№ 11/2008 - читальный зал

Фотоувеличение
Инна Иохвидович

Почему она подошла именно к этой фотографии, и сама толком не знала. Ведь за свою жизнь «на театре» Липочка не только рисунка или фотографии артистов, но и ни одной афиши не рассматривала. Зачем ей это, артистов она и так довольно понавидалась, а в фойе («фоэ», как называла она участок, на котором убирала) и без того работы хватало, чтоб разглядывать время от времени менявшиеся на стенах картинки. Правда, изредка она проходилась по ним тряпкой, пыль – что поделаешь?
Сегодня на стенах висели новые фотографии. Ещё месяц назад все в театре стали говорить об этой выставке какого-то фотографа Гарина. И она, Липочка, утренняя уборщица, была первой посетительницей её. Конечно, сама она об этом и не подозревала. Но почему же, всё-таки, почему подошла она к этой фотографии?
Это было необъяснимо, будто кто-то подвёл её к ней.
И что в ней было-то? Возле новогодней «уличной» ёлки танцевала женщина (камера зафиксировала одно её движение: рука в рукавичке над головой и нога, готовая притопнуть), сзади кричал в мегафон массовик со смешно раздутыми щеками, да реденькая, по холоду, толпа сплошь из пенсионеров и дошкольников. Женщина с пуховым платком улыбалась. Растянутые тонкими полосками губы делали лицо похожим на плакатную луну, а глаза, смотревшие прямо в объектив, были удивительно маленькими, верно, от улыбки. Левая Липочкина рука непроизвольно поднялась подобно движению на снимке. Ибо там, в кадре, эта в ясно-морозный день танцевавшая женщина и была она, Липочка, Олимпиада Сергеевна Заварзина, утренняя уборщица театра.
Как же, как же, она отлично помнила дни этой зимы, когда возвращаясь из театра, она останавливалась в сквере, совсем-совсем новом, с чахлыми остовами высаженных деревьев, где под музыку танцевали у ёлки дети. И ей тоже становилось весело, будто и в самом деле начинался какой-то праздник, и хотелось танцевать и петь, и только чуть-чуть, ну самую малость, плакать. И это было вовсе не от тех, пропущенных на работе двух стаканчиков «Арбатского», а, наверное, от совсем чистого, сумасшедшего, почти детского веселья.
Хоть становиться в круг было неловко, она всё же начинала ходить вокруг ёлки, что-то выкрикивать и приплясывать. И после, когда чувствовала взгляды толпящихся и проходящих мимо, видела пустое снежное пространство, в котором будто плыла она, то, возможно, и была счастлива. Потому что как ещё можно было обозначить эту лёгкость, и чудесную способность впитывать лица, и восклицания, а переполнявшее веселье изливалось в притопывании и присвисте, и в том галопирующем ритме, в котором несло её. И самой основной приметой этого состояния, счастья-то, было то, что не помнила она себя, и не знала ни о своих сорока с хвостиком, ни о работе в театре, ни об алкоголике-сыне, ни о дочери, умственно отсталом ребёнке, живущем в соответствующем интернате, ни о чём, кроме послушного самому себе тела.
В театре узнали о её ежедневных плясках в сквере на Тверском, там, где ещё недавно стояла аптека, кафе-молочная, теснились табачно-галантерейные киоски и роботовидные автоматы с газированной водой. И Рита Потапенко, вечерняя уборщица, спросила её об этом, дескать, правда ли. Разливая в стаканы пенящуюся бордовую жидкость, Липочка сказала:
– Хлопнем, тётка, по стакану, – (такая у неё была церемониальная присказка), и, слегка отпив и важно отерев губы, ответила, – правда, а чё, играют бесплатно. Чего бы на дармовщинку и не потанцевать.
Она смотрела на Риту, отчаянно жалея её, а ведь раньше завидовала девушкам-студенткам, приходившим на подработку. Сколько их перебывало здесь на её памяти, вот и Рита тоже.
А что у них-то было? Вот закончат институт, уедут в глухомань, выйдут замуж, детьми обзаведутся. Да и будут мыкаться от аванса до получки, от отпуска до отпуска, от беременности до аборта... Собственно, у всех людей жизнь была одинаковой, и все были похожи друг на друга в своей маяте.
Об этом Липочка догадывалась, но узнала только в эту зиму, на своих «танцах» на бульваре, у ёлки.
И нынче, когда по воскресеньям она ездила за город в интернат к своей дочке Анюте, то, поглаживая маленькую головку, всматриваясь в её раскосые глаза, поднося к вытянутым губам ребёнка карамельку, она не испытывала прежней горечи и не причитала о том, за что её Бог покарал таким дитём. Только сама громко хрумтела печеньем. Она будто бы удовольствовалась тем, что имела, и в этом наверняка была высшая мудрость – покорность, и струился из неё покой, как из только что забившего родника.
Так же примирилась она с сыном и невесткой, запившими напару. Были они несчастными, и нельзя было их ругать или ненавидеть.
И в новом, озарявшем её, свете другой казалась и прожитая жизнь. Так, видно, предназначено было ей родиться в сороковом в молодой фабричной семье, в которой она так и осталась единственным ребёнком – в войну убили отца; проучиться семь классов – в восьмом-десятом тогда нужно было платить за обучение; ходить по работам – на заводы, фабрики, конторы и, не получив никакой профессии, быть то нянечкой, то посудомойкой, то курьером, а вот теперь уборщицей; ни одного дня не побывав замужем, родить двоих детей от разных мужчин...
Такова, вероятно, была ей судьба. А судьбу, известно, как и суженого, на коне не объедешь.
– Выше головы, Риточка, не прыгнешь, как ты не бейся, – продолжала она, наливая второй стакан.
– Липочка, а вам не страшно было танцевать, вдруг засмеют? – не отставала Рита.
– Чего там, не понимаешь ты ничего, – всплескивала она руками, смеясь, – ничего.
Но сейчас, глядя на запечатлённую себя, она внезапно вспомнила Ритины слова. Она смотрела на глянцевый чёрно-белый лист, и фотография оживала, но сама она уже была не танцующей, средних лет женщиной, а одной из тех, чьи глаза устремлялись на неё.
И Липочка видела, как та, другая, «счастливая» Липочка с присвистом неуклюже топала: как несуразны были взмахи рук, сдерживаемых рукавами мешковатого пальто, слышала, как «та» поперхивалась, бледнела, но запевала срывающимся голосом, стремясь перекричать и массовика с мегафоном, и мелодию из репродуктора. Но слова относил колючий ветер, и они словно прятались среди людей, может быть за пазухой у того, в дублёнке (там, верно, тепло), или за стоявшей дамой в ондатровой шубе, державшей внучку, по самый носик укутанную мохеровым шарфом. Ничего! Хоть слова скрывались, исчезали и изменялись в разговоре, хохоте; пропадали в гуле заснеженной улицы, женщина снова и снова выкрикивала их: «Остановите музыку, остановите музыку, прошу я вас, прошу я вас, с другим танцует девушка моя...» И рука её будто бы обхватывала талию воображаемого партнёра.
Липочка закрыла глаза. Нет, это было не смешно!
Она плакала: «Зачем, зачем он это сделал? Мерзавец, скотина, подлец...»
На все лады и разными словами обзывала она этого неизвестного Гарина. Шёл себе мимо, увидел и заснял. Да откуда ж ему, который только и может вместо улыбки увидеть оскал, знать! Откуда?! Не знает и не узнает никогда, что может твориться в человеке, когда фотограф, ничего не понимая и не видя, да, не видя, щёлкает.
Душу не заснимешь, слабо, жила тонка!
«Зачем же он так?» – плакала она в голос.
Если б кто-нибудь и попытался, заговорив с ней, объяснить, что в этом и есть одно из великих назначений искусства – снимать покровы, пелену с людских глаз, обнажая истинное, приближая к сердцевине, она бы яростно ответила, что не нужно ей видеть ни себя, ни других, и никто, никто не знает, в чём правда и как жить, а может и знать не нужно, потому что, если б и знали, не смогли бы по правде. Тяжело.
А так, зачем он это сделал, помог, что ли? Нет!!! Порушил, разбил вдребезги...
Какое право он имеет, если помочь не может.
– Липочка, брось сейчас же. Что ты делаешь? Ты с ума сошла, – кричала из дальнего угла нелепо бежавшая на высоких каблуках по натёртому полу фойе администратор.
– Я право имею, а он не имеет, – Липочка рвала на части и бумагу с проклятым изображением, и картон, к которому было приклеено оно.
«Гадина, гадина окаянная» – всхлипывала она, топча ногами лежавшие на полу обрывки бумаги и картона. Но, топча их, она словно вошла в некий ритм и, взмахнув рукой и будто обняв кого-то, запела: «Остановите музыку, остановите музыку, прошу я вас...»

>>> все работы Инны Иохвидович здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"