№4/3, 2010 - 21 апреля 2010 года исполняется 100 лет со дня смерти Марка Твена, выдающегося американского писателя и журналиста
Притча о прогрессе и первая антиутопия Марка Твена Грета Ионкис
Писателю перевалило за пятьдесят, когда его четырнадцатилетняя дочь Сюзи записала в дневнике: «Папа сказал мне, что думает создать одну книгу и после этого согласен больше ничего не писать, умереть». Запись относится к 1886 году. Книга, о которой шла речь - «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889). Почему она была столь важна для писателя и как он шёл к ней?
Замысел книги возник осенью 1884 года. Разъезжая с публичными лекциями по Штатам в компании с другом, тоже писателем, Твен прочитал прихваченную в дорогу другом книгу английского писателя ХV века Томаса Мэлори «Смерть Артура». Что представляла собою эта книга и была ли встреча Марка Твена с нею чистой случайностью?
«Смерть Артура» - это свод рыцарских романов, героических и сказочных сюжетов, восходящих к мифам и эпосу кельтских народов середины первого тысячелетия. Впервые на русском языке эта книга вышла в 1974 году в известной серии «Литературные памятники» с рисунками и заставками английского художника и графика модерна Обри Бердслея, оформлявшего книгу для лондонского издания 1893 года. Марк Твен пользовался не столь роскошным изданием.
Легенды об Артуре и его рыцарях многослойны. Они формировались на протяжении ряда веков и по-разному воплощались в средневековых рыцарских романах. Книга Мэлори была произведением итоговым. В центре книги была идея Круглого стола, символизирующего и королевскую власть, и рыцарское товарищество. Эта идея связана с традицией личной преданности вассала сюзерену и являлась главной цементирующей силой для всего феодального общества.
Рядом с Артуром - его доблестные соратники: благородные рыцари Гавейн, Галахад, Тристрам, Ланселот, Кэй, Персиваль, Гарет и многие другие. Вначале среди сподвижников Артура главную роль играет его племянник Гавейн, затем он уступает место Ланселоту, затем Персивалю и, наконец, Галахаду. Королева Гвиневера фигурирует в традиционной роли неверной жены, она любит сэра Ланселота. Действует в романе также Мерлин, маг и чародей.
Гавейн и Ланселот – представители старого и нового мира. Гавейн представляет старый мир. Он - родич Артура, и самые глубокие его чувства и побуждения замешаны на кровном родстве. Его дружба - проявление давней родовой связи. Ланселот же символизирует новое мироощущение. Его верность королю - это новый вид верности вассала своему сюзерену. При этом Ланселот оказывается перед выбором между долгом и любовью. Любовь - чувство личное и отражает мир совершенно новых ценностей. После сложной душевной борьбы рыцарь выбирает любовь.
Кульминация наступает тогда, когда Ланселот, спасающий Гвиневеру от костра, не помня себя, убивает Гарета, преданного ему беспредельно. И сам Ланселот платил юноше любовью. Именно он посвятил Гарета в рыцари и стал ему нареченным братом. Это трагическое убийство становится причиной конфликта между Ланселотом и Гавейном, родным братом Гарета. В этой войне погибли многие рыцари и сам король Артур, и рухнул Круглый Стол, долго служивший символом примирения старого и нового миров. Конфликт между родственниками Гавейна, с одной стороны, и Ланселота, с другой, отражал междоусобицы, имевшие место в пору позднего средневековья и в ту пору, когда жил сам Мэлори. Ведь это было время войн Алой и Белой Роз.
Мэлори воспринимал идеи рыцарства как силу, способную предотвратить крушение мира. Он стремился воспеть рыцарство, вдохнуть в него новую жизнь, хотя сердцем чувствовал, что феодализм обречен. Чем могла эта книга о легендарных временах, пусть даже в ней отразился дух более близкого ХV века, так задеть Марка Твена? А читал он роман с большим увлечением. Его увлекла идея создать пародию на роман Мэлори, точно так же, как некогда его любимец Сервантес задумал в «Дон-Кихоте» осмеять моду на рыцарские романы. Пародируя легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, Марк Твен намеревался сокрушить европейскую феодальную традицию и ее пережитки: наследственную монархию, сословное неравенство, всесильную католическую церковь, атаковать которые он начал еще в «Простаках за границей» (1869) и продолжил в «Принце и нищем» (1880).
Страстный противник идеализации средневековья, он постоянно нападал на сэра Вальтера Скотта, обвиняя его в этом грехе. Теперь он соприкоснулся с первоисточником идеализации, ибо Вальтер Скотт многим был обязан именно Мэлори. Полемические стрелы Марка Твена были направлены и против поэта-викторианца Альфреда Теннисона, который в своих «Королевских идиллиях, куда входят такие поэмы как «Сэр Галахад», «Сэр Ланселот и Гвиневера», «Святой Грааль», «Гарет и Линетта» и др., эстетизировал далекое средневековье, представляя артуровскую утопию, созданную поэтами ХII-ХIII вв., как недостижимый нравственный идеал. Поэмы Теннисона и многочисленные подражания им в стихах и прозе, раздражавшие Марка Твена своим унылым дидактизмом, задавали тон в литературе, считались образцом «деликатной» поэзии и почитались благонамеренной читающей публикой Америки наравне с Новым Заветом.
Обожаемая жена Марка Твена, Оливия Ленгдон, принадлежала к этому кругу. Заботясь о репутации мужа в обществе, а стало быть, о благополучии семьи, она стала его цензором. Известный американский критик Ван Вик Брукс писал: «Поистине грустно взирать на этого остриженного Самсона, которого ведёт за руку девочка с дремлющим интеллектом, механически повторяя внушённые ей с младенчества правила семейного благочестия». Марк Твен доверял вкусу женщины из хорошего общества. Боязнь поколебать устоявшуюся репутацию, потерять читателя заставляла его терпеть домашнюю цензуру. Но ведь у Самсона, как известно, волосы отросли, и, чем дело закончилось, знают все. Однако не все знают, что, начиная с 80-х годов, Твен многое будет писать «в стол», не для печати или публиковать не под своим именем. Сумел ли писатель поделиться с читателем открывшейся ему правдой? На это счёт он высказался вполне определённо: «Многие к тому времени, когда приходится умирать, уже истратили всю правду, которой обладали, и являются на тот свет с пустыми руками. У меня осталось столько, что там просто ахнут…»
От юмора к сатире – таково было движение Марка Твена, и эта перемена ощутима была уже в новой книге о «янки». Первоначальный замысел со временем изменился. Роман все больше превращался в «притчу о прогрессе», в книгу смешную и горькую одновременно, отразившую процесс духовных метаний и исканий автора, вобрав его сомнения, противоречия и прозрения. Твена все больше волновали проблемы современности. Несмотря на влюбленность в научно-технический прогресс, он начал сомневаться в исключительно благотворной его роли. А ведь идея технического прогресса служила опорой целого комплекса национальных иллюзий. Новые тенденции исторической жизни Америки, проявившиеся в последние десятилетия Х1Х века (стремительный рост монополий, усиление плутократии, массовое обнищание фермеров, костры ку-клукс-клана, рабочее движение как следствие углубившихся противоречий между правящей верхушкой и народом, серия колониальных войн, развязанных США), явили полную несовместимость американской демократии с твеновскими критериями прогресса, оказались бесконечно далеки от разума, справедливости и естественности. История начинала казаться писателю трагической бессмыслицей. Яростные и мрачные мысли и чувства водили его пером.
Желая выявить универсальные законы истории, Твен «сталкивает лбами» две эпохи, «стягивает» время, соединяя «конец» и «начало». Для этого он использует оригинальную фантастическую ситуацию: его современник, рядовой американец, попадает в Англию VI века, в самый мрак раннего средневековья. Столкновение времен и, следовательно, разных культур и ментальностей, становится источником многих комических ситуаций, но в то же время наводит и на серьезные размышления, далекие от веселости.
Книга написана от первого лица. Автор-рассказчик встречает своего героя в Англии, осматривая обветшалый родовой замок. Он поражается познаниям незнакомца в области старинного оружия. Обращает на себя внимание и его мягкая, плавная, старомодная речь. Вскоре незнакомец открывается автору, представившись Хэнком Морганом, американцем из Хартфорда (а Твен с семьёй жил именно там), в прошлом работником оружейного завода Кольта. Он не без гордости признается, что ремеслом оружейника владеет в совершенстве, умеет делать все: ружья, револьверы, пушки, а также паровые котлы, паровозы, станки: «Я умел делать все, что только может понадобиться, любую вещь на свете; если не существовало новейшего способа изготовить какую-нибудь вещь быстро, я сам изобретал такой способ, и это мне ровно ничего не стоило».
Хэнк Морган в свое время работал старшим мастером, под его началом трудилось две тысячи рабочих. Один из подчиненных, недовольный Морганом, озлившись, так хватил его по голове, что Хэнк потерял сознание. Очнулся он во владениях короля Артура, во что, разумеется, поверить не мог, принимая встречных рыцарей и поселян за сбежавших пациентов сумасшедшего дома. Марк Твен не мотивирует этот временной сдвиг, а отправляет героя в прошлое хорошим ударом по голове, вполне в духе «неистового юмора». Со временем Хэнку пришлось смириться с тем, что он находится не в Хартфорде, а в Камелоте и окружают его не пациенты психбольницы, а всамделишные подданные короля Артура, существа невежественные, грубые, суеверные и одновременно непосредственные и доверчивые, как дети, каковыми по уровню своего развития они и являлись.
Вооруженный против них знаниями и опытом человека конца Х1Х столетия, века естественно-научной революции, Хэнк Морган сумел освободиться из темницы, куда его бросили, избежать смертной казни, к которой его приговорили, и стать вторым по могуществу - после короля - человеком в государстве. Его выручили хорошая память и стечение обстоятельств. Он вспомнил, что 21 июня 528 года, в день грозящей ему казни, должно случиться полное солнечное затмение. Играя на дремучем невежестве тех, чьим пленником он оказался, Хэнк выдал себя за величайшего волшебника, который способен погасить «благословенное солнце», ежели они посмеют причинить вред его священной особе. А так как затмение и впрямь началось, казнь превратилась в его триумф. Хэнк Морган поставил великолепный спектакль, где каждому была отведена своя роль. Толпа, павшая на колени, выла в ужасе. Король умолял сжалиться и сулил всевозможные блага. Торжество Хэнка, «погасившего солнце», а затем милостиво вернувшего его на небосвод, явилось сокрушительным ударом по придворному магу и чародею Мерлину, который еще будет интриговать против Хэнка, каждый раз терпя фиаско, ибо «чудеса», творимые Янки, не шли ни в какое сравнение с колдовскими трюками Мерлина.
Не ведающие табака и курения рыцари, видя клубы дыма, вырывающиеся из-под забрала Хэнка Моргана, легко поверят в его родство с драконами, которые внушали священный ужас темным и невежественным существам, каковыми являлись не только простолюдины, но и цвет рыцарства. «Потомок драконов» станет наводить на них страх, и они с готовностью станут сдаваться ему в плен. А ведь в запасе у Хэнка были «чудеса» и почище папиросного дыма.
Одурманенность аборигенов суевериями принимает под пером Марка Твена чудовищно-гротескные формы. Достаточно вспомнить сцену, когда спутница Янки Алисанда (в транскрипции Янки - Сэнди) принимает свиной хлев за замок людоедов, а свиное стадо за заколдованных принцесс, которым она оказывает поистине королевские почести. „Аристократки визжали и хрюкали как сборище чертей“, но Сэнди верила в колдовские чары, и не одна Сэнди, в них верили все жители королевства. Янки вынужден признать, что Сэнди не тронулась умом и абсолютно здорова. А вот ему, чтобы его считали здоровым Сэнди и остальные, следует им подыгрывать и держать при себе свои сведения о паровозах, телефонах и воздушных шарах. Но эти сведения и составляют одновременно его силу и являются источником его власти над этими доверчивыми и невежественными созданиями.
Твен дал своему герою нарицательное имя. Кто такой Янки? Это условно комическая фигура американского фольклора, родившаяся на газетных страницах в начале XIХ столетия. Твен сохранил за своим героем самоуверенные манеры и «простецкий» язык. Образ этого «простака» оказался сложнее предыдущих, в нем появились новые черты. Какие? Одним словом не объяснить. Янки очень напоминает Дон Кихота, хотя это сближение кажется парадоксальным. Действительно, Дон Кихот, Рыцарь Печального Образа, всей душой был предан идее странствующего рыцарства, стал его символом, а Янки, напротив, хотел изничтожить и предать осмеянию саму идею рыцарства. И все же они похожи. Сходство - в их благородном и бескорыстном намерении облагодетельствовать человечество, в том, что они готовы встать на защиту страждущих, на защиту справедливости. Ещё одна новая отличительная черта Янки: он вооружен просветительскими идеями, он верит в них и пытается реализовать в условиях VI века. Вкусив плодов демократии и научно-технического прогресса, он лучше подготовлен к своей миссии, чем Дон Кихот Ламанчский.
Как называют Хэнка Моргана при дворе короля Артура? Хозяин! Твен употребил слово Boss, а Н.Чуковский, переводчик книги, предложил версию «Хозяин». Твен заимствовал слово «босс» из американского жаргона. Так называли политических воротил. Для Хэнка Моргана Босс-Хозяин - это не кличка, это титул. «Это был очень высокий титул, - замечает Янки. - Он мне нравился, так как я получил его от народа».
Янки хочет быть проводником идей демократии в королевстве Артура, но понимает, что с демократией придется повременить. «Большая часть британского народа при короле Артуре состояла из рабов, самых настоящих; они так рабами и назывались и в знак рабства носили железные ошейники; остальные тоже, в сущности, были рабы, хотя не назывались рабами; они воображали себя свободными людьми, и их именовали: „свободные люди“. По правде говоря, вся нация в целом существовала только для того, чтобы пресмыкаться перед королем, церковью и знатью, чтобы рабски служить им, чтобы проливать за них кровь, чтобы, умирая с голоду, кормить их, чтобы, работая, предоставить им возможность забавляться, чтобы, терпя нужду и горе, делать их счастливыми, чтобы, ходя голыми, дать им возможность носить шелка и драгоценные камни, чтобы, платя налоги, избавить их от необходимости платить, чтобы, слыша от них только брань в течение всей своей жизни, позволять знатным кичиться и чувствовать себя земными богами. И в благодарность получать только побои и презрение; впрочем, они так привыкли к своей приниженности, что даже такое проявление внимания принимали за честь». Народ уподоблен милым простодушным и доверчивым кроликам, а то и двуногим баранам.
Виновницей такого положения вещей автор и Янки считают римско-католическую церковь, превратившую за два-три столетия нацию людей в нацию червей. Янки свидетельствует: «Церковь была мудра, ловка и знала много способов, как сдирать шкуру с кошки - то есть с народа; она изобрела „божественное право королей“ и окружила его десятью заповедями, как кирпичами, вынув эти кирпичи из доброго здания, чтобы укрепить ими дурное; она проповедовала (простонародью) смирение, послушание начальству, прелесть самопожертвования; она проповедовала (простонародью) непротивление злу; проповедовала (простонародью, одному только простонародью) терпение, нищету духа, покорность угнетателям; она ввела наследственные должности и титулы и научила все христианское население земли поклоняться им и почитать их. Эта отрава продержалась в крови христианского мира вплоть до моего родного века».
Янки-Хозяин выступает как великий реформатор. Он хочет преобразовать королевство Артура в демократическую республику. В течение четырех лет он ведет подготовительную работу, втайне насаждая цивилизацию ХIХ века в глубинке темной страны. С чего начинает Янки? «Я прежде всего основал учительский институт и множество воскресных школ». Главным он считал формирование нового мышления. Он создает Фабрику людей, здесь по рецептам философов-просветителей надеялся он сформировать нового человека. Парадокс состоит в том, что «естественного» человека он намерен был воспитать «машинным» способом, при помощи техники ХIХ столетия, которую он усиленно внедрял в VI век. Что вышло из этого, вы увидите в самом конце книги. А пока будем помнить, что с фабриками людей, с этими питомниками, спрятанными в глухих уголках страны, где обучение шло спокойно и гладко, были связаны главные надежды Янки. Стоило Янки или его агентам, рыскавшим повсюду, где-то встретить мало-мальски мыслящего молодого человека, они направляли его на Фабрику людей.
Итак, Янки насаждает грамотность, открывает мастерские, на месте которых вырастают обширные предприятия. «Я действовал осторожно, - признается Янки. - Я рассылал по всей стране доверенных агентов, которым было поручено незаметно подкапываться под рыцарство и расшатывать понемногу то одно, то другое суеверие, тем самым подготовляя постепенно страну к лучшему строю. Я, так сказать, включал свой свет вначале только яркостью в одну свечу и намеревался постепенно усиливать его».
Янки задумывает внедрить в Камелоте телеграфную и телефонную сеть, наладить выпуск газеты. Как истинный американец он верит в силу рекламы и решает использовать страсть рыцарей к странствиям для своих далеко идущих планов. Странствующие рыцари в латах и шлемах, увешанные легкими щитами (человек – «бутерброд»), становятся ходячей рекламой зубной пасты, крахмальных рубашек, цилиндров, политуры для мебели. Рекламируя этот товар среди тех, кто и умывался далеко не каждый день и не знал, что такое мыло, они выглядели, конечно, комично. Но именно этого и добивался Янки: «Мой тайный замысел был именно таков: ослабить рыцарство, сделав его смешным и нелепым».
Что касается Янки, то ему казались нелепыми не рекламные щиты на груди и спине странствующего рыцаря, а прежде всего рыцарские доспехи, и он не упускал случая над ними поиздеваться. А уж когда ему самому довелось в них обрядиться, тут его красноречие превзошло все возможные границы. Как Хэнк Морган ни противился, наступил момент, когда он должен был уступить просьбам короля и отправиться на свершение подвигов, как подобает второму человеку в государстве. Итак, он получил возможность испытать на собственной шкуре, что такое рыцарские доспехи. «Когда я ехал рысью, я звякал, как корзина с посудой, и это меня раздражало; щит хлопал и щелкал меня то по груди, то по спине, и я выходил из себя; а когда я принимался ехать шагом, все суставы мои начинали скрипеть и визжать, как колесо тачки, да вдобавок пропадал обвевавший меня ветерок, и я жарился, как в печи; к тому же чем медленнее вы едете, тем тяжелее кажется надетое на вас железо.
Как вам известно, когда пот течет ручьями, все тело начинает, извините за выражение, свербеть и чесаться. Вы внутри, а ваши руки снаружи; между руками и телом - железо. Нелегкое положение, что там ни говори. Сначала зачешется в одном месте, потом в другом, потом в третьем; зуд распространяется во все стороны и наконец оккупирует всю территорию, и невозможно даже себе представить, до чего это неприятно. И когда стало уже так плохо, что я едва терпел, под забрало залезла муха и уселась у меня на носу; а забрало мое поднималось туго, и поднять я его не умел; и только тряс головой, и муха - вам, конечно, известно, как ведет себя муха, уверенная в своей безопасности, - муха перелетела с носа на губу, с губы на ухо и жужжала, жужжала и так кусалась, что я, и без того измученный, окончательно потерял терпение».
Читая эти пассажи, мы вспоминаем «неистовый юмор» Марка Твена той поры, когда создавались «Простаки за границей». И впрямь отдельные эпизоды напоминают прежнего Марка Твена, но в целом «Янки» - новое слово писателя. Его взгляд на средневековье стал более беспощаден, а картины более резкими. Янки, подобно свифтовскому Гулливеру, наблюдает нравы чужой эпохи с близкой дистанции. Мрачные подземелья, в которых десятилетиями томятся пленники, чаще всего безвинно, камеры пыток, костры - все это вызывает у Хэнка Моргана содрогание и протест. Ему удается проникнуть в темницы Камелота и даже осмотреть «крысиные норы», где содержала своих узников фея Моргана, сестра короля Артура. Ее темницы славились по всей стране. Янки бросилось в глаза явное противоречие между ангельской внешностью, нежной музыкой голоса (он напоминал звуки серебряных колокольчиков, щебет птиц) и взглядом Морганы, которого окружающие пугались, как блеска молний.
Твен дает понять, что садистские наклонности ангелоподобной дамы коренятся не только в ее натуре, но воспитаны определенными общественными отношениями, определенной исторической традицией. «Она была воспитана в неколебимом и не требующем проверки убеждении, что закон, разрешающий ей убивать своих подданных, когда она пожелает, правилен и справедлив».
Кровожадность, свирепая жестокость этой с виду обаятельной, хрупкой женщины не знала границ. Когда Янки осовободил пленников, томившихся в сырых темных подземельях ее замка, несчастных, утративших человеческий облик, а подчас и разум, он пробормотал: «Вот бы их сейчас сфотографировать!» Моргана вначале было растерялась, не поняв нового слова, но тут же истолковала его по-своему и, просияв, объявила, что для Янки она «сфотографирует» их сама. Через минуту она уже шла к освобожденным с секирой в руке. Она готова была их «сфотографировать» без промедления и собственноручно.
Конечно, не все новые знакомцы Янки способны потягаться с Морганой по части жестокости. Скорее напротив, большая их часть: Амиас ле Пулет, именуемый Кларенсом, уже упомянутая Сэнди, сэр Ланселот, настоятель монастыря в Долине Святости - напрочь лишены коварства, непосредственны, доверчивы и наивны. Неудивительно, что они становятся друзьями Янки, более того Сэнди становится его женой, а Кларенс - правой рукой, верным Санчо Панса.
Антиподом свирепой сестрицы выступает великодушный и благородный король Артур. Используя уже опробованный в «Принце и нищем» прием переодевания, Марк Твен отправляет короля Артура в путешествие в компании с Янки. Оба странствуют инкогнито. Королю нравится затея выдавать себя за мужика-поселянина, хотя он то и дело забывается, в нем то и дело вспыхивает воинственный дух, надменность. Он не привык клонить голову долу, ему не хватает подлинности в игре. А уж когда он пускается с неумелой хитростью говорить о сельском труде, мы сразу вспоминаем незадачливого редактора сельскохозяйственной газеты.
Затея хождения в народ заканчивается тем, что короля Артура и Хозяина продают в рабство. Такой глубины падения не пережил даже принц Эдуард. Только оказавшись в положении раба, испытав на себе свирепые законы, король заинтересовался вопросами рабства и стал его ненавистником. Спасенный от виселицы, вернув себе свой сан, король Артур отменяет рабство. Хозяин-Янки, приняв, наконец, участие в рыцарском турнире, с помощью лассо, а затем и пистолета сокрушает, как ему кажется, не только своих противников по бою, но сам институт рыцарства. Отныне он может действовать, не таясь. Янки чувствует себя в VI веке не хуже, чем в любом другом. Ведь перед человеком знающим, умным, предприимчивым здесь открыто величайшее поле деятельности. И он не упустит свой шанс.
Оказавшись в условиях экстремальных, Янки превращается в бизнесмена, в настоящего титана менеджмента. Твен полемизирует с расхожим образом бизнесмена-злодея, показывая, что те черты, которые третировались как низменные: энергия, практичность, отсутствие в деловых отношениях сентиментальности или озабоченности проблемами вкуса и приличия, как раз и позволяют его герою добиться значительных успехов в деле преобразования средневекового общества посредством новейших технологий.
Прошло три года. Англия чудесно изменилась. «Рабство было уничтожено; все люди были равны перед законом; налоги взыскивали со всех, независимо от сословия. Телеграф, телефон, фонограф, пишущая машинка, швейная машина, пар, электричество мало-помалу входили в моду». Началось торговое судоходство, появилась первая железнодорожная линия Камелот - Лондон. Кондукторами экспресса служила знать титулом не ниже графского. Все рыцари были заняты полезным трудом.
Марк Твен, увлеченный техникой, восхищавшийся и благоговевший перед достижениями технического прогресса, наделил этой влюбленностью и своего героя. Даже маленькая дочь Хозяина и Сэнди носит имя, запечатлевшее дух эпохи начавшейся научно-технической революции - Алло, Центральная.
В лице Янки Твен славил и достижения технической мысли, и деловитость, и организованность. В то же время Твен не был уверен в главном - сулят ли преобразования Янки подлинный золотой век человечеству. Он дал скорее отрицательный ответ, потому-то все и заканчивается в эксперименте Янки гигантской бойней, в которой не остается победителей.
Янки, вознамерившийся после гибели короля Артура похоронить монархию и провозгласить республику, наталкивается на сопротивление не только дворянства и церкви, но всей Англии. Его поражает перемена отношения народа к нему и дарованным им благам цивилизации, стоило только церкви использовать последний козырь в борьбе против него - отлучение. Угроз церковников вполне хватило, чтобы пробудившийся было к новой жизни народ в страхе вновь превратился в стадо, вернулся в стойло. Покорные «овцы» стекаются тысячами в «загоны» - военные лагеря, готовые отдать свои жизни в борьбе против него, Хозяина, своего благодетеля. Природу человеческую переменить невозможно. «Взглядов, привитых с детства, не выбить ничем», - с горечью признает Твен устами своего Янки.
Янки может опереться лишь на полсотни юнцов, которые усилиями Кларенса попали на Фабрику людей совсем мальцами и не впитали с молоком матери унизительное чувство раба. У Янки не было сорока лет, в течение которых библейский Моисей водил свой народ по пустыне, чтобы народилось новое поколение, не помнящее египетского рабства. Сподвижники Янки, которым от четырнадцати до семнадцати, одним словом, «тинэйджеры», с помощью динамита, электричества и артиллерии выигрывают войну. При этом они взрывают все объекты цивилизации в тылу, чтобы нападающие не могли ими воспользоваться. Однако победа оборачивается катастрофой. Вместо царства справедливости нагромождены горы трупов. Победители гибнут, отравленные тлетворным дыханием разлагающихся тел, которые плотной стеной окружают маленький отряд поборников прогресса.
Янки, впавший в летаргический сон не без вмешательства злокозненного Мерлина, прийдя в себя, обнаруживает, что он вновь в Х1Х веке. Правда, он все еще в Англии и не намерен возвращаться в Хартворд. Он тоскует по Камелоту, по Сэнди, по Алло, Центральной, по Кларенсу. Он призывает их во сне и в предсмертном бреду. Только там, с ними он жил полной жизнью, ощущал себя Хозяином, а значит - Человеком. Вот как печально кончается так задорно начавшаяся книга.
Сомнения и колебания, владевшие писателем, определили противоречивость образа нового «простака». Носитель технического прогресса, воинствующий прагматик, Янки выглядит более естественным человеком, чем злокозненный волшебник Мерлин или королева Моргана, эта прародительница инквизиции. «Естественность» Янки роднит его в какой-то мере с рыцарями Круглого стола, простодушными и наивными. Хитроумный Янки, ошеломляющий дикарей «волшебством» своих познаний, в чем-то не менее примитивен, чем они. Явившийся из века победившей буржуазии, он, однако, лишен ее стяжательского духа и по-своему благороден.
Рыцарей Артура влечет мечта о святом Граале, священной чаше, в которую якобы была собрана кровь Христа, пролитая при распятии. Они жаждут ее найти и, по определению Хозяина, «каждый год ездят граалить». А у Янки - своя, американская мечта: он мечтает учредить в Камелоте демократическую республику, мечтает о народовластии. Янки, борющийся с рыцарством, - сам рыцарь, но „рыцарь труда“.
В 1886 году, выступая в Хартвордском клубе в защиту рабочих организаций, Твен произнес речь «Рыцари труда - новая династия». «Рыцари труда» - так называла себя первая профсоюзная организация рабочих в США. Ниспровергатель коронованных и титулованных деспотов, Твен готов возвести на трон трудящегося человека. Он признает его право быть законным хозяином государства. Горькая ирония кроется в том, что Янки чувствует себя Хозяином лишь в условиях невероятных, переместившись в далекое прошлое. В современности боссами являются другие, он же может рассчитывать самое большее на место заводского мастера. Янки походит и на Санчо Пансу, который стал губернатором ненадолго тоже по воле случая, и на благородного Дон Кихота одновременно.
Он называет себя «чемпионом сурового, несентиментального здравого смысла». Один из американских политических деятелей конца ХVIII века носил прозвище «Здравый Смысл». Это был Томас Пейн, просветитель, участник войны за независимость, защитник народных прав. Вот на кого походит Янки. Деловитость, смекалка, энергия сближают его и с таким героем литературы Просвещения, как Робинзон Крузо.
Современникам, узнавшим в романе многие идеи Просвещения, показалось, что перед ними еще одна социальная утопия. Между тем, Твен прокладывал путь новому жанру, который расцветет через полвека, - антиутопии. В его книге литературная пародия сочеталась с философским гротеском, а облечено все было в форму романа-приключения. С помощью фантастики и иронии Твен не создает, а разрушает утопический идеал. Оценивая прошлое сквозь призму сознания человека конца ХIХ века, Твен развенчивает средневековую идиллию, сокрушает романтическую легенду о средних веках как о золотой поре человечества. Однако и насаждаемая Янки цивилизация не есть абсолютное благо. Многие нововведения двусмысленны и подвергаются дискредитации. Превращение рыцарского сообщества Круглого стола в Торговую палату, превращение сэра Ланселота, променявшего славу храбрейшего защитника справедливости на карьеру удачливого биржевика, ловко играющего на повышении и понижении акций и разоряющего своих соперников, - это же насмешка над самой идеей прогресса и эволюции. Оценка настоящего с позиции прошлого позволяет Твену выявить не только приобретения, но и потери.
Твен приходит к выводу, что человечество за тринадцать веков многое потеряло. Цивилизация загубила природу. Неслучайно Янки, перенесясь из промышленного Хартворда в VI век, поражен прежде всего ландшафтом, спокойным и мирным, и воздухом, напоенным ароматом цветов. Жужжание насекомых, щебет птиц, венок огненно-красных маков на золотистой головке девочки - все это умиляет его. В своем индустриальном ХIХ веке он лишен этого чуда.
Но еще страшнее утрат то, что за тринадцать веков человечество не избавилось от многого, что возмущало Янки в VI веке. Живучим оказалось средневековое варварство. Не случайно Хоуэллс, прочитав книгу, пишет Марку Твену письмо, в котором признается, что его душа наполнялась стыдом и ненавистью к тем порядкам, «которые по сути дела похожи на настоящие. В книге есть места, - продолжает он, - где мы видим, что аристократ времен Артура, жиревший на поте и крови своих вассалов, ничем не отличается от капиталиста времен мистера Гаррисона, богатеющего за счет рабочих, которым он недоплачивает». А чтобы не возникло сомнений на этот счет, вот признание самого Марка Твена из письма Хоуэллсу: «Нынешний день человечества ничем не лучше вчерашнего».
Старый и Новый свет встретились и, отразившись один в другом, оказались не столь уж далекими друг от друга. Во всяком случае, твердого убеждения, что Новый непременно лучше Старого, у Янки не возникло. А что думает об этом сам Марк Твен? В письме к Джорджу Твичелу в начале 1900 года он признается: «Наша цивилизация представляется мне чем-то очень жалким, полным жестокости, суетности, надменности, подлости и лицемерия. Я ненавижу слово „цивилизация“, потому что оно лживо. Что же касается самой цивилизации, то я от души желаю ей провалиться в ад, где ее законное место. Однако при условии (выделено Марком Твеном - Г.И.), что вместо нее мы обретем что-нибудь получше. Но это, вероятно, невозможно ... Как наша цивилизация ни жалка, она все же лучше подлинного варварства, а посему мы должны поддерживать ее, распространять и (публично) хвалить». Хвалить становилось, чем дальше, тем труднее. Поздние вещи Марка Твена в этом убеждают.
Не зря ведь соотечественник, современник и знакомец Твена, писатель Эмброз Бирс писал: «Почти все американцы обладают чувством юмора, но тому, кого угораздит родиться в этой стране сатириком, о небо! Помоги скорей её покинуть!»
В Америке книга Марка Твена произвела, как теперь говорят, неоднозначное впечатление. Новаторство не было оценено. Многие недоумевали. И писатель, словно прислушавшись к совету Бирса, покинул родину и на несколько лет отплыл к другим берегам.
От редакции: The Times сообщает, что в 2010 году Университет Беркли (Калифорния), хранящий архив Марка Твена, впервые опубликует трехтомную автобиографию писателя, которую тот завещал не печатать в течение ста лет с момента своей смерти.
Подробности на сайте http://news.rambler.ru/Russia/culture/5872015/
