- Смотрите, вы видели, как этот заяц меня подрезал? Сейчас догоню, он ещё заверещит мама-мамочка! Не на того напал, я ему покажу, где крабы зимуют.
- Гриша, не крабы, – раки, и не волнуйся на всякого идиота!
- Я волнуюсь? Мина, я спокоен как слон, не надо меня дразнить! Так, догнал. Юра, нет, ты видел её глаза? Много потерял. Пол лица! А улыбка? Подарок! О-о-о! Где моя молодость!
- Старый бабник и блядун.
- А ты ведьма, не знаю, куда мои глаза глядели тридцать лет назад!
- Да, я ведьма, тем горжусь и кормлюсь, – выпятив нескромных размеров грудь, гордо отозвалась гладкая ещё Мина. – Ты б лучше машину прямо вёл, а не на баб пялился. Смотри, люди от нас шарахаются. Запомни, если и эту машину разобьёшь, всё, другую не куплю.
- Ха! Испугала! Не купишь, ножки сносишь. Дорогие гости, гляньте направо. Это Хайфа, вы видите сады Бахайи. У нас не только говёное правительство, у нас есть, что людям показать.
… Была суббота, шаббат. Разрешено лишь есть и молиться. Никто в Израиле не работает и общественный транспорт тоже, а самолёты летают. Вот и пришлось Гринбергам нас, прилетевших из Германии родичей, везти за полтораста километров к себе в Акко. Мы, последний раз гостившие десять лет назад, удивлялись новым посёлками, финиковым и оливковым рощам, ухоженным полям там, где прежде видели лишь песчаные холмы, да измученные жарой худосочные кустики. Мина, чтоб охладить восторг гостей, рассказала о последних событиях в их, ещё недавно спокойном городе. Случилось это в Йом Кипур, важнейший еврейский праздник, когда все просят Всевышнего простить их грехи и вписать в Книгу живых на следующий год. В этот вечер, когда даже не соблюдающие приходят в синагоги, а улицы пусты и священно тихи, молодой таксист-араб на своей машине ворвался в квартал, где живут ортодоксальные евреи. И, врубив во всю мощь динамиков звуки своей музыки, стал шустро выписывать круги по площади. Выходка для хрупкого мира взрывоопасная, и ответ не задержался. В машину полетели камни. Провокатора несильно поцарапали. В Писании сказано: время собирать камни и время разбрасывать камни. Грянуло второе время. Кто-то зло заинтересованный мгновенно разнёс среди арабов слух, якобы «оккупанты» – так мусульмане зовут евреев – убили их единоверца. В считанные минуты вооруженная железными палками толпа ворвалась в еврейские кварталы и разбила стёкла и фонари более чем у сотни стоящих на улицах легковушек. В том числе – в стареньком «рено» Гриши и Мины. Машину, правда, уже починили и деньги за ремонт, возможно, вернут.
- Представляете, – кипятилась Мина, – всё случилось в два часа ночи, мы спали. А если бы проснулись? Гришка, он же бешенный и у него дома пистолет. Ужас, что было бы!
Гриша, холерический толстяк, подтверждая сказанное женой, выпятил челюсть, побагровел и стал бурно возмущаться разбойниками, жестикулируя и забывая про руль.
- Ты что, угробить нас вздумал? Герой! А ну-ка веди машину как следует! Слушайте! На следующий день горячие кавказские евреи собрались отомстить, так нагнали полицию со всей страны защищать не нас, – арабов! А где они были, когда наши машины калечили? Посмотрите на эту рожу! Это наш мэр, первый трус. На каждом углу плакаты весят. Зря надеешься, я за тебя на выборах не проголосую, не допросишься! Всё, приехали. Гриша, возьми чемоданы, ты сильный.
- Моя девочка, моя Сильвочка! Кто, кроме папы, даст девочке вкусную сосисочку.
Сильва – здоровенная овчарка, сидит навытяжку около холодильника и оглушительно лает в ожидании лакомой сосиски. Она любимица. С собакой, живущей вместе с хозяевами в не слишком просторной двухкомнатной квартире, мы уже познакомились. Она нас облаяла, потом облизала все неприкрытые одеждой места. Окрики прекратить свои фамильярности, действовали на неё хорошо, но коротко. Гринберги, однозначно, гостеприимны и хлебосольны. Простые и добрые люди, только эмоции переполняют их. За неслабым обедом выяснилось, что от соседей они не в восторге. Мотивы: ультрарелигиозные – «датишные» – сидят на шее у всех, не работают, молятся и детей каждый год плодят. Марокканские евреи – грязнули и обманщики. Эфиопские – селёдку на пиве жарят, задохнёшься. Сабры – высокомерны. Выходцы из Украины – жрут свинину и вообще не ясно кто они. Кажется, легендарная еврейская солидарность и на родной земле – понятие весьма относительное…
Гринберги живут в Израиле без малого 20 лет. Она, в прошлом работник культуры, лет десять назад открыла в себе талант экстрасенса, лечит на расстоянии. Клиенты есть, тем и кормится. Он – нынче охранник, до того таксист. Страстный автолюбитель. Дружная, шумноругучая пара. У них сын и трёхлетний внук, бабушка пророчит ему карьеру «великого целителя». Я в чудесах не разбираясь, помалкивал. Мы прожили у них неделю. Они показали нам вырытые морем пещеры на границе с Ливаном, Иерусалим и Вифлеем, а в крохотном городке Нагарии мы все вместе позанимались в отличном спортивно-оздоровительном центре с тренажерным залом, бассейном и сауной.
А вот историческую часть Акко, что находится в арабских кварталах, не видели – Мина не пустила: «только через мой труп!» Ничего агрессивного, вроде, не заметили, за исключением «пустяка» – мимо дома часто проезжала полицейская машина, да и военных с автоматами на улицах многовато… На базаре – восток. Среди буйства запахов и красок продавцы орут, как заведённые – мандарина, мандарина, мандарина! В другом углу басовито бухают – банана, банана, банана! Кругом много русской речи, продавщицы сплошь нашеязычные, вывески магазинов на двух языках. Радио, телепередачи – тоже. Объявление в русской газете: «темпераментная 65летняя дама вернёт интерес к жизни мужчине до 70 лет!» Экскурсовод в Иерусалиме объясняет: «Иисус был умным еврейским парнем, ясновидцем. Он не пошёл осматривать Храм, а остановился здесь и начал плакать.
Почему плачешь, – спросили ученики. По Иерусалиму, – ответил молодой учитель, – он скоро будет разрушен. И город, дорогие экскурсанты, действительно в семидесятом году разрушили римляне, стёрли с лица земли. На месте, где плакал Иисус, любуйтесь, стоит прекрасный храм. Направо по лесенке, поднимайтесь осторожно, увидите возвышение, это Голгофа, там Его распяли, здесь плита, на ней Иисуса завернули в плащаницу, а налево пещерка. Из неё, на В Израиле удивительно переплетается реальная жизнь с мистикой и не только древности. «Давай я подправлю твою ауру, – говорит подруга приятельнице, – и делает какие-то пассы в воздухе, – теперь уже лучше». Или: интеллигентная 45-летняя женщина, учительница: «Скоро год как умер мой папа. Каждый день пишу ему письма, и верите, всякий раз прилетает бабочка. Это его душа». К сожалению, у хамасовцев другое мнение о чудесах на святой для евреев земле. «Дружба» народов в полном разгаре. В Акко бросили бутылку с зажигательной смесью в религиозную школу, ешиву. Пожар потушили, виновных нет. Сам видел свежие следы того варварства….
В Израиле всё близко и всё по-разному. После недели жизни в древнем Акко за нами заехали друзья, и через полчаса мы – в Кармиэле.
Молодой спокойный город чуть старше сорока, расположен на холмах. Жителей около восьмидесяти тысяч. Прелестный, много зелени, широкие улицы, современная архитектура многоэтажных домов. Утопающие в садиках частные дома и виллы. Кругом строительство. С нашей старой, ещё по Питеру, подругой мы исходили городок за день. Она недавно овдовела, горюет. Про взрывы и иные безобразия знает лишь из прессы. Навестили семью её дочери – симпатичные, приветливые люди, вполне благополучные. Рады, что не в России, свою страну любят. В Израиль приехали двадцатилетними, и столько же живут в Кармиеле. Огромная квартира с изумительным видом на холмы. Они с мужем успешно работают, объездили весь свет. Увлекались конным спортом, сейчас – скалолазанием и бальными танцами. Дети их тоже не бездельничают. Младшая, восемнадцатилетняя дочь с нетерпеньем ждёт призыва в Армию. Гордится, что прошла в элитные войска. После службы у молодых всяческие привилегии. Семья живёт светской жизнью, однако большие праздники и основные обычаи соблюдает. Коротко погостили и, наконец, четыре дня на Мёртвом море! Время в тех местах, как и всё хорошее, промчалось стрелой.
Для любознательных, кто там ещё не бывал. С чем можно сравнить так называемое купание в Мёртвом море? – Наполните свою ванну тёплой водой. Насыпьте пару кило соли, добавьте стирального порошка, размешайте. Этот рассол и есть Мёртвое море. Не дай Бог, если вода попадёт в рот или глаз, не говоря о других нежных местах. Мало не покажется! Утонуть нельзя, выталкивает. Необычно, скорее противно, но! Через два дня кожа становится гладкой как у младенца, а кожные болезни, особенно псориаз, исчезают. Потому сюда и стремятся отовсюду, стоит поспешить! Пока политики спорят о спасении моря, оно высыхает!
Едешь на автобусе вдоль голубой, не слишком широкой полосы воды, на другой стороне видна Иордания. Потом сухое дно, только экскаваторы ползают, нарывая драгоценную грязь и соль для лечения и косметики, ценимой во всём мире. Потом опять озерцо воды, затем снова сухо. Грустно. Пара десятков приличных отелей, а могло быть – сотни, если договориться по какой стороне – израильской или иорданской – подвести к Мёртвому морю водный канал из Красного. В нашем отеле много россиян, чаще это православные, мечтавшие посетить христианские места, рады, что отменили визы. Очень им здесь нравится. Слышал, как паломник из Сибири сердито шипел своему белоголовому отпрыску: «Не смей, балбес, материться на святой земле!»
Известно – дети легко входят в сказочный мир, веря, что так оно и есть. А взрослые? И мы иногда теряем ощущения реальности, Израиль очень к тому располагает. Конечно, я был там туристом, но, вдруг, поймал себя на том, что, неизвестно чему улыбаюсь, всё вокруг кажется мне как бы знакомым, понятным и… своим! Я не жалуюсь, будто жить в Германии плохо. У нас есть крыша над головой, мы сыты и одеты, у меня работа и даже увлечения. Вся семья рядом, круг знакомых и пару друзей тоже. Здесь жизнь удобна. Что ж так радовало меня там? Не сразу, но, мне кажется, я догадался. Шутку со мной сыграла генетическая память и атмосфера Израиля. Нет, не глядел я сквозь розовые очки. Видел и слышал, как нелегко и сколько вокруг опасностей. Но это – их проблемы, заботы людей, живущих не на чужой земле! Другой нет. На этой узкой полосе земли, прижатой к Средиземному морю, собрались евреи из ста стран. Они много трудятся, рожают красивых детей и сражаются за свой дом уже шестьдесят лет. В этом котле, в их борьбе, труде и радостях выкристаллизовывается новый народ, называющий себя не вечно гонимыми евреями, а горделиво – израильтянами. И я мог бы жить тут, среди своих, но выбрал проторённый путь, путь вечного изгнанника.
…Вот грянет час, придёт Мессия, возродит мёртвых из праха и соберёт весь свой народ на земле, дарованной ему Богом… Так думал я, глядя из окна автобуса, что вёз нас обратно в Акко. Мимо проносились финиковые и оливковые плантации, ухоженные поля, новые поселения. Десять лет назад здесь была мёртвая пустыня, а нынче глаз мой, как и душа, радуется и свободней дышится, будто я и вправду на родине. Интересно, но я вовсе не опечален. Наоборот. Сейчас, когда пишу, острей чувствую, – где-то есть земля, она могла бы стать и моей. Светлое, щемящее чувство. Только теперь ещё внимательнее читаю и вслушиваюсь, что там, больше тревожусь за эту маленькую, мужественную, окруженную недругами прекрасную страну, где оставил я часть своего сердца.
И снова мы в Акко. Последний день нашего пребывания в Израиле. Снова – радостный лай Сильвы с облизыванием рук и ног, открытые сердца хозяев и изобильный стол. Вечер пятницы, шаббат. Конец рабочей недели. Можно есть и молиться. Чтоб растрясти щедрый обед, мы, в сопровождении Мины, вышли на прогулку. Мина, как всегда в боевой форме, рассказывает о посещении какой-то конторы: «Эта марокканка делает вид, что меня не понимает, будто я плохо говорю на иврите. Я схватила толстую папку, как трахну по столу, она вздрогнула. Ну-у, теперь понимаешь? Понимаю, – лепечет, а в глаза смотреть боится». Представил на минуту такую же сценку в немецком учреждении. Интересно, как скоро появилась бы в дверях полиция?
Поднялись на высокий холм, где вырезанный из единого куска железа Наполеон в треуголке вздыбил коня. Издали памятник напоминает Медного всадника в Петербурге, только плоский. С холма виден весь Акко и бухта, куда высаживались крестоносцы. Равнодушное к людской суете солнце заканчивает день, оранжевым лучом освещая себе путь за море. Со стороны арабского квартала доносится усиленный динамиками голос муэдзина, зовущего мусульман в мечеть. Спустившись с холма, увидели евреев, поодиночке и семьями спешащих на встречу субботы в свои синагоги. Мужчины и мальчики в вязаных шапочках-кипах. Некоторые мужи в широкополых шляпах. Женщины с покрытыми головами ведут одетых в белые рубашки или платьица детишек. Синагоги почти на каждой улице. Одни – богатые и красивые, с витражами, другие – попроще. Пока взрослые молятся, дети то заглядывают в зал, где молятся их родители, то играют весело на детских площадках около синагоги. Никто их не дёргает, пусть привыкают. Кажется, мир да покой.
Вернулись домой. Мина зажгла субботние свечи. Снова за стол. Жёны увлечённо болтали о внуках и модах, кулинарных секретах и родственниках. Гриша позвал меня во двор поговорить. Тёплый ноябрьский вечер, щекастая луна улыбается всем. Собака улеглась у наших ног. Мимо прошуршала полицейская машина. Гриша с Сильвой неодобрительно посмотрели вслед.
- Шастают, спать мешают, а когда мою «реношку» калечили, где они дрыхли? Знаешь, друг, – нелегко нам живётся. Всё непросто, – на работе недоплачивают, с арабами вечная война, даже между евреев нет мира. Правительство тоже дурное. Конечно, за столько лет привыкли, но покоя нет. У вас в Германии, небось, нет такого бардака как у нас? Мы думали, может в Германию или Австрию переехать. Некоторые советуют Чехию или Новую Зеландию. Сейчас Парагвай по телевизору расхваливают, называют Швейцарией Южной Америки. Посоветуй.
- Зачем советовать, Гриша? Ты – муж зрелый, шесть десятков отмахал. Решай сам. Известно, рай на земле пока не построен и хорошо там, где нас нет. Хочешь, прикинем вместе твои намётки? Ладно. – Германия, на века виноватая за Холокост, нынче принимает стариков неохотно, и то не израильтян. А работать – пожалуйста, немцы берут недостающих им специалистов. Нужен язык, неплохо ещё и английский. С Чехией тоже проблемы, приглашают, а социальной помощи нет. В Австралию, Канаду или Новую Зеландию и я б, наверное, подался, было бы мне лет двадцать пять – тридцать. Про Парагвай вербовщики врут. Тропики, духота, крестьянский труд, индейцы, как цыгане, ночью огурцы и кур воруют. Ещё там страусов на мясо разводят, высоких, боевых, сверху клюются. Больших птичек жаждал разводить? Нет? Куда ты ещё собирался?
- Не знаю, после битья машин, как говорит Мина, жить в Акко неуютно.
- Верю. А если поискать работу и жильё в другом городе? Всё ж проще, чем птицу счастья ловить за тридевять земель.
- Вообще-то и здесь неплохо, это её куда-то тянет. Я часто после работы в спортзал хожу и сауну. Болтаю, читаю на иврите, могу и послать кого подальше, у меня не заржавеет.
- Похоже, вы здесь дома. Кстати, когда нас-то навестите?
- Это Мина решает. На следующий год мы Финляндию и Англию застолбили.
- Вы тут не с голоду пухнете?
- Смеёшься? Я за год 25 кило сбросил. Думаешь легко? Почти дистрофик, сто семь осталось.
- Молодец! Но ты всё равно недоволен?
- Сам знаешь, людям всегда чего-то не хватает. Извини, давно вертится на языке, – неужели вас в Германии не давит, что они с нами сделали?
- А ты как думаешь!
- Значит – тоже проблемы?
- Да где их нет?
- Ну, если совсем невмоготу станет, плюньте и переезжайте к нам, своим. Место найдётся.
- Хороший ты человек, Гриша!
Сильва согласно гавкнула и бросилась лизаться.
Довольные друг другом зашли мы в дом, где Сильву побаловали сосиской, а сами дружно выпили по рюмке водочки. За Израиль!
