№11/2, 2010 - 13 ноября 1850 года родился Роберт Луис Стивенсон, шотландский писатель и поэт, автор всемирно известных приключенческих романов и повестей, крупнейший представитель английского неоромантизма

Стивенсон родился в семье потомственного инженера, специалиста по маякам. Много путешествовал, хотя с детства страдал тяжёлой формой туберкулёза. С 1890 года жил на островах Самоа. Мировую славу писателю принёсли роман «Остров сокровищ» — и психологическая повесть «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».
Стивенсон выступал также как поэт, в России пользуется большой популярностью баллада «Вересковый мёд» в переводе С. Маршака, эссеист и публицист. На русский язык произведения Стивенсона переводили К. Бальмонт, В. Брюсов, И. Кашкин, К. Чуковский. Леонид Борисов написал о нём роман «Под флагом Катрионы».


Грета Ионкис
Роберт Луис Стивенсон и феномен двойничества

Мотив превращения, оборотничества стар, как мир. Он встречается в мифах, сагах, но особенно часто - в сказках многих народов мира. На заре человечества мотив этот трактовался как волшебство, как следствие колдовства, заговора. С мотивом превращения связаны образы и двуликого Януса, и царевны-лебеди, и кота в сапогах… Из фольклора он перекочевал в литературу ещё во времена античности, пример тому – «Метаморфозы» Овидия.

Мотив двойничества в ХIХ веке

В эпоху романтизма мотив двойничества переживает второе рождение, что связано с идеей двоемирия, составившей основу мировоззрения романтиков. Разрыв между Мечтой и реальностью, Идеалом и действительностью определил их мировосприятие и творчество. Видя в окружающей действительности лишь одну пошлую прозу, презирая её, романтики неустанно трудились над построением некоего идеального мира, в котором могла бы восторжествовать Мечта. Её символом стал Голубой цветок, созданный Новалисом в романе о средневековом миннезингере.

Немецкий романтик Гофман, в отличие от тех, кто уносился в сферу утопического идеала, писал о трагическом единоборстве мечты и действительности, поэзии и прозы жизни.
По мысли Гофмана, не только общество двоично, но каждый человек, его сознание раздвоено, разорвано. Мир неустойчив, и человеческая личность распадается. Она утрачивает свою определённость, цельность, отсюда мотив двойничества и безумия, столь характерный для Гофмана. Раздвоение сознания, психики составляет основу его известного рассказа «Песочный человек». Выражая не столько гармонию мира, сколько жизненный диссонанс, Гофман передавал его с помощью романтической иронии и гротеска.
«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» (1819) - «безумная сказка», одно из самых гротескных произведений Гофмана. Благодаря трём волшебным золотым волоскам, подаренным феей, уродец Цахес превращается в могущественного министра. Всё хорошее, что происходит в его присутствии, приписывается ему: играет скрипач-виртуоз или поёт итальянская дива, читает ли свои стихи влюблённый студент Бальтазар – аплодисменты срывает Цахес, ему даже достаётся невеста Бальтазара. Ослеплённое, оглуплённое общество принимает «сосульку, тряпку за важного человека» и творит из него кумира. Как тут ни вспомнить «петербургскую повесть» Гоголя (1835), в которой Нос майора Ковалёва стал вести независимое от своего хозяина существование, стал его двойником. Без влияния фантазий Гофмана тут явно не обошлось.
Спаситель-волшебник, который научил Бальтазара вырвать три золотых волоска у Цахеса, после чего у всех спала пелена с глаз, делает молодожёнам свадебный подарок – золотой горшок. Этот знаковый сосуд-символ пришёл на смену Голубому цветку Новалиса, и в свете этого сравнения беспощадность иронии Гофмана ещё очевиднее.
Роман Гофмана «Эликсиры Сатаны» (1815) рассказывает о превращении монаха-капуцина Медарда в «сверхчеловека» после того, как он глотнул волшебного зелья из старинного сосуда, найденного в келье. Роковой эликсир вызывает взрыв чувственных страстей, дремавших прежде в душе монаха. По мысли романтика Гофмана, в человеке борются две силы: животное начало с его неистовыми вожделениями и «сознание», плод нравственного воспитания. Сбежав из монастыря, Медард не в силах жить «как все». В его душе идёт борьба небесного и демонического. А разве Шарль Бодлер, автор прославленного поэтического сборника «Цветы зла», не станет утверждать в 1850-е годы, что в нем живёт ангел и … свинья? Гофман и любуется своим мятежным героем, и показывает, какие опасности таит в себе «сверхчеловек», как страшен разбуженный в человеке аморализм. Сама трактовка раздвоения личности как формы безумия легла в основу «Двойника» Достоевского (1846).


Неоромантик Роберт Луис Стивенсон (1850 – 1894)

Родившийся и выросший в Эдинбурге в буржуазной семье более чем среднего достатка, крайне болезненный ребёнок, всю жизнь недомогавший, окончивший по настоянию отца университет по шотландскому праву, смысл своей жизни видел в литературе. В его хилом теле таился поистине пламенный и неукротимый дух. Эпиграфом к его жизни могли бы служить слова его младшего современника Киплинга:

Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно всё пусто, всё сгорело,
И только Воля говорит: «Иди!»
(Пер. М. Лозинского)

Он начал в 1873 году с путевых заметок (пешком и на лодке он путешествовал по Голландии, Бельгии, Франции, где долго лечился). С тех пор новые книги выходили ежегодно. Даже лёжа в постели после очередного горлового кровотечения, полуслепой, с привязанной рукой, он продолжал писать.
Стивенсон - основоположник и теоретик неоромантизма. В приключенческих романах «Остров сокровищ» (1883), «Похищенный» (1886), его продолжение «Катриона» (1893), «Чёрная стрела» (1888), «Владелец Баллантре» (1889) писатель создал яркий мир, в котором благородные и отважные герои борются со злодеями, постоянно находясь на волосок от смерти. Стивенсон не стремился к эпичности, его влекли драматические повороты действия, он держал читателя в постоянном напряжении. Действие авантюрных приключенческих романов Стивенсона происходит в экзотических странах, что придаёт им ещё больше таинственности и увлекательности.
Долго считалось, что мировую славу Стивенсону принёс роман «Остров сокровищ», родившийся из игры в пиратов, которой писатель увлекал любимого пасынка-подростка. Одноногий Джон Сильвер, прямой потомок легендарного капитана Флинта, подлый, жестокий, но вместе с тем умный, способный на человеческие чувства и привязанности, - главный герой книги. От него исходит сила, пугающая и одновременно привлекающая многие поколения юных читателей. Стивенсона занимала психологическая загадка привлекательности порока. Образ пирата Сильвера стал едва ли не первой попыткой приблизиться к её решению, не прибегая к романтической идеализации. Во весь рост эта проблема встанет в другом произведении, на котором станет основываться растущая известность писателя в ХХ столетии.

«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (1886)

Сюжетную канву этой фантастической повести Стивенсона Владимир Набоков в лекции, прочитанной американским студентам в 1950-е годы, излагает так: «Дородный добряк доктор Джекил, не чуждый человеческих слабостей, с помощью некоего снадобья время от времени превращается в злобного негодяя самого скотского пошиба, назвавшегося Хайдом, и в этом качестве пускается во все тяжкие. Поначалу ему удаётся без труда возвращать себе прежний облик – один препарат превращает его в Хайда, другой – в Джекила, но постепенно лучшая сторона его натуры ослабевает, питьё, позволяющее Джекилу снова стать самим собой, в конце концов перестаёт действовать, и он на пороге разоблачения принимает яд».
Эта «кошмарная история», по признанию автора, привиделась ему во сне. Из каких тайников души, глубин подсознания был извлечён этот сон, приснившийся писателю в его доме на небольшом островке среди бескрайнего Тихого океана в ночь 1885 года? Возможно, в сознании Стивенсона глубоко засела история знаменитого эдинбургского краснодеревщика уважаемого декана Броди, который вёл двойную жизнь, опорочил имя джентльмена и кончил жизнь на виселице сто лет назад. Вместе с другом и соавтором Хенли он даже написал пьесу об этом человеке с двойным дном. Нельзя сказать, чтобы это была большая удача, но Броди поселился на задворках сознания впечатлительного художника. В ту ночь, что ему привиделся знаковый сон, он, по словам его жены, метался и вскрикивал: «Печать зла… Остановите его… Это Броди!».
Много лет Стивенсон интуитивно искал возможность изобразить двойственную природу человека. И вот он, подарок судьбы! Сон был увиден с отчётливой реальностью, но всё же понадобился немалый талант художника-стилиста, чтобы создать произведение, которым будут восхищаться Пруст, Борхес, тот же Набоков.
Стивенсон-художник избрал безошибочный путь: его «фантастическая драма должна разворачиваться в присутствии заурядных здравомыслящих людей». Это друг Джекила нотариус Аттерсон, «добропорядочный, сдержанный, приятный, надёжный, прямой и решительный человек», его скучающий и лишённый воображения приятель Энфилд, известный в городе доктор Лэньон, дворецкий Джекила Пул и старый лакей Брэдшоу. Фон действия тоже вполне реальный и знакомый: бодрящая свежесть раннего утра, холодный лондонский туман, уродливые дома Сохо с его грязными мостовыми, серьёзные пожилые джентльмены, потягивающие портвейн, сидя у каминов, щегольские кэбы, вереницы фонарей ночного города. Это Лондон, реальный и мистический одновременно. И снадобье, которое помогало превращениям, - не волшебный напиток, а химическая смесь, составленная доктором из аптекарских капель и порошков во время экспериментов в жутковатой лаборатории без окон. Всё это придаёт странной истории правдоподобие.
В письме, оставленном Джекилом Аттерсону (его чтением завершается повесть), приоткрывается драма, кончившаяся самоубийством героя. Джекил пишет, что стремление скрыть свои довольно безобидные юношеские развлечения вылились у него в пагубную привычку к двойной жизни. Он заметил, что области добра и зла, которые образуют двойственную природу человека, в его душе разделены гораздо резче и глубже, чем у других, и задумался о полном разделении этих элементов. Ему это удалось и привело в восторг. Превращаясь в Хайда, он испытывал «презрение к опасности, дерзкую смелость, пренебрежение к узам человеческого долга». Но «не вполне достойные наслаждения доктора» его двойник садист Хайд превратил в «нечто чудовищное». Он убил уважаемого человека, был изобличён, «стал добычей виселицы». «В Хайде Стивенсон хотел изобразить зло, наглухо отгороженное от добра» (Набоков).
Поначалу возможность превращений доставляла Джекилу радость, но со временем он обнаружил, что уже не властен над самим процессом: он ложился спать Джекилом, а просыпался Хайдом. Свободный выбор оказался неуправляемым. Джекил старался подавить низшую сторону своей натуры, но через некоторое время она начинала бунтовать. Превращения происходили непроизвольно, случались в самый неподходящий момент. Хайд словно обретал мощь по мере того, как Джекил угасал. Их взаимная ненависть росла с каждым часом.
Катастрофа разразилась, когда запасы порошка иссякли, не оказалось их и в аптеках. Оставался один выход – цианистый калий. Взломав дверь в жилище Джекила, Аттерсон и Энфилд увидели на полу ещё тёплый труп Хайда, который на их глазах стал обретать облик Джекила.
Набоков закончил свою лекцию деталью из биографии Стивенсона. В последнюю минуту перед смертью (у него случилось кровоизлияние в мозг), откупоривая на кухне бутылку любимого бургундского, Стивенсон вдруг крикнул жене: «Что со мной? Что за странное чувство? Моё лицо изменилось?» - и упал. Через два часа его не стало. «Моё лицо изменилось? Протягивается загадочная связь между последним эпизодом жизни Стивенсона и роковыми преображениями в его восхитительной книге».

Россия. Серебряный век

«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», снискавшая бешеный успех в англоязычном мире, не могла не взволновать воображение российского читателя, воспитанного на Достоевском. Особый интерес к ней проявили символисты. Для носителей символистского мироощущения стивенсоновские двойники выступали как воплощение двух метафизических полярностей, двух субстанций, обеспечивающих равновесие миропорядка. Именно с таким пониманием сталкиваемся мы в стихотворении Бальмонта «Возрождение» в его книге «Литургия Красоты» (1905):

Возвращение к жизни – и первый сознательный взгляд.
«Мистер Хайд или Джекиль?» - два голоса мне говорят.

Почему ж это «или»? – я их вопрошаю в ответ –
Разве места обоим в душе зачарованной нет?

Где есть день, там и ночь. Где есть мрак, там и свет есть всегда.
Если двое есть в мире, есть в мире любовь и вражда.

Судя по этому отрывку то, что Стивенсон понимал как «извечное проклятие человечества», русский поэт осмысляет как согласованную взаимозависимость противоположных стихий.

Подобная трактовка была близка и Максимилиану Волошину, который использовал образы Джекила и Хайда в своём «жизнетворчестве» - в толковании фактов собственной биографии. В дневнике «История моей души» встречаем запись (1905): «Разговор о м-ре Хайде и д-ре Джекиле». А разговоры эти он вёл постоянно с самим собой и художницей Маргаритой Сабашниковой, которая в 1906 г. стала его женой. В их переписке Волошин использует образы героев Стивенсона, чтобы передать двойственность своей натуры. «Вы ведь не знаете всего, что есть во мне. Вы, может быть знаете только одну половину… Во мне, как и во всех, а может и больше, живёт мистер Хайд», - признаётся он невесте. Открываясь в своей подвластности чувственности, Волошин пишет: «Я не смею теперь осудить Хайда вполне. Он больше человек. У него есть связь с землёй». Сабашникова отвечает: «Это странно, я люблю и всегда любила особенной любовью людей, в которых живёт мистер Хайд».
Примечательно, что русским людям на сломе эпох оказались близки и необходимы вымышленные английским писателем образы. «В чём-то, как ни странно, Стивенсон близок русской культуре»,- подметил позднее В.Каверин. И то, что Набоков в своих лекциях о зарубежной литературе особо остановился на «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», - не простая случайность.


Смоктуновский – Джекил

По числу экранизаций повести Стивенсон обошёл многих классиков литературы: на Западе их – более 50. Не стоит этому удивляться: в свете учения Фрейда о роли подсознательного в жизни человека тайна оборотня Джекила-Хайда приобрела новую актуальность. К столетию выхода повести снял по ней фильм режиссёр Александр Орлов. Джекила играл Иннокентий Смоктуновский, перевоплотившись в человека, балансирующего на грани добра и зла. Зыбкое пограничное психологическое состояние героя, стоящего над бездной, он передал с присущим только ему мастерством. Хайда играл Александр Феклистов. С удивительной пластичностью и фонтанирующей энергией он создал образ сатаны в нестерпимом блеске.

В последнем кадре фильма Аттерсон, склонившийся над трупом друга, бросает взгляд на уходящих полицейских и следователя. Увидев ноги одного из них, он холодеет: он узнаёт походку кривоногого Хайда. Неужели он уцелел, обособившись от Джекила? Зрители остались наедине с загадкой. Тайна двойничества до сих пор не разгадана.



>>> все работы aвтора здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"