вам говорю - и я знаю, что говорю. Сам оттуда. Меня оттуда принес
аист, но по дороге уронил. Вот почему я теперь такой, а не иной.
Но вернемся к Таллинну.
Секс там был везде, на каждом шагу, и считался не роскошью, а средством
передвижения. Дом Печати, где находились редакции газет и журналов, был
переполнен молочными братьями и сестрами. В танцевальных клубах можно было через пять минут знакомства договориться о совместной бессмертной ночи. Секс происходил, кроме постелей, на лестничных площадках, садовых скамейках, письменных столах и даже на строгой проходной торгового порта.
Строгой она считалась потому, что за ней начиналась государственная граница СССР. Даже пограничники, с автоматами через плечо, ничего не могли поделать с этой таллиннской эпидемией свободной любви! Впрочем, сами пограничники тоже были не против.
Автоматы им при этом совсем не мешали.
В Таллинне я был тогда белой вороной. 20-летний репортер, в меру испорченный морским училищем, где подвыпившие женщины с улыбкой отдавались в экипаже всей курсантской роте.
Меня клонило в пользу романтики и возвышенности любви. Я и теперь -
такой же. Мой поверхностный цинизм происходит от журналистской профессии - но не от самой души. Аист был прав, когда уронил меня когда-то. Вероятно, он сделал это сознательно.
Спасибо тебе, аист.
2.
Среди тысячи моих тогдашних приятелей был Эдик. Молодой, почти юный
кандидит наук. Каких именно наук – не могу знать. О таких мелочах Эдик никогда не рассказывал, а я и не расспрашивал. Эдику было важно одно: то, что он кандидат с намеком на докторскую степень. С одинаковым успехом он мог защитить кандидатскую диссертацию - по математике, а докторскую - по географии. Сама наука не имела для него ни малейшего значений.
Он был родом из еврейских окрестностей Полтавы, и в нем было много
сходства с гоголевскими персонажами. Не с одним, а со всеми персонажами
одновременно. Например, он был скуп, как помещица Коробочка, и нахален -
как Чичиков. Эдик отличался геройскими усиками и всегда отутюженными
рубашками. Кроме того, он был импозантен и остроумен.
Я деликатно старался не бывать с ним в барах, потому что платить всегда
приходилось мне. Но в компании с ним я никогда не скучал. Эдик не давал мне
такой возможности. Разговаривать с ним было просто и легко.
Институтский диплом Эдик получил в Ленинграде, а кандидатскую защитил в
Таллинне. С его пятой графой это было в Эстонии проще. Но любил Эдик все-таки Ленинград, а Таллинн - терпеть не мог.
- Тут сухие люди, - говорил он. – А местные девушки - похожи на манекенщиц. Ты видел когда-нибудь манекенщицу на подиуме? Ну вот, здешние такие же. Так, словно не живут, а работают на подиуме. Вот в Питере - это да!
Там такие девушки работают в столовых... такие страстные! С такими открытыми бандитскими душами!
- Почему бандитскими? - удивленно спрашивал я.
- А вот - умеют бандиты в загульный момент жить нараспашку! То, чего часто не хватает обычным людям. У меня были подруги - во всех столовых Питера. И меня, бедного студента, они кормили всегда бесплатно. Тройными порциями, причем обязательно с приличным компотом! А я за это честно платил им безумными ночами. Когда надумаю жениться - поеду в Питер, пройдусь по
столовым - и выберу себе невесту! А в Таллинне - что? Сухие манекенщицы.
Равнодушные секс-машины!
Впрочем, таллиннских девушек он тоже старался не обижать. У него была
комната в общежитии гостиничного типа. Там охотно бывали девушки, разведенки и замужние дамы. Эдик не отказывал - никому.
Но два вечера в неделю – пятницу и субботу - он дарил только одной даме.
3.
Эта дама была его большой тайной.
Но однажды, на глубоком витке откровенности, он вдруг рассказал мне - кто это.
- Умная женщина! - с восторгом признался Эдик. - Сейчас она делает
мне двухкомнатную квартиру и полным ходом решает вопрос относительно
докторской. У нее влиятельных знакомых в Таллинне- больше чем букв в газете. И в Питере у нее солидные люди есть, и в Москве.
- Молодая - но уже такая приятная?! - невежественно спросил я.
- Ну... молодая, но не совсем, - сказал Эдик. - Месяц назад ей стукнуло
50 лет. Но между нами разница - всего лишь 22 года, это не так много. Хорошая женщина. Правда, выжимает из меня - все соки. До утра! Она сначала
хотела назначить мне понедельник и четверг. Но я уговорил ее переназначить этот процесс на пятницу и субботу. Так, чтобы я хоть выспаться мог и
прийти в себя. А иначе - я работать не смог бы. Помер бы от этих физических нагрузок. Очень требовательная женщина! Так и говорит мне: "Я - вкусный персик. А ты - паровоз, лети вперед, в коммуне остановка!"
Но пока я до этой остановки - коммуны добираюсь - все, уже еле живой!
- Так ты кто у нее? - обалдело спросил я. - Сексуальный раб?!
- Ну... раб не раб, а выхода нет. Вот сам посуди. Мне уже 28 лет - квартиры нет. Начальство мое - непробивное. Ходатайствовать за меня некому. А она
уже практически решила вопрос насчет квартиры. А кроме того, года через три я железно стану доктором наук. Ради этого - неужели так трудно две ночи в неделю быть Героем Социалистического труда?! У нее муж... ну, что-то вроде министра, тюфяк, импотент. Она его давно поставила под каблук. Но, к сожалению, не может принимать меня у себя дома: муж пока еще против. А у нее там кровать - как Елисейские поля! А ванная комната - больше,
чем вся моя гостинка вместе с туалетом! Жаль, что муж пока сопротивляется. Ведь я ничего плохого против него не имею!
Я, двадцатилетний, слушал его с большими, как сковородка, глазами. Мне,
придурковатому юному репортеру, раньше даже в голову не приходило, что
такое может быть. И вдруг я понял: он со мной так охотно общается именно
потому, что я журналист и он считает меня приближенным к сливкам общества! А если бы я был, к примеру, слесарем? Он меня даже не заметил бы, невзирая на пятую графу.
Мне стало - зябко и одиноко.
- А что ты? - вдруг сказал он. - Пробился в редакцию - значит надо ковать железо пока не остыло. Ты в общаге намерен всю жизнь торчать?
Квартиру надо выколачивать, а не хлопать ушами! Кстати, когда я стану доктором наук, ты про меня статью напишешь?
- Можно, - вяло ответил я.
- С портретом?
- Можно и с портретом.
- Молодец! - сказал он. - А хочешь я тебя тоже пристрою в эту коммерцию?
- Сексуальным рабом, что ли?
- Ну да! Кто о тебе позаботится, если не ты сам? Могу поговорить с моей
дамой. Представлю тебя - в лучших тонах! Моряк, журналист, почти писатель!
- Да не моряк я уже! И не писатель!
И как репортер я - так себе, сопля на ушах. Вот у нас в отделе есть Сережа
- это да, крупная фигура!
- Довлатов, что ли? - сказал Эдик. - Ну, этого я с моей дамой знакомить не
стал бы. Отобьет! Я про него кое-что уже слышал. А ты - молодой, неопытный.
Тебя, так и быть, я готов пристроить. Она тебе найдет солидную подругу!
Я сопротивлялся. Но мысль о собственной квартире медленно побеждала мою беловоронность.
И я - тупо согласился.
Жена министра, то есть подруга Эдика, приняла нас обоих у себя дома.
В гостиной комнате. Не могу сказать, что в этой комнате преобладал шик.
Наоборот, все было в умеренных тонах. Среднестатистический шведский гарнитур. У некоторых моряков, с которыми я делал интервью, квартиры были
куда шикарнее. Вероятно, жену министра мебель не очень интересовала.
Она смерила меня внимательным взглядом.
- Хороший мальчик, - сказала она.
- В красном пиджаке! Красный цвет вызывает страсть.
- Вот и наша страна - вся красная, вся страстная, - убедительно добавил Эдик.
Жена министра говорила по-русски с едва заметным, весьма приятным эстонским акцентом. Она выглядела ухоженно. Она смотрела на меня с некоторой хищностью. Я боялся, что она заставит меня прямо в гостиной раздеться догола, а потом - изнасилует!
Эдик - ревновал. Пожалуй, он уже сам был не рад, что привел меня сюда.
Все-таки я был моложе его на целых восемь лет! Как известно, все хорошие
домохозяйки любят свежее мясо, а не слегка подпорченное.
- Мальчик! - сказала она. - Женщина создана для любви. У женщины нет
возраста. Есть никудышные мужчины - но это совсем другой аспект. Ты способен быть нежным?
- Постараюсь, - пробормотал я.
- Будь увереннее! Подними голову! Смотри на женщину пронзительно -
как чекист на врага народа!
Я попробовал сделать пронзительный взгляд. Похоже в этот момент Эдик
перестал ревновать. Мой пронзительный взгляд - это был взгляд перепуганного зайца.
- Ничего, постепенно получится, - мягко заметила она. - Три месяца назад Эдик тоже был болваном. А теперь – Ален Делон! Опытная женщина всегда умеет
из простой воды сделать шампанское. Мальчик, у меня есть подруга, мы с ней
когда-то в одном классе учились. Мы родом - из эстонской деревни на Дальнем Востоке. Знаем жизнь! Моя подруга разведена, у нее скромная, но очень влиятельная должность в Совмине. Мальчик, вы меня правильно поняли?
- Ну... да, - сказал я. - Совмин – это хорошо.
- Понятливый! - улыбнулась дама. - Грозным надо быть! Грозным! Может,
водочки немножко выпьем для укрепления взаимопонимания? Эдик, наливай!
Дело было днем. Министр был на работе. Я не любитель водки. Но мне пришлось поучаствовать - и мы раздавили на троих три бутылки. При этом: дама - осталась трезвой, Эдик был под градусом, а я - уже был совсем хорош. И я невпопад заявил даме:
- Задание будет выполнено, товарищ генерал!
5
Мой дебют в роли пронзительного любовника состоялся в субботу вечером. На квартире у подруги жены министра. Ничего плохого об этой дальневосточной эстонке сказать не могу. Наоборот: она была - великолепна. Мы выпили по бутылке шампанского. Потанцевали. Ну и... так далее. Я не порнограф, чтобы рассказывать подробности.
К утру - на меня было жалко смотреть. В те годы был известный фильм
"Никто не хотел умирать". Могу добавить: а я - тем более! Она так замучила меня своей страстностью, что я был - еле живым! На грани морга! Это
при том, что она была старше меня на 30 лет!
И я понял, что следующий раз окончится моими похоронами. Надо было
найти причину, как остаться живым. Пусть без квартиры, без карьеры - но
живым! Я нашел причину - и прошептал:
- Мне осенью... сделали... две операции. Посмотри: на моем животе - два шва! Свежих! Через пять минут они разойдутся - и я умру прямо на тебе!
- Не надо умирать! - испугалась она. - Что мне потом делать с твоим трупом?!
- Похоронить! - простонал я. – С воинскими почестями!
Это произвело на нее сильное впечатление. Такое сильное, что она решила избвиться от меня - как можно быстрее! И она это сделала честно, без
малейшей подлости. Она велела мне
подождать на углу квартала. Подъехала на "Москвиче". Отвезла меня прямо
к дверям общежития. Дала на прощание большой пакет с продуктами, и отдельно - бутылку коньяка. Послала мне воздушный поцелуй вдогонку - и уехала на бешеной скорости.
Да!
Секс-раб из меня не получился!
6.
До вечера я спал утомленным сном - как солнце в пустыне. Затем начал
поедать деликатесы, которые мне подарила эта женщина. После этого ко мне
вдруг пришел Эдик. Он уже был в курсе моей трагедии.
- Ну, дурак! - сказал Эдик. - Ох, дурак! Через полгода у тебя была бы собственная квартира со всеми удобствами, а не эта комната в общем сарае!
- Она меня замучила своим темпераментом! - возразил я. - У меня два
шва. Я не хотел попасть в морг!
- Ты какой-то не деловой, - покачал головой Эдик. - Сам удрал от собственного счастья. Ох, не умеешь ты быть любовником приличных женщин! Что это у тебя? Коньяк?
- Она дала мне еще несколько банок пражского паштета, охотничью колбасу... и еще черт знает что. Хочешь поесть?
- Открывай коньяк! - сказал Эдик.- Это все - из буфета Совмина. Ну, наливай!
Мы выпили. Помирились. Я признал свою вину, хотя так и не понял, в чем я виноват.
Эдик ушел - и после этого я стал его избегать. Мне было неловко за
свою оплошность. Все-таки настоящий мужчина обязан держать бой до конца
- вплоть до геройской гибели на боевом посту!
А я так - не смог.
Не получилось!
А ведь мог постараться еще, а потом еще и еще - и у меня в 20 лет была
бы собственная квартира! Может быть даже с лоджией! Или... хотя бы с обыкновенным балконом.
Тоже неплохо, правда?
7.
Эдика я потом редко встречал.
Наши пути постепенно разошлись. Но я знал, что он вскоре получил квартиру. Через пару лет он стал доктором наук. Женился на раздатчице из ленинградской столовой. В середине 80-х годов он был уже молодым профессором. А потом уехал по контракту в Норвегию.
Вероятно, он до сих пор там. В Норвегии.
А я... ну, это я, что еще сказать. Мальчик из Бердичева - и этим все сказано. А ведь мог стать членом редколлегии! Мог ездить за рулем собственной машины! А если очень постарался бы - мог жениться на дочери буфетчицы Совмина! Как я жил бы хорошо! Как сало в шоколаде!
Впрочем, я редко ем сало.
Да и шоколад - не очень-то люблю!..
