В кафе “Havanna”, на углу улиц Ареналес у Риобамба, сидят шесть человек. Мне нравится приходить сюда из-за привлекательного сочетания тёмно-зелёной вывески с жёлтым освещением внутри. Это как раз то самое сочетание, которое не любят французы. «Яишница с луком», - просвещала меня когда-то бывшая подружка, уехавшая из России в страну «вечной молодости» и там свихнувшаяся от недостатка секса. Прошу чашку кофе с булочкой в форме полумесяца (классический агентинский вариант при посещении кафе), а Адриан – сандвич с сыром и фруктовым коктейлем. Время позднее, до закрытия не достаёт одного часа. Посетители уже успели осточертеть официанту, поэтому он принимает наш заказ без улыбки и удаляется с явным желанием не вернуться вновь. Адриан устал, смотрит на меня потухшими глазами и, похоже, даже не замечает, как я элегантно одета. Он только что закончил генеральную репетицию с Национальным Симфоническим Оркестром, а после неё встречался по вопросам концертов со Шломо Минцем. Адриан Aвила Арзуза – молодой дирижёр из Колумбии и я благодарна ему, что несмотря на свою огромную занятость, он всегда звонит мне, когда приезжает в Буэнос-Айрес. Наши разговоры всегда только о музыке, и я счастлива беседовать «в живую» с талантливым музыкантом, который от первого лица открывает тебе многочисленные тонкости дирижёрской кухни. Как только мы начинаем говорить о том, каким способом дирижёр добивается эмоциональной выразительности оркестра, я из сдержанной сибирячки превращаюсь в энергичную итальянку, у которой отсутствие нужных в момент слов заменяется красноречивыми жестами. Начинаю размахивать руками и привлекаю внимание сидящей за соседним столиком сеньоры, которая с нескрываемым любопытством обращается к нашему разговору. Женщины с такой, как у неё, непривлекательной внешностью любят говорить, что «красивыми не были, а молодыми - да». Адриану становится не по душе полуоборот её торса и он незаметно переходит на русский. Порадовавшись, что мы так ловко вышли из ситуации, я хорошо откусываю булочку и отпиваю кофе.
Aвила учился в Санкт-Петербургской Консерватории, поэтому он хорошо знает русский язык и дирижирует «по-русски». Его огромное почитание Мравинского отражается в его собственной манере руководить оркестром: всегда неподвижная, почти «замороженная» спина, скупые и точные жесты. В движениях рук нет ничего лишнего, «говорит» только кончик дирижёрской палочки. На сегодняшний момент в Латинской Америке есть только два крупных дирижёра – Адриан Aвила и Густаво Дудамель. Очень разные по темпераменту музыканты, противоположные по характеру личности и неодинаковые по развитию карьеры люди. Дудамель – это яркий экстраверт, который во время дирижирования приковывает всё внимание зрительного зала к себе. Даже создаётся впечатление, что он не оркестром управляет, а слушателями – «где» и «какие» чувства им следует испытывать. Своей манерой «быть» он привлёк таких крупных музыкантов, как Клаудио Аббадо и Саймон Рэттл, которые помогли ему выйти на международную сцену и недавно на Deutsche Grammophon записать «три пятёрки» - Пятые симфонии Малера, Чайковского и Бетховена. Похоже, что экзальтированная открытость и экстравагантность всё-таки выходят на первое место в сравнении со скромностью и притягивают так необходимый в профессиональной карьере музыканта протекционизм. Но как жаль, однако, что у многих складывается впечатление, что чем больше движений руками и телом делает дирижёр, тем он точнее предаёт оркестру настроение и характер произведения! Стоковский говорил, что «дирижировать это, в некотором смысле, показывать только темп. Всё остальное показывается глазами». А Пьер Монтьё в свою очередь считал, что все размахивания, мимику и живописные жесты надо оставлять на репетициях. Слушатели не должны видеть работу дирижёра, они просто должны наслаждаться музыкой.
