«Как молоды мы были,
Как искренне любили,
Как верили в себя...».
НОВОСЕЛЬЕ
Квартира оказалась роскошной. Особенно впечатлила ванная, куда зашли в конце осмотра. Это была целая комната, в голубых и розовых тонах, с зеркалами во всю стену, пушистыми цветными полотенцами на никелированной вешалке, небесного цвета раковиной и блестящим розовым унитазом, и в довершение великолепия изумрудно-зеленой напольной вазой в углу, с засушенными розовыми цветами. В другом углу – низкое креслице, перед ним на полу яркий коврик, на нем маленькое полотенчико. «Ноги свои хозяйка обрабатывает, - пояснила Нона. - Она мне не велела здесь ничего убирать, сказала, сама будет». «Шикааарно, - протянула Мира. - Отсюда уходить не хочется, прямо осталась бы тут жить. А просторно как, почти как в моей спальне, когда муж из нее выйдет». «Д-а-а... Живут же люди», - вздохнула Гела. - У меня уже ничего подобного не будет. Завидовать, конечно, нехорошо, но другого чувства почему-то у меня сейчас нет». Подруги засмеялись. «Толку-то завидовать, - поморщилась Нона, - что ваши квартиры, что эта, всё равно съёмные, чужие. Ну, пошли за стол, все равно ведь новоселье! Правда, если бы каждый раз я праздновала свой переезд... за семь лет шесть новоселий! А в каких норах я порой жила... Эта квартира – подарок судьбы. Не знаю, долгий ли подарок, не знаю... Как сложатся отношения, пока неясно...».
- А в чем дело? - спросила, подняв ухоженные бровки, Гела. Проходя через просторный салон, она не преминула задержаться у большого зеркала и поправить белую полупрозрачную блузку, по новой моде спадающую с одного плеча, то есть приспустила недостаточно упавший рукав на нужное место. Черные брюки на ней тоже были сверхмодные, широкие на бедрах и стянутые у самой щиколотки на манжетку. Всё это ей очень шло. Что безусловно признавали окружающие. Гела всегда выглядела шикарно и новомодно. «Что кому идет, то и должно носить», - говорила Мира, и Нона согласно кивала, а Гела довольно улыбалась.
- Вы видите, какая у меня помада? В этом сезоне модны светлые оттенки. Правда, хорошо? Ведь молодит! Да, так что такого с твоей хозяйкой? - Гела еще раз оглядела себя.
- Да ничего такого... Привередливая больно. Неделю живу, и... этого не бери, того не трогай, в ванную, когда я пришла с работы, не заходи. Сняла с наружной веревки мое полотенце и бросила на пол, хотя я повесила на совсем пустую веревку... А куда же мне вешать? Когда она приходит с работы, я стараюсь вообще не вылезать из своей комнаты. Но оплата меня устраивает, так что... Ну, посмотрим далее, что и как будет. Ей тяжело одной ссуду за эту квартиру выплачивать, поэтому она меня и взяла, на поселение...
- А муж где? Он существует? - спросила Гела.
- Существует, но не здесь. К другой ушел. Все они сво... ха-ха, свободные люди. А она, вот видите, сколько тренажеров, целый угол заняли, в порядок себя приводит, наверно, надеется, что он вернется и от ее нового вида в восхищение придет. А-а-а, завидно, да?
Мира и Гела рассматривали обруч, велотренажер, большущий синий мяч, на который можно усесться, Мира взяла в руки небольшие гантели и подняла несколько раз. «Да уж, завидно, - сказала она. - У меня такой тренажер и поставить негде, а уж сколько он стоит!.. А мяч – для пилатеса».
- Чего-чего? - переспросила Нона.
- Новомодные упражнения. У меня есть журнал и там описан целый комплекс. Хочешь, дам?
- А зачем мне? Я ее мяч не возьму, а себе тоже не куплю. Ты видела мою комнату? Там такой мяч положить посредине, и можно уже не входить.
- Хорошо, девочки! - воскликнула Гела. - Давайте мы себе хотя бы гантели такие купим! И будут у нас красивые руки!
Подруги сели за стол, который накрыла Нона возле окна в салоне. «Я спросила у нее разрешения, - пояснила Нона, - сказала, ко мне люди придут. Скатерть моя, а посуду я взяла на кухне».
- Да уж, в твоей комнатке не развернешься. Ладно, что компьютер поместился, - заметила Мира. -
Интернет-то скоро поставишь?
- Да поставлю, поставлю. Я тут одному книгу редактирую, и пока обхожусь, интернет не нужен. За него
тоже ведь платить надо.
- А за что не надо платить? Дайте, дайте мне адресочек, где что-нибудь бесплатно дают! Ну, наливай! -
Гела протянула Ноне свою рюмку.
Выпили за новоселье, за здоровье, чтоб хозяйка не обижала, чтобы денежки с неба падали и кучкой, кучкой возле ног собирались. И чтобы Ноне удалось подольше пожить в хоромах и, наконец, найти приличного кавалера с собственной квартирой, а болтливых никчемных поэтов надо гнать и гнать. Чтобы Гела тоже нашла достойного поклонника, наряды-то надо надевать для кого-то, а не только для себя, а романсы свои петь тоже кому-то... Чтобы Мира... А у нее и так всё хорошо.
Короче, напились здорово. Ну, не как мужики напиваются, а только как женщины. То есть, вполне в своем соображении и в своей памяти. Только в головах легкость светлая и почему-то грустная, и память что-то подсказывает, нашептывает изнутри, мол, когда же, если не теперь...
- Мне хочется рассказать вам, девочки, одну историю... - тихо проговорила Гела.
- Свою? - спросила Мира по своей привычке всё уточнять.
- Свою, - подтвердила Гела. - Я ведь не говорила вам, что со мной происходит...
Нона и Мира уставились на подругу. Особенно пристально Мира, она чужие истории, более всего любовные, обожала выслушивать. «Своих-то у меня давным-давно не имеется, - объяснила она однажды свой интерес. - При моем верном муже какие истории? Шаг влево будет считаться за побег. Или самоубийство. А дети? Они ведь не поймут, хотя и большие».
У Ноны и Гелы тоже дети, и тоже большие. У Ноны сын – вольный художник. То есть, живущий вольно: где хочу, там живу, с кем хочу, с тем, вернее, с той, сплю, и вообще, не трогайте меня!
У Гелы – дочь. А взрослая дочь – это сложные проблемы, потому что всякая дочь – сложное существо, которое растет-растет, смотришь, и выросло уже, но... всё равно всё непросто.
У Миры сын и дочь. То есть, проблем вдвойне. Вернее, раньше были проблемы. А теперь тихо-спокойно, дети отдельно, Мира с мужем отдельно. Поэтому всё хорошо.
Но замужняя женщина и женщина свободная, как говорят в Одессе – две большие разницы. Хотя разниц не две, а одна – в наличии или отсутствии мужа. «А что лучше, хрен его знает», - сказала как-то Нона. И была, как всегда, права.
- Ну, рассказывай! - почти хором потребовали Нона и Мира.
ГЕЛА
- С месяц назад у меня дома раздался телефонный звонок... Нет, не так. Мне кто-то звонил два дня подряд, но я на работе была. Дочка записала номер и дала мне, но я не поняла, кто это. Какой-то Гарик... то ли Гарий? Дочка сказала, что не разобрала, и что он просил перезвонить. Но я не стала. У меня нет знакомого Гарика, или как там его. Но он опять позвонил, и я взяла трубку. Голос был не то, что знакомый, но... я бы сказала – давний, если можно так выразиться о голосе, скорее не сам голос, а интонации. «Гела, - сказал давний голос, - наконец-то! Наконец-то я слышу тебя! Я десять лет хотел этого... Я всё о тебе знаю».
У Гелы дрогнуло лицо и искривился в страдальческой гримасе красивый, очерченный розовой помадой рот. Она отпила глоток вина из бокала и продолжила:
- Ему и имени уже называть не надо было. Я поняла, что это Гарик. Только про десять лет не поняла. Потому что с тех пор прошло гораздо больше лет. Но он объяснил... позже.
Гела замолчала, вздохнула.
- Он был тогда невероятно отчаянный и воинственный, вечно попадал во всякие истории. Из-за подобной истории мы и расстались. А может, по другой причине, уж очень разные мы были. Мне было всего-то шестнадцать лет. Это сейчас в таком возрасте все про всё уже знают, и даже на практике. А я – совсем девочка, невинное и простодушное создание. А Гарику было уже двадцать два, высокий, черноглазый, с шикарной каштановой шевелюрой, нос с горбинкой... красивый взрослый мужчина в моих глазах. Он и был таким. Но, несмотря на громадную разницу между нами, и не только в возрасте, мы любили друг друга. Гарик меня берег, и сам не трогал, и зорко следил, чтобы никто не посмел приблизиться. Встречал после школы. Не позволял одной никуда ходить. Я девочка видная, красивая, парни стреляют глазами... городок маленький, южный, мало ли что. Мы в кино ходили, гуляли вечерами. Мы целовались... Иногда он так увлекался, начинал сильно обнимать и целовать безумно, но всегда брал себя в руки. Говорил, что когда я закончу школу, устроим свадьбу на весь город. Какая свадьба, мои родители его на дух не выносили, особенно мама. «Проходимец, жулик», – как только не обзывала. Она запрещала мне с ним гулять, а я вечером в окно выскакивала. Права мама была. Я еще школу не успела закончить, а Гарик уже в тюрьме оказался. Представляете – член воровской шайки! Нет, вы не можете представить этот ужас. Хотя, мама не удивилась нисколько. Но Гарик скоро вышел, какой-то его влиятельный дядька похлопотал. И снова наша любовь закрутилась, какая-то еще более сумасшедшая. Кажется, я уже была готова на всё, во всяком случае, близка к решительному поступку. Я тут десятый класс как раз закончила и мама решила меня отправить в медучилище, в другой город, подальше от «беспутного» Гарика. Никакие возражения не принимались, только скандалы грандиозные выходили. Билет на поезд был куплен, осталось попрощаться с любимым. Но не пришлось. Гарик накануне прощания, на которое я возлагала свои, особенные, надежды, опять угодил в тюрьму. Какой-то большой дорогой магазин грабанули. «Теперь надолго сел», - сказал мне его приятель, по осторожности не участвоваший. Я в слезах уехала и два года училась, на медсестру. Роман у меня там случился со студентом соседнего мединститута, но несерьезный с моей стороны. Что-то меня сдерживало, хотя парень исстрадался и замуж звал, и квартиру отдельную обещал, и всякие другие блага.
Но я вернулась в свой город и устроилась работать в поликлинику. Прошел еще год... и в окно поздним вечером постучали... Гарик изменился, очень. Один глаз поврежден, веко перекошено, темный шрам дугой у виска. Сам нервный, дерганый. Даже речь другая стала, грубая, словечки какие-то. Но он казался мне всё равно красивым и даже почти прежним... Я опять сошла с ума, но теперь уже гораздо серьезнее. Гарик сказал, что он теперь живет отдельно от родителей, снимает комнатку на окраине, назвал адрес...
Я и отправилась туда на другой же вечер, после работы, он ждал меня, мой первый мужчина. Но... торопливость, какая-то отчаянность в стремлении догнать прошлое, несвежая постель, беспорядок, замызганная посуда. И он мне... чужой. Я еще раз приходила к нему, и всё... Любовь наша как-то враз закончилась. У меня, во всяком случае. А он примирился с этим. Так мне казалось. Я довольно скоро услышала, что он женился.
Гела смолкла. Допила вино, зажевала виноградиной. Нона налила ей еще. Луч вечернего солнца скользнул в открытое окно, пронизал хрустальный бокал и заискрился в нем, заиграл.
- И что? - осторожно спросила Мира. - Это звонил он? А почему сказал про десять лет? Это же когда у вас было! И ты уже здесь четырнадцать!
- Потому что он десять лет, как здесь живет. В Иерусалиме. Полтора часа езды отсюда. И он... хм... все десять лет хотел мне позвонить. Он знает, где я живу, знает, что одна. Всё обо мне знает. Но не решался. Ну да, да, потому что женат. На той, что тогда женился. Очень удачно, богатой оказалась, когда родители умерли и наследство оставили. Он с женой приехал потом сюда и квартиру купили. А дочь с мужем пока там живут. И десять лет он обо мне мечтает... А сейчас... жена уехала на родину, дочь повидать, на целых две недели, и он... решился. Вы не поверите, девочки... но я согласилась встретиться. Приехать к нему. Он три дня подряд звонил, говорил, как хочет меня увидеть, как мы поедем на машине и туда, и сюда, и в лучший ресторан... и в лес на пикник... И я решилась. Я подумала – загнусь скоро от одиночества. Я хочу, чтобы меня кто-то целовал, так хочу! Хочу услышать слова про любовь, и что я всё еще красивая... Я жажду всего этого! Я купила Гарику подарок – набор мужских духов в красной атласной коробке, и каждый флакон в виде длинной сигары. Я как увидела в магазине, так обрадовалась – вот то, что я могу ему подарить! Я две ночи не спала, обдумывала, что надену, чтобы он сразу обомлел, что с собой возьму, какие наряды, какие украшения. Я побежала в фирменный магазин и купила обалденное платье. Я была такая счастливая... вы не поверите...
Гела вдруг заплакала, схватила со стола салфетку и прижала к лицу.
- Он... он позвонил и сказал... - Гела вытерла лицо, взяла свой бокал и сделала несколько больших глотков. Успокоившись и вздыхая, продолжила. - Сказал, что передумал... Да, так и сказал. Что боится осложнений, что жене донесут, что в таком возрасте не стоит совершать глупости и пытаться что-то менять в жизни... Как будто я за него замуж собралась, да у меня и мысли такой не было!
- Испугался, - сказала Нона. - Все мужики трусливые, все!
- Да чего ему бояться было? Ну чего? Я не собиралась разрушать его семейную жизнь! Я хотела... я хотела немного радости для себя, немного любви... Он же сам сказал, что десять лет мечтал увидеться. Значит, и все прежние годы думал обо мне. Всё это меня так тронуло... я так загорелась... я летала... Лучше бы он совсем не звонил мне, вот зачем позвонил, зачем?
- Гела, успокойся, не переживай так, - сказала Нона. - Ведь, как ни крути, всё что ни делается, оказывается потом, что к лучшему. Вполне мог бы случиться тяжелый и ненужный вам обоим роман... с плохим концом. Как будто ты не знаешь, какие они, все мужики, не убеждалась прежде. Эгоисты страшные, только о себе думают. Сам позвонил, сам позвал, встрепенул женщину, а после в кусты... Зачем? Эх! - Нона махнула рукой. - Давайте я вам другую историйку расскажу, свою... Да вы ешьте, ешьте, вот колбаска, а здесь салат вкусный...
НОНА
- Я работала в то время в одной редакции, научно-техническую литературу выпускали, журнальчики умные всякие... Я университет закончила, химический факультет, ну и устроилась туда, на приличную работу, среди интеллигентных людей. Молодая была, одинокая, любви хотелось. И влюбилась в редактора, самого главного. И он в меня...
Нона поправила рукой пышные светлые волосы, пригубила вино. Серые большие глаза заблестели.
- Какой роман у нас закрутился! При жене в соседней, с кабинетом главного, комнате. Она постоянно умудрялась заходить к нему в тот момент, когда я там была, как будто стену чувствовала, когда я туда направляюсь. Правда, ни разу нас не застала в неподходящий, так сказать, момент. Потому что моментов этих на работе не случалось. Мой редактор был очень осторожен. Я думала, что он просто смущается. Стесняется. А он жены очень боялся. У них уже дети были, двое. Прочная с виду семья. А тут я со своей любовью. Но что я понимала? Люблю и всё, никаких гвоздей! И мы после работы... по каким-то углам... по подъездам... одни обжимания и поцелуи, ничего больше, условий-то нет для большего. Хотя у меня была комната, снимала я ее у одной старушки. Старушка сразу предупредила: «Любовничков не води, выгоню». И я боялась, найти ведь жилье тогда было очень трудно. Ну и вообще боялась, сама не знала, чего, хотя и не девица красная, уже в разводе была после краткого скоропалительного студенческого брака. Он не настаивал чтобы «ко мне», я тоже не звала, а вдруг... «поматросит да бросит», и я опять останусь одна...
Но любовь пересилила. После одного случая, когда на служебной вечеринке, то ли по случаю нового года, то ли другого праздника, не помню, мой редактор расчувствовался и публично почти признался мне в любви, в присутствии жены! И даже подошел и поцеловал в щеку, возле самых губ. Потом и к другим женщинам подошел и обнимал всех по очереди... но ведь никого не целовал! Жена загорелась красными пятнами и выскочила за дверь. А мой редактор пошел меня провожать. По пути полностью протрезвел, тем не менее, попросился ко мне домой. Сказал, чаю хочется, хорошего, как у меня. Все знали, что я люблю хороший чай. Мы вошли очень тихо, было уже поздно, и старушка давно должна была крепко спать.
Мой редактор огляделся. Снял плащ, бросил на спинку стула. Я молча смотрела на него, я ко всему была готова. Он сел на диванчик, наблюдал, как я накрываю на стол, включаю чайник, ставлю посередине бутылку вина. Неожиданно схватил меня, когда я проходила мимо, притянул к себе на колени... расстегивал мне блузку, осыпал шею и грудь поцелуями, дышал тяжело... Вдруг замер. Резко оттолкнул меня и встал. Сказал, с каждым словом остраняя меня от себя всё дальше и дальше: «Если я... Если я останусь здесь сегодня, то я останусь навсегда. Маша этого не переживет... и дети... тоже». Он взял со стула плащ и пошел к двери. Оглянулся на пороге: «Прости».
Нона печально вздохнула. Видно было, что воспоминания разбередили ее, разбудили давно забытые чувства. А возможно, что и не забытые.
- А дальше что было? - не удержалась от вопроса Мира.
- А дальше... ровно ничего не было. Он даже перестал смотреть в мою сторону. Жена просто сияла. А мне каково было? Я всё думала: надо было тогда удержать его, обнять, не пустить. И он остался бы, как сказал, навсегда. Почему я не решилась? По молодости, по глупости. А вот он... зачем он ко мне зашел? Он-то старше был, умнее, дальновиднее. Зачем тогда пошел, зачем?
- Да-а-а... действительно... - вздохнула Мира. Все трое принялись молча доедать салат.
- А хотите, я вам тоже кое-что расскажу... - Мира отложила вилку. - Вы думаете, что со мной ничего не происходит, а вот и ошибаетесь.
МИРА
- Я много времени провожу у компьютера. Читаю, сама пишу что-то... Как-то попала на сайт «Одноклассники.ру». Совсем случайно. Сначала просто разглядывала, надписи разные. Потом зарегистрировалась. Нашла свою школу. Списки окончивших ее в разные годы. Фотографию школы. Растрогалась. И, рассматривая школу, окна, калитку, входную дверь, подумала: а что, если... что, если попробовать найти его? Здесь? Найти свою первую, самую первую любовь, неужели это возможно?..
Я не буду вам рассказывать, что у нас было, и как. Да не было ничего, о чем вы могли бы подумать. Годы совсем другие были. Но, может, поэтому и любовь тогда другая была, раз помнится всю жизнь... И всю жизнь мне хотелось увидеть его. Это была идея-фикс. Ну и вот... я таки нашла его. По спискам закончивших нашу школу в разное время. Но я нашла не совсем его. Я нашла его детей. По его редкой фамилии. Взрослых детей, которые тоже учились в этой школе. И зарегистрировались на этом сайте, со своими фотографиями, с новым местом жительства, указанным в анкете. Жили они теперь совсем в других краях. Отсюда очень далеких. Там на сайте, можно было писать письма. И я написала, старшему сыну. Он мне ответил. Написал, что передал отцу мой привет. И что отец помнит меня. И тоже передает мне привет. Сема передает мне привет! Он меня помнит! Я не могла в это поверить. Как и не могла представить, какой он сейчас. В памяти-то стоит худощавый мальчишка, в курточке, в кепке, держит за руль велосипед... как на фотографии, что запрятана в коробку, вместе с другими старыми снимками. И я стою там, рядом, в белом берете, в коричневом пальтишке. Отчаянно влюбленная, день без него казался зря прожитым. И не представлялось никак, хотя и думалось, что наступит время, и мы уже не увидимся никогда. В это верилось с трудом. Вернее, я никак не хотела верить. А мы расстались. У него появилась другая девушка, она тоже в нашей школе училась, потом он на ней женился. На крыске-Лариске. Как-то я это пережила, выхода другого всё равно не было, только пережить. Вру, я так с этим и не справилась. Однажды я пошла в кино, с подругой. И случись же такое, Сема пришел тоже, со своей женой, она с большим животом... Она сидела возле меня, он с другой стороны рядом с ней. А что такое значит – жена человека, которого любишь? Да ничего! Она никто. Только он что-то значит, и ты сама. Жена – никто. Как предмет мебели, зачем-то пребывающий рядом. Вот так думают в юности. А некоторые так и думают всегда.
Фильм я, конечно, не видела. Косилась глазами в одну сторону. Сема мне, когда садился на место, приветственно кивнул. От одного его кивка я была счастлива. Его жена меня абсолютно не интересовала. Небось, давно надоела ему, бесцветная остроносая блондинка, крыска-Лариска. А он вдруг бесцветной блондинке ладонь свою на ее руку положил... и даже сжал эту руку. От экрана шел свет, и я всё это увидела. Я же только туда смотрела. И была просто шокирована. Я ничего не поняла. Настолько глупа еще была, настолько не понимала, что значит – муж и жена. Понимала как-то всё наооборот, мол, жена – это скучно и не очень нужно, ну как у Чехова, и зачем Сема вообще женился, глупость какая... А это я была еще глупа, юна и необразована во взрослой жизни. Но всё проходит. И глупость и юность. Но есть нечто, что не проходит никогда. И цепляет, цепляет тебя всю жизнь. Увидеть! Идея-фикс, я же сказала. Но и тут не пришлось. На фотографиях младший похож на него, глазами и скулами, а старший, который ответил мне, совсем другой, на ту блондинку, крыску-Лариску похож. Подумать только, я же рядом сидела, с ним, этим сыном, он еще в блондинке внутри был... И сын, который так похож на нее, и совсем не похож на своего отца, пообещал мне прислать электронный адрес папы...
Но не прислал. И я больше не писала ему, не спрашивала ничего. Значит, папа не захотел.
Зачем ему это? Переписка, ненужная вовсе. И я подумала: а мне это зачем? Тоже ведь не нужно. Смысла никакого нет. С возрастом мы во всем смысл ищем. Так что правильно, что адреса его нет у меня. Мне нечего было бы ему сказать. Вернее – не нужно ничего говорить.
Но я ведь рада, девочки! На самом деле! В сущности, я достигла своего. Я узнала, где он, с кем, и даже чем занимается. И его детей увидела. Можно сказать, его жизнь проследила. А увидеть? Пускай только на фото? Взрослого чужого мужчину, может, сильно постаревшего, может неузнаваемого, совсем другого, может, это уже и не Сема вовсе... не тот Сема. Пусть останется в памяти, каким я его помню. Только не спрашивайте меня, зачем мне всю жизнь хотелось его увидеть? Я сама не понимаю. Вот зачем?
- Ну, ты же сама сказала, - пожала плечами Нона, - идея такая у тебя была. А его на самом деле так звали? Или ты для нас имя придумала?
- Какая разница? Зачем вам это?
- Действительно. Может, Мира вообще всё выдумала, для нас специально, - заметила с улыбкой Гела.
- Ну да! Я же вообще придумщица, вы же знаете, - рассмеялась Мира.
- Так, девочки, давайте допивать, доедать, и всё уберем. А то скоро моя хозяйка придет. Выйдем, погуляем, сейчас уже не жарко...
Поздно было, когда подруги разошлись на освещенной улице, каждая в свою сторону...
Нона вошла в квартиру и поняла, что хозяйка уже дома – в ванной шумел душ. Надев в прихожей тапочки, она направилась через темный салон в свою комнатку. Когда проходила мимо стола, снова накрытого хозяйской шелковой скатертью, ей почудились за столом три мужских фигуры... они о чем-то тихо переговаривались и ... раздался чуть слышный звон бокалов... Нона вздрогнула и включила торшер, стоящий возле дивана.
Было пусто, тихо и светло.
