"Теперь крыть будет нечем, - думал Андрюха, весело одолевая пролёт за пролётом и помахивая толстым командировочным саквояжем. Первый этаж, второй, третий.- Теперь хрен погундит. Всемирная премьера. Американский блокбастер. В лучшем кинотеатре города. Три часа в очереди отстоял."
В нагрудном кармане его куртки лежали голубые полоски билетов. Для жены Машки и её подружки.
"Пусть теперь скажет, что ему наплевать не неё. Путь только попробует. Эх, и загудят же они сегодня с Кокой!"
Костя, или по-старому Кока, тридцатилетний мальчик, как называла его Машка, был когда-то их одноклассником и лучшим другом. Болтался теперь по шесть месяцев в море, а возвращаясь, просился на охоту, подводную, с острогой и ружьишком. Чтобы с вечера натягать ершей да заварганить ушицу, наваристую, с дымком. Посидеть под звёздами у костерка, послушать причмокивающее во сне море, потолковать за жизнь.
Кока единственный из них остался свободным человеком. Ковбой-мореман. Женился было, да через год после рождения сына дёру дал. И вот - всё такие же джинсы в обтяг, куртон с поднятым воротником, остроносые сапоги на скошенном каблуке. Годы, конечно, приложились, но всё равно выгоревшие на южном солнце волосы, лёгкие морщинки на потемневшем от загара лице, синие, точно небо в тропиках, глаза, оставляли его киношно привлекательным.
"Киношно привлекательным и свободным, - подумал Андрюха. - А ведь по Машке моей сох. Сам на свадьбе признался."
Он усмехнулся и скрутил свободной рукой толстую фигу: "Хренца-с с бугорца-с! Не получилось."
Довольный, Андрюха перескочил сразу через две ступеньки. Как тогда, в десятом, когда они с Машкой встречались у неё дома после школы. Пока родители на работе.
Андрюха перевёл дыхание. Надо же как вспомнилось! У-ух! По сколько им тогда было? Ну да, как дочери теперь. По шестнадцать. Точно.
Андрюха смущённо покачал головой. Понимающе ухмыльнулся. Именно так всё и было.
Его начинало трясти ещё на лестнице. В прихожей он уже был землетрясением. Прыгающие пальцы никак не могли расстегнуть крючки на Машкином бюстгальтере. Его распирало. Не хватало воздуха. Он просто взрывался.
Куда всё делось? Андрюха вздохнул. Поскрёб отросшую за два дня щетину. На сейнере не брился. Некогда. Путина в разгаре, а у "360"-го главный дизель полетел. Идти на ремонт в завод - прощай путина, план, премия. Вот и решили своими силами. Старший инженер откомандировал его и ещё двух механиков в помощь стармеху "360"-го. Три дня в машинном отделении просидели. Безвылазно. Даже жратву из камбуза им в машину таскали. Даже спали прямо на пайолах . Но ведь сделали. Запустили дизелёк. На два дня раньше."
За сверхурочные им, конечно, не заплатили. Какая невидаль. Рассчитались отгулами.
"Хрен с ним, - Андрюха резанул рукой воздух. - Два дня рыбалки с Кокой - тоже не катран протухший."
Он опять заскакал через ступеньку по лестничному пролёту. Четвёртый этаж, пятый. Знал, что ещё сегодня до того, как жена явится с работы, а дочь-одиннадцатиклассница из школы, они с Кокой будут на берегу. На только ему известном месте: песчаном пятачке между скал.
Андрюха зажмурился. Набрал полную грудь воздуха и стал выдыхать, медленно, с чувством, словно под водой.
Да-а-а, вот также втянет он носом сырой просоленный воздух. Не спеша, со смаком, точно живую водицу. А утром натянет гидрокостюм, упруго обольющий тело. Отрегулирует маску. Чтоб не давила. Закачает воздух в ресивер подводной воздушки и попробует пальцем калёное острие гарпуна. На счастье. Сила! Андрюха застонал от удовольствия.
Ладно. Сперва позвонить Машке и сказать о билетах. Потом Коке, чтобы ноги в руки и на скалки. Затем собраться и... Вытирая ноги о влажную тряпку под порогом, Андрюха вытянул из кармана связку ключей. Сунул один в замок, провернул два раза и толкнул дверь. Закрыто.
Ёханый бабай, что за фигня?
Андрюха ещё раз надавил на ручку. Дверь не поддавалась. Пихнул плечом. Нет. Закрыта на верхний замок. Ночной. Ничего не понятно.
Уходя днём из дома, они никогда не закрывали квартиру на верхний замок. Никогда. Только перед сном. Изнутри. Так, на всякий случай.
Может дома кто?
Андрюха потянулся к звонку, но, точно обжегшись, отдёрнул руку. Стоп!
Он глянул на часы. Половина второго. Жена до пяти на работе. Дочь ещё в школе. Выпускной класс: зачёты, консультации, пересдачи. Раньше четырёх не приходит. А то прямо из школы в библиотеку. К поступлению готовится.
Месяц назад на втором этаже квартиру грабанули. Через балкон залезли. В оставленную открытой форточку. А к ним могли с крыши. И на ночной замок для страховки. Думают, что он в командировке до конца недели. Жена - на работе, дочь - в школе.
Ёханый бабай!
Но что у них брать? Машкины побрякушки всегда на ней. Деньги? Так от получки ведь до аванса живут. А баксики халтурные он на работе, под инструментом держит. Телевизор? Нет, допотопный, хоть и японский. Стереовертушку? Так её по нынешним временам - только в музей этнографии.
Андрюха ещё раз провёл пальцами по хрустящей щетине.
Вот только если... гидрокостюм его немецкий, который у капитана-наставника торганул. По дешёвке. В запой мужик уходил. Да в придачу ружьишко подводное. "Нептун". Новёхонькое. Со стволом из нержавейки. Двумя гарпунами- восьмёрками...
Ёханый бабай!
Может ментов вызвать? Нет, когда прикатят неизвестно. У них то бензин лимитирован, то машина одна на район. А коль приедут, расспросы начнутся. Ружьишко-то у него не регистрированное.
Та-ак! Андрюха открыл командировочный саквояж. Порылся в нём и достал отвёртку с длинным стержнем. Сгодится. Такой и насквозь проколоть можно. Потом он одни за другим перебрал ключи на связке. От почтового ящика. От машины. От гаража. От мастерской. Вот он - от верхнего замка. На месте, миленький.
Тихохонько Андрюха вставил ключ в замочную скважину и медленно повернул. Замок цокнул, точно затвор ружья. Андрюха замер. Прислушался. За дверью всё казалось тихо. Он слегка толкнул дверь, и она отворилась.
Прикрывшись пузатым саквояжем, точно щитом, и отведя назад руку с отвёрткой, Андрюха на цыпочках шагнул в полутёмную прихожую.
Остановился. Прислушался. В комнатах тихо. Только в ванной шумит вода. Ёханый бабай, что за хренотень?
Андрюха шагнул к ванной, но споткнулся и, выронив отвёртку, плашмя завалился на выставленный вперёд саквояж. Конец! Сейчас сверху придавят, чиркнут "пером" по горлу и всех делов.
Но... ничего не случилось.
Андрюха лежал тихо. Глаза - на уровне нижней планки двери. Той самой. В ванную. С тремя круглыми отверстиями в ряд. Он их сам сделал. Плоским сверлом с шестигранным хвостовиком. Для вентиляции.
Из дырочек сочился свет. Жёлтый. Электрический. И слышался шум душа. И стоны. Женские, тягучие, томные.
Ёханый бабай!
***
Это была Машкина идея. Отправиться ночью на мотоцикле в Зелёную бухту. Чтобы искупаться на диком пляже. Голяком.
Луч фары рыскал по каменистой просёлочной дороге, подпрыгивал на ухабах, пробивал тоннель в густой темноте. На каждой кочке Машка наваливалась на него грудью. Он спиной чувствовал, что под её ситцевым халатиком, мягким, заношенным, ничего не было. Совсем ничего...
Чёрная маслянистая вода. Полная луна в голубоватых прожилках. Голая Машка, вытянувшаяся на его руках. В бледном свете то там, то сям вспыхивают фосфоресцирующие блёстки. Он осторожно баюкает её в тёплой воде, и она, невесомая, расслабленная, смотрит на звёзды. Она любит спрашивать его о звёздах. Он любит ей рассказывать.
- Большая Медведица?
- Ага, - улыбается Андрюха. - Ковш - тело, ручка - хвост.
- А голова? Лапы?
- Справа Мицар, а рядом малюсенький Алькор, - опять улыбается Андрюха, покачивая её на воде и целуя съёжившиеся соски, то появляющиеся на поверхности, то прячущиеся в бархатистую воду.
- Мицар и Алькор, - говорит Машка и закрывает глаза. - "Конь" и "всадник".
Он прижимает Машку к себе, и она легонько постанывает.
***
Андрюха упёрся ладонью в пол. Нащупал обо что он споткнулся. Остроносый сапог. Ковбойский. Со скошенным каблуком. Андрюха пошарил рукой вокруг. Туфельки на шпильках.
Ёханый бабай!
Глаза, привыкшие к полумраку прихожей, различили в углу джинсовую куртку. Прямо на полу. С вывернутыми рукавами. Невтерпёж, видать, было. На ходу раздевались.
Начальница - сука, значит. Машеньке ни опоздать, ни уйти пораньше. А тут - мужик в командировке. Как пить дать, отгул взяла. Вот и вся сказка про строгую начальницу.
Андрюха поднялся. За дверью шумела вода и стонала женщина.
А Кока, дружбан закадычный! Добился-таки. Долго ждал. Та-ак!
***
На свадьбе Кока был его дружкой. С голубой лентой через плечо. Высокий, худой, отчаянно весёлый. С прибаутками сыпал серебро пацанве, перетянувшей ленточками проезд к Машкиному дому. Наливал шампанское бабам и перцовку мужикам, перекрывшим вход в подъезд. Кланялся дядьям у входа в квартиру и просил отдать невесту. С блестящими глазами смотрел, как в ЗАГСе Машка и Андрюха расписывались в толстом кожаном гроссбухе и тягуче целовались. Громче всех кричал в ресторане "Горько", опрокидывал рюмку за рюмкой и охранял невестину туфельку. Последним пригласил Машку танцевать, и Андрюха, уже изрядно подпивший, мутно глядел на них и дивился, как замечательно они подходят друг другу.
А потом он и Кока сидели на ступеньках ресторана, без пиджаков, в распущенных галстуках, с бутылкой водки в руках. Отхлёбывая из горлышка, Кока пьяно шмыгал носом и говорил Андрюхе, как тому повезло и какой он, Кока, несчастный.
***
"Обоих, - подумал Андрюха. - Вместе."
Он поднял с пола отвёртку. Покрутил её перед глазами. Нет. Не подходит. Одного может и получится. Двоих - вряд ли.
Переступив через саквояж и разбросанную обувь, он прошёл в гостиную. Кресло в углу. У самой двери. Это хорошо. Когда войдут, сразу не увидят. А убежать - он не даст.
Та-ак. Переставил кресло. Ещё ближе и чуть в бок. Чтобы свет из окна освещал дверной проём и не мешал целиться.
Андрюха достал из кладовки чехол с подводным ружьём. Навинтил на два гарпуна насадки со стальными крылышками. Закачал насосом воздух. Под завязку. 20 атмосфер. Отрезал линь. Чтобы не мешал. Сел в кресло и поставил поршень на боевой взвод.
Шум воды в ванной стих. Теперь оттуда слышались тихие голоса и смех. Женский и мужской. Андрюха легко поднял с колен "Нептун". Ружьишко лёгкое, и двух килограмм не весит. Прицелился в дверной проём. Хорошо. Скорость 25 метров в секунду. "Слонобой". С двух метров не промахнёшься.
***
Детей так быстро они не планировали. Надо было учиться. Ему на механика, ей - на бухгалтера. Какие дети?! Да только куда там! Легализовавшись, они стали трахаться, как кошки в марте. Каждую ночь и до самого утра. В постели. На кухне. В коридоре. Даже на балконе. И всё было мало, мало, мало.
Он никогда не спрашивал, как она предохранялась и предохранялась ли вообще. Машка тоже его ни о чём не просила. Только закрывала глаза, смеялась, царапалась и стонала: "Ещё, ещё, ещё!"
В сентябре она залетела. Делать аборт наотрез отказалась. Да он и не настаивал. Конечно, если бы погодить годик-другой, но... что поделаешь.
Машка изменилась. Куда девалась её кошачья прилипчивость и горячее дыхание. Чем больше она округлялась, тем движения её становились плавнее, а глаза наполнялись мягким светом и казалось всё время улыбались. Она стала готовить ему по утрам завтрак, печь по воскресеньям пироги, а вечерами вязать спицами. Когда он приходил домой, она целовала его в колючую щёку, тёрлась о плечо и, поддерживая двумя руками живот, просила не уходить вечером. Посидеть с ней, посмотреть телевизор, послушать пластинку, поговорить.
Андрюха иногда оставался, но чаще отмахивался. На Прибойной как раз открыли новый пивняк. Прямо как за бугром. Культурный. Пиво чешское из бочки, рыбные наборы, закадычные корефаны.
Домой возвращался поздно. Она пару дней дулась, а потом снова тёрлась о его плечо. И молилась. Стоя на коленях. Подолгу и обречённо. Точно выпрашивала у Бога что-то, а Он никак не соглашался дать.
Андрюхе сначала это просто не нравилось. Потом - стало пугать. Он оставался вечерами дома. Держал Машку за руки. Поглаживал вспухшие на них венки. Прикладывал ухо к её животу, огромному и круглому, точно перекаченный пляжный мяч. Целовал вывернутый пупок. Машка от щекотки тихонько смеялась и тут же плакала, светло и прозрачно.
Когда она растолкала Андрюху среди ночи и зашептала испуганно, что у неё отходят воды, он сорвался в одних трусах к телефон-автомату у подъезда. Подпрыгивал босыми ногами на обжигающе холодном полу будки, долго не мог попасть монеткой в щель, ругался и кричал, чтобы "неотложка" ехала скорее.
А потом вёл дрожащую Машку вниз, заикаясь уговаривал не бояться, потому что сам жутко боится. Сжимал её руку, неловко тыкался губами в ладошку, в шею, в ухо. Хотел ехать с ней в больницу, но усатая фельдшерица отпихнула его от двери машины и сказала, чтобы он звонил утром.
"Скорая" заиграла в темноте мигалкой и, переваливаясь на колдобинах, скрылась за углом. Стало тихо, пусто и страшно. Андрюха, всё ещё чувствовавший мягкость Машкиной шеи, дрожь её рук и солёность щёк, сел на бордюр, закрыл ладонями лицо и, тихонько подвывая, заплакал: "Ма-а-шка, Ма-а-ша, Ма-а-а-шенька!"
***
Дверь в ванную отворилась.
"Теперь," - Андрюха задышал чаще. Вскинул ружьё. Навёл на дверной проём. Тронул пальцем спусковой крючок. У "Нептуна" спуск мягкий, плавный.
"Выходите!..."
***
В день, когда Андрюха забрал Машку с дочкой из роддома, он накрыл "поляну" для всех "мотылей" в рыбколхозе. Засиделись. Кто его привёл домой он не помнил...
В благодарность за рождение дочери Андрюха купил Машке прибалтийский утюг. Она ждала колечко. С золотой шишечкой...
Однажды, явившись в порт прямо с детской коляской, Машка застала его с молоденькой сетепосадчицей. Ничего между ними не было, но Машка напридумывала себе целый ворох, и девчонку до смерти напугала...
Четыре года назад, на его тридцатилетие, Машка подарила ему огромный атлас звёздного неба. На глянцевой бумаге, в теснённом переплёте. Она так счастливо смотрела на него...
Андрюха забросил атлас в шкаф и ни разу не открыл.
***
Из ванной в прихожую падал свет, слышалась возня, игривые шлепки, хихиканья.
Руки налились тяжестью. Ружьё опустилось само собой на колени. Андрюха вскинул его опять. Но не смог удержать на весу. Уткнул гарпун в ковёр. В плешку, выcтриженную когда-то маленькой дочерью. Она думала, что это травка. Ну и задал же он ей тогда чертей!
Когда они с Машкой ушли на квартиру, вся их поклажа уместилась в эмалированную ванночку для купания дочери и старый походный рюкзак. А ещё этот зелёный ковёр. Кокин подарок на свадьбу.
Они сняли малосемейку и на ковре этом устраивали "половые коктейли". Мебели не было никакой. Кока приносил портвейн для него. И розу - для Машки. После свадьбы Андрюха не приносил ей цветов. Не до того было. Днём горбатился. Вечером бегал в техникум.
Он усмехнулся. Когда его взяли механиком на судоремонт, ему тоже было некогда. Мужские дела. После работы - в шалман. К закрытию туда приходили жёны. Вели мужиков домой. Машка тоже приходила. С дочкой на руках. Ругалась. Потом плакала.
В субботу-воскресенье - рыбалка. А бабы на рыбалке - известно, плохая примета. Сначала дулась. Наконец привыкла.
Андрюха усмехнулся. Вот тебе и ёханый бабай. Выходит сам приучил. Он провёл рукой по щетинистому подбородку. Вздохнул. А ведь он и не помнит, когда Машка стонала последний раз... В постели. Всё как-то ушло. Стало по-быстрому.
Андрюха равнодушно посмотрел на титановый корпус ружья, чёрную галочку прицела, раскрытые крылышки гарпуна. Покачал головой и, щёлкнув предохранителем, отложил ружьё в сторону.
Вытащил из кладовки рюкзак с гирдрокостюмом. Зачем он ей? И Коке ни к чему. Он же не охотник. Так, любитель. Андрюха поднял ружьё и расстегнул застёжку-молнию на чехле. Решил, что, кроме своих рыбачьих причиндалов, брать ничего не будет.
- Папа?
В дверях стояла дочь. С мокрыми волосами и в мохнатом полотенце. Рядом сутулился нескладный долговязый парень с ещё ни разу не бритым пухом над верхней губой и подбородке. Он неотрывно смотрел на Андрюху, облизывал пухлые губы и тщетно пытался сглотнуть. - Ты же в пятницу... Мы здесь... Пока мамы нет...- забормотала дочь.
Андрюха молча смотрел на них. Ружьё наперевес. Наконечник гарпуна - в сторону парня.
- Папа, ты что?!
Дочь встала между ними. Полотенце, подоткнутое вокруг груди, ослабло, но она успела схватить его руками.
- Это Алёша. Сын дяди Кости. Мой парень.
- И давно у вас? - хрипло спросил Андрюха, не опуская ружья.
- Полгода, - ответила, потупившись, дочь.- Мама знает.
- У нас очень серьёзно, - сказал парень. - После школы...
Теперь Андрюха узнавал припухшие губы, и ямку на подбородке, и длинный, с лёгкой горбинкой нос.
- Ёханый бабай, парень, - мотнул он головой, - как же нам с тобой повезло!
- Повезло?
- Одевайся, за мускатом сгоняешь. Жена моя, Маша, любит его, - сказал Андрюха, доставая из кармана кошелёк. - Нам с тобой водки возьми.
- А ты, - он повернулся к дочери, - картошку поджарь. И курицу. Мать с работы голодная придёт. Уставшая.
Андрюха посмотрел на приоткрытую дверцу шкафа.
- Я вам сегодня Мицар и Алькор покажу, - сказал он. - В атласе. А стемнеет - сами найдёте. Рядом с Большой Медведицей.
