«Если он уйдет, это навсегда,
Так что просто не дай ему уйти».
М. Леонидов
Ночь. Аэропорт чужой страны. Тебе тут ночевать. Устала. Долгий перелет. Еще столько же впереди. Устала. От работы. От сборов. От прощаний. Устала. В душ. Как хочется в душ. Все снять с себя к черту. Снять и смыть. Всю пыль, усталось. Бррр. Скорей бы в гостиницу. Как я выгляжу? Хорошо, что нет зеркал. Да нет, вот. Мое отражение в стекле дверей. Мое ли. Ужас. Неужели это я? Не может быть. Старая, сморщенная. Мешки под глазами. А глаза. Усталость и боль, и серый цвет. Мда. Красавица. Скорей бы в гостиницу и в кровать. Опа. Повеяло и тут же повело. Куда? Куда глаза? А он ничего. Очень даже ничего. Стройный. А какие плечи. Ах, какие должно быть руки. Мама. Улыбается. Нет, смеется даже. Идиот. Идиотка. Куда тебе. Тебе только в душ, в простель, спать. Спать одной. Куда тебе. Отвернись. Вон же, смеется с тебя.
Вот и автобус. И он туда же. А он ничего. Стою сзади. Можно и разглядывать. Невысокий, но все при нем. И спина, и плечи, и руки. Руки. Сбившиеся кучери до плеч. Видать тоже долго летел. Ему тоже надо в душ. Стою. Смотрю. И что я вижу? Дорогие джинсы видавшие виды. Еще замшевая куртка с затертыми локтями. Ему бы еще ковбойскую шлпи и сапоги с металлическими носками. Шляпы нет, а вот сапоги имеются. Без железок правда. Уже лучше. Кожаный рюкзак. Мама бы сказала «дорогая простота». А простота эта очень даже ничего. Ой. Споткнулась о ступеньки автобуса. Чуть не полетела. Загляделась, видете ли. Рука. Сильная, твердая. Спасибо. Улыбается. Голливудской улыбкой улыбается. И ямочки на щеках. А руки. Мама. Так, пришла в себя. Душ и спать. Да, и спасибо по-английски. «Не стоит» было тоже по-английски. Акцент. Акцент не наш. Американец? Нет. Хотя достаточно самоуверенный. Может и американец. В окно, смотри в окно. На меня не смотри. «Странник мой, дорогой». Откуда же он? Да какая разница. Чего распелась. Не сбивайся с курса. Душ, постель, сон. А ужин? В прошлы раз мы ужинали . Очень даже не плохо. Ресторан приятный. Еда вкусная. «Хилтон» все-таки. Да, поужинаю и спать. Завтра буду ужинать уже у бабушки. Вышла из автобуса первой. Скорей бы по-дальше от этой белозубой улыбки.
Номер. Душ. Долгожданный душ. Смыл все. И пыль, и запахи самолетской еды. Усталость тоже смыл. И мешки под глазами стали меньше. И глаза стали голубыми. Ужин. Решено. Иду ужинать. Ресницы в тушь. Себя в чистую одежду. Волосы? А куда волосы. Пусть себе сохнут. Они вед чистые, длинные, русые и волнистые. Они и без моих трудов красивые. Все. Пошла. Грудь вперед. Куда уж ее вперед. Плечи назад. Ой. Хрустнуло. Живот втянуть. От бедра. Да, Ахеджакова сама наверно никогда так не ходила. Да и куда тебе «от бедра». Там ведь везде ступеньки вверх-вниз. Грохнешься. Иди как идешь. И смотри, чтоб не упасть. Вот же. Пошла. Пришла. Хожу. Это хочу, это не хочу. А это что? С глазами. Не съест? Кто сказал «не съест»? Он. Он сказал. Кроме рук, улыбки и ямочек у него еще и голос... Как «Бейли». Тягучий и сладкий. И сразу в голову. Улыбается. Опять улыбается. Какого черта. И на каком языке он только что сказал? Черт. Не помню. Вот они провалы в памяти. Уже начались. Иди ешЬ и спать. Все. Нагулялась.
Села. Сижу. Ем. Ковыряю. Подошел. Да, пожалуйста. Фуф, все-таки по-английски. Сел. Сидит. Улыбается. Ест. Ест, как нормальный, здоровый мужик. Не ковыряется. Набрала воздуха. Пока занят едой, спрошу. Смелая. Почему смеялся? Ладно, не смеялся, улыбался. С футболки? Ах, ну конечно с футболки. Какая взрослая нормальная жещина оденет футболку с надписью «я целовалась с вампиром и мне это понравилось». Да еще и в отпуск. Конечно же никакая. То есть совсем не нормальная. И вовсе не взрослая. Я не взрослая. Совсем не взрослая. Значит не старая. Чего улыбаюсь? Да, так. С самой себя. Да, забавно. Да, люблю «Сумерки». Все прочитала. Покупала дочери, а прочитала сама. А что брови-то взлетели? Да, такая молодая, а дочка уже читает. Правда не «Сумерки», но уже читает. Вот и футболка оттуда же. Смешно? Наверно смешно. Но не смешнее замшевой куртки, потертых джинс и ковбойских сапог. Удобно? Для путешествий? «Странник мой, дорогой». Опять распелась. Он что-то про свои путешествия. Был в Австралии. Фильм снимал. Или снимался. Или какая разница. Пусть говорит. Мужчины любят, когда их слушают. Я слушаю. Я киваю. Поужинали. Пора спать. Там в номере такая кровать. И вся моя. Ох, мне бы только ноги вытянуть. Завтра опять лететь полусложеной черт знает сколько часов. Ой, мне бы только...
Зачем так близко? Ах, толкнули. Ничего. Бывает. Какой этаж? Мне девятый. Ему седьмой. Лифт. Спать. Хочется спать. Но запах его одеколона щекочет нос. Лифт останавливается на каждом этаже. Кто-то шутит так. Второй. Еще хочу спать. Третий. Он улыбается. Четвертый. Прощается. Пятый. Поворачивается спиной. «Если он уйдет, это навсегда. Значит просто не дай ему уйти». Пронеслось в мозгу. Песня такая. Пронеслось и пробило током. О чем там пел Леонидов? О вечной и прекрасной. А, к черту. Стой. Ухватила за рукав куртки уже на пороге лифта. Улыбается. Лисом довольный улыбается. Руки сплелись. Сплелись даже волосы. Темно-каштановые со светло-русыми. Губы слились. Дальше? Дальше сладкая, темная, пьянящая бездна. Так, что все тело растаяло медом. Так, что дрожь до кончиков волос. Так, что все мысли в пыль.
Утро. Проснулась. Номер мой. Вещи мои. Подушка рядом примята. Но пуста. Я одета. Приснилось? Закрыла глаза. Подумала. Попыталась вспомнить. Может и правда приснилось. Ну, и ладно. Хоть приснилось, уже хорошо. Приснится же такое. Душ. Собралась. На завтрак. Наемся. От души. Раз такое и приснилось. Надо себя, родную пожалеть. Как вкусно пахнет. И это хочу, и то и вон то. И кофе. Села. Осмотрелась. Его нигде нет. Может его вообще не было. Может он мне еще в аэропорту причудился. Может. Со мной все может быть. Но завтрак от этого страдать не должен. «Странник мой...» Блин. Опять распелась. К врачу мне надо.
Все. Пока, «Хилтон». Пора в аэропорт. Кореец в фойе улыбается. Да, все в порядке. Да, все понравилось. Спасибо. Письмо? Мне письмо? Спасибо. Чистый конверт с логотипом гостиницы. Тонкий. Фото. Прекрасный странник в потертой замшевой куртке. На обратной стороне острым размашистым почерком «Тебе это все приснилось». Улыбаюсь. Выхожу из гостиницы. Улыбаюсь. В автобусе. Уже смех разбирает. В аэропорту еще кофе. Кофе и торт. Через двенадцать часов зима, снег и любимый Питер. А пока кофе, шоколадное чудо и фото. Это тоже чудо. Но другое. Хоть и не про это пел Леонидов. Но. Я все же не дала чуду пройти мимо. А дальше? А что дальше. На то оно и чудо. Но то оно и удовольствие. На то оно и «из ряда вон». Не повторяется такое. И не продолжается. И не умрем мы в один день. Я никогда не увижу его с пузиком и в трениках на диване. А он никогда не увидит меня с несмытым макияжем в любимой старой пижаме. Он всегда будет «странником» с фото. Я всегда буду думать, что мне все это приснилось. Все остальное – жизнь.
