Торжественный баритон Левитана все чаще рокотал из репродукторов у проходной МТС. Шла последняя военная зима. Выдалась она самой холодной и голодной за всю войну. Сухое лето и слякотная осень угробили даже то немногое, что смогло пробиться на свет божий из брошенных в землю картофельной кожуры и пустых, сморщенных и дочерна пережаренных в сушилках зерен пшеницы. Только вера, что война к весне закончится, и надежда на то, что Бог сохранит еще оставшихся в живых мужей и сыновей, держала на ногах людей, не имевших ни еды, ни одежды, ни топлива.
Истосковавшиеся по нормальной жизни люди решили порадовать детей новогодней елкой. Все военные годы было не до этого, а тут, когда победа так близка, настроение поднялось и захотелось хоть немного радости.
Срубили березку, для густоты прикрутили к стволу проволокой побольше веток. Эти веточки обмотали полосками газет, нарезанных гребешком и покрашенных медным купоросом. Половину оставшихся газет и бланки квитанций Заготскота покрасили фиолетовым с помощью разведенного в воде сердечка химического карандаша. Другую половину сделали ярко-алой. Для такого святого дела старушка-завуч не пожалела двух последних пакетиков с порошком. Все эти лилово-алые лоскуты нарезали полосками, наделали цепей и обмотали ими эту елку-березку, набросали на веточки клочки ваты и затейливо вырезанные снежинки. Красота! И большая красная звезда под самым потолком. Настоящей елки ничуть не хуже. Да и где взять ее, настоящую-то, в самом центре Кулундинской степи?
Карнавальные костюмы были немудрящи: клоунские колпаки-кульки, марлевые юбочки «снежинок», вывернутые шубейки и, конечно, у всех полумаски-очки, «чтоб не узнали».
Дед Мороз (учительница Елена Ивановна Винс) громко стучала палкой в такт хороводным песням, но подпевать не могла – ватные усы и борода лезли в нос и забивали рот. Красивая Снегурочка всех одарила вафельным сердечком. Вафли напекли мамы, собрав вскладчину полпуда сеяной муки, десятка три яиц и молока неснятого. Но мы с нетерпением ждали главного подарка – из Америки! От Лендлиза!?
От сверстников, родители которых получали паек, мы уже слышали это диковинное загадочное слово. И еще много других: тушенка, сгущенка, яичный порошок, желе, бекон. Паек получали служащие МТС, сельпо, маслозавода, милиционеры, комендант, учителя, медработники. Но и пайки были разные. Если медсестре и учительнице давали пару килограммов пшена и полкило сахара, то «главным» сверх того полагались еще и эти таинственные заморские лакомства.
Немец среди этих служащих был только один – председатель сельсовета, «красный партизан», бывший вожак комбеда. Белочехи, пожалев его – малолетнего и тщедушного, огрели плетью и выгнали в степь из толпы схваченных участников Чернодольского восстания, а остальных расстреляли в ближайшем околке. Урок не пошел ему впрок. Во время коллективизации лютовал по всему району: раскулачивал, выселял, выколачивал налоги, отбирал скот и инвентарь, сбрасывал кресты с церквей. Звание «красный партизан» спасло его от трудармии, и он рьяно отслуживал свой паек.
И вот, наконец, и мы получили загадочное и вкусное, что до сих пор ели только начальники.
Каждому дали небольшую жестяную зелено-пеструю банку с «немецкими» буквами, но с непонятными для нас словами. Мы с братом понеслись домой угощать маму, бабушку и сестрёнку неведомым американским продуктом. В доме вкусно пахло печеным: бабушка напекла лепешек из толченой пшеницы – вкусней этих лепешек и быть ничего не может! Рубанем! Да к ним еще и это из банок. Побольше бы, правда, могли бы банки быть. На пятерых-то! Да ладно, и на том спасибо!
Уселись за стол. Мама без привычки с трудом до полвины отщемила ножом крышки на банках и вытрясла в миску какую-то зеленую кашу. Смотрим то на миску, то друг на друга. Что за бяка? С опаской попробовали. Ни запаха, ни вкуса. Эх, была не была! Не отраву же в самом деле прислали союзники. Посолили и съели. Заморили червячка. Наверх поели вкуснейших лепешек, обильно макая их в Latwerje (густо свареная патока из сахарной свеклы) и прихлебывая из мисок деревянными ложками чай из корня солодки. Вот это настоящая еда! Ужовистая, плотная.
Прошли десятки лет. И уже здесь, в Германии, когда вместе с внуками смотрел мультик про маленького морячка, который в пиковых ситуациях, не вынимая изо рта трубочку-носогрейку, высыпает в себя из банки зеленую массу и становится фантастически сильным, меня осенило: в банках, которые мы получали от Деда Мороза в последний военный Новый год, был шпинат!
Лопухнулись «главные»! Не галеты, бекон и яблочный джем надо было паковать в свои пайки, а шпинат. В нем масса необходимых витаминов и микроэлементов. Темнота! Пихали в себя голый холестерин, а детям спецпереселенцев стравили ценнейший продукт. Вот мы и выжили. Да еще потому, что хлебали по три раза в день Su?holztee из корня солодки, а в нем, как уж потом узнали, тоже целый склад полезных веществ. Да еще нежданно-негаданно к этой цистерне чая две банки шпината от Лендлиза!
Лихолетье уходило в прошлое, и люди (слаб человек!) медленно вернулись к привычке есть сытную и вкусную, хоть и не столь полезную, еду.
Здесь, на прародине, горы всяческих вегетарианских полезностей, и мы их к своему рациону помалу приобщаем, но обильно обкладываем жареными колбасками, тушеными ребрышками, печеными куриными окорочками и прочими калорийными добавками.
И шпинат в баночках зелёненьких здесь тоже есть. Я беру иногда. Высыпаю в тарелку, солю и ем один на кухне. Да, вкуса, прямо скажем, никакого, но воспоминания будит светлые: вкусный запах печеного, чистый платочек бабушки, красиво причесанная мама, красные ленточки в косичках сестренки и фиолетово-красная елка-березка 1 января 1945 года.
